Анна Каренина reenасtmеnt

Людмила Зинченко
                АННА КАРЕНИНА reenасtmеnt

Анна стояла перед зеркалом и пыталась застегнуть на спине тугую молнию маленького черного платья, которая не сходилась на ее располневшей фигуре. Внезапно она услыхала звук давящих щебень колес и, выглянув в окно, увидала черный джип мужа с питерскими номерами, который парковался у подъезда; а затем шляпу Алексея Александровича и столь знакомые уши. “Вот черт, принесло", – подумала Анна и так ей показалось ужасно и страшно остаться теперь наедине с мужем, что, откинув так и не застегнувшееся платье и едва запахнув халат, она ни минуты не задумываясь, выбежала навстречу гостям с веселым и сияющим видом:
– Ну наконец, – чмокнула она в щеку Алексея Александровича – надеюсь ночевать? –  и протянула заму его, Слюдину свою полную, красивую руку – Вы на авиасалон? Я бы с вами, да с девчонками уже списались.
– Не стану разделять лучших подруг – как всегда иронично сказал Алексей Александрович, давя с издевкой на слово “лучших”.
Они зашли в гостиную. Анна держалась так просто и непринужденно, что сама удивлялась в себе этой способности лжи. Более того, ей казалось, что она одета в непробиваемую кольчугу и ничего, решительно ничего не выведет ее из себя. Никто не смог бы заподозрить ложь в этом существе, лишь один Алексей Александрович, знавший свою жену, как никто другой, с горечью думал, что душа ее стала теперь закрытой для него и, возможно, навсегда.
Анна шутила, разливая чай, непринужденно болтала и ей казалось, какая-то неведомая сила проникала внутрь, меняла ее и поддерживала.  А другая, настоящая Анна, с отвращением смотрела в это же время на крупные белые руки Алексея Александровича с вздувшимися венами и все его движения – как он мажет паштет на хлеб, вытирает жирные губы салфеткой и в особенности, как он время от времени похрустывает суставами пальцев, вызывали в ней приливы ненависти.
Двухэтажный коттедж, что снял Каренин для жены, этим летом был полностью в ее распоряжении. Отношения Анны с ее бойфрендом Вронским зашли в ту стадию, когда никто, включая самих любовников, не мог уже ни на что повлиять, и роман, который вспыхнул в Питере прошлой зимой, развивался по своим законам, затягивая в свой очаг всех, кто находился рядом. Поэтому Алексей Александрович решил устраниться и снял для Анны этот, стоящий немалых, кстати, денег, коттедж в Барвихе, а сам, забрав их восьмилетнего сына Сережу, остался в питерской квартире. Анне он поставил два условия: первое – не придавать огласке их семейные проблемы. Он предупредил жену, если что-то просочиться в СМИ, он тут же подаст на развод и лишит ее денежной помощи. “В конце концов можешь подавать на алименты” – пригрозил он.  Анна хорошо понимала, что Каренину это не нужно, а главное – не выгодно, будучи высокопоставленным чиновником в правительстве Санкт-Петербурга он ждал повышения и перевода в Москву. Вторым условием было исключение любых контактов с сыном. И если первое для Анны оказалось несложным – ей было достаточно общества Вронского и нескольких подруг (даже выходить из-за высокого забора особняка не было большой нужды), то не видеть сына для Анны оказалось настоящей мукой. Недавно она сделала глупость и на День Рождения Сережи метнулась в Питер, ворвалась к нему в комнату с коробкой LEGO, но охранники так быстро вывели ее, что даже сына она толком не разглядела.  Алексей Александрович долго потом припоминал ей эту выходку.
Замуж Анна вышла рано и, прожив с мужем несколько лет, лишь прошлой зимой поняла, что такое настоящая любовь. Бороться с этим чувством, к тому же взаимным, у Анны не было ни сил, ни желания. Алексей, ее любовник (и тезка мужа по какой-то прихоти судьбы), тут же переехал вслед за Анной в Москву и, задним числом, подмазав кой-кого в штабе, получил перевод в элитную эскадрилью, что базировалась на подмосковном аэродроме.
Казалось бы, все складывается хорошо, однако через некоторое время в отношениях любовников стали появляться трещины. Яркий пожар первой страсти понемногу затухал и обнаруживал то, чего раньше они не замечали. Вронский упорно настаивал на разводе. Оставаясь женой другого человека, Анна поступает нехорошо по отношению к нему, Алексею Вронскому, и здесь, как ему казалось, была задета его честь.  Анна соглашалась на словах, но ей мешала устоявшаяся за 8 лет замужества привычка к luxery.  Она была уверена, что для рая с милым больше подходит особняк, нежели шалаш, а в случае бракосочетания, им пришлось бы переехать в двухкомнатную квартиру Вронского. Немалую роль в осложнении их отношений играло отсутствие Сережи, по которому Анна скучала смертельно, а тоску и обиду свою выливала на близких. И наконец, вероятность длительной командировки Вронского в Сирию, совершенно омрачила их сожительство. Истерики участились, Анна обвиняла во всем Вронского и страшно его ревновала.  Нервное состояние передавалось и ему, он кидал в Анну злые, оскорбительные слова. Потом они вместе плакали, мирились и жили до новой ссоры. На Анну нападала беспричинная тоска, которую Вронский называл про себя “перманентным ПМС”, все для нее становилось  гадким, противным  и первым в этой череде, разумеется был ее муж, Алексей Александрович, которого она ненавидела теперь чистой и белой ненавистью.
– Я читала в Космо, что женщины любят мужчин даже за их пороки, я ненавижу sugar daddy за его достоинства, хоть он меня  упаковывает, сделать ничего не могу – призналась как-то Анна своей подруге Кате – мне ничего не светит кроме…
– Смерти, – додумала про себя чуткая Катя, но не стала произносить это вслух.
– Брось, Анька, подумай о сыне, – сказала она тогда, но слова подруги  запали ей в душу.
Понемногу Анна начала увлекаться психотропными веществами. Сначала они вместе с Вронским забивали косячок вечерами.  Потом, если Алексей поздно возвращался со службы, он нередко, а дальше все чаще и чаще, заставал Анну обкурившейся до полу обморочного состояния. После новогодних праздников MDMA стали тем необходимым горючим, без которого не могла работать машина близких отношений между любовниками. Аффектация, общительность, приступы веселья и любви ко всему миру (она начинала названивать знакомым, болтать, смеяться, переписываться в чате – будто возвращалась та прежняя, жизнерадостная Аня) стали сменяться приступами депрессии. К началу весны она очень похудела, стала нервной, могла уволить домработницу ни за что, накричать на водителя и, конечно же, продолжала устраивать регулярные сцены Вронскому. Эти припадки ревности в последнее время все чаще находившие на нее, ужасали и охлаждали Вронского, кроме того, ее страсть к дорогой одежде, которую она беспрерывно заказывала в интернете, нарочито сексуальные позы, кокетство, призванные возбуждать в нем желание, делали противное – все больше и больше отталкивали Вронского, и он начинал понимать, что так жить нельзя.

Весеннее утреннее   солнце заглядывало в полу-пустой зал Жан-Жака, делая местами совершенно алыми красные стены и прыгая по черным и белым клеткам  кафельного пола. Официант принес чай на маленьком круглом подносе. Даша с Катей на минуту замолкли и тут же шепотом перешли на французский.
Со стороны можно было подумать, что две лесбиянки воркуют друг с другом за брекфестом, – так близко, в обнимку, сидели подруги на черном кожаном диванчике. Cosy chat, завязавшийся между ними касался известного лица и их лучшей подруги, поэтому они не могли допустить чтобы эта информация дошла до чьих бы то ни было посторонних ушей.
 – Non mais decidement, je ne comprends pas pourquoi Anna ne demande pas le divorce. Apres tout, vaut mieux couper la queue du chat d’un coup plutot qu’en petits morceaux. Maintenant elle est obligee de rester chez elle pour pas qu’un blogger puisse l’apercevoir avec Vronsky.
– Relax, ma belle Dolly. Anna n’y peut rien, Karenine ne divorcera pas tant que ca peut nuire a sa carriere.
Ma pauvre Anna, je m’inquiete tellement pour elle.*
– Я очень боюсь теперь за нее, в таком состоянии можно и под поезд броситься.
– Да она конечно сейчас на пределе, хотя Анька всегда не умела  сдерживать себя. Помнишь pendant l'aeroshow, quand Vronsky a failli s'ecraser dans son avion de chasse, c'etait quoi deja son surnom rigolo...
– Frou-Frou, – s'est rappel Kitty.
– Exactement. Et bien quand il a fait la boucle, Anna a hurle. Heureusement que Karenine etait en train de donner une interview et les journalistes ne se sont pas apercu de sa crise d’hysterie.**
– Смотри-ка, что она в Твиттере пишет: “На то и дан человеку разум, чтобы избавиться от того, что его беспокоит.”

Наступление весны принесло некоторые перемены и в жизни Алексея Каренина. Стараясь заглушить в себе боль и стыд за свое положение, он прибегал к другому наркотику, которым часто пользуются обманутые мужья – этим средством была работа. Его день начинался в 6 утра с пробежки, если погода позволяла, или с качалки, или с бассейна. Потом начинались деловые встречи, телефонные разговоры, планерки, летучки, конференции, лекции, и снова встречи, беседы, – словом, все что угодно, лишь бы не слышать в себе глухую боль обманутого, нелюбимого мужа. Так и с Сережей он виделся, в лучшем случае, вечерами, чмокнув и сказав ему "спокойной ночи, молодой человек".
Это ироничное обращение "молодой человек", которое папа использовал теперь, пугало и мучило Сережу и он, своим чутьем восьмилетнего ребенка, понимал, что папа забил на него и уже не любит его так как прежде, а мама, милая родная мама, по которой он проливал столько слез по ночам, больше никогда не будет с ними. Мальчик отдалялся от всех, стал замкнутым и все время проводил за компьютерными играми.
Столь энергичная деятельность Каренина, которая в высших кругах считывалось, как служебное рвение, не могла остаться незамеченной. О нем заговорили в министерстве, как о самом перспективном руководителе, а в апреле, когда ушел в отставку его непосредственный начальник, А.А. Каренин возглавил Министерство Экономического Развития. Разумеется, быстрый карьерный рост сопровождался ростом числа недоброжелателей, оттого и развод с неверной женой казался немыслимым теперь даже более, чем раньше.
Даша в апреле родила четвертого, мальчика. Она быстро оправилась от родов и в мае уже спокойно выходила в люди, оставив малыша бебиситтеру. Катя к этому времени вышла замуж за своего давнего поклонника Костю Левина, это была счастливая пара, несмотря на некоторые странности супруга, например, он мечтал уехать с женой в деревню, открыть фермерское хозяйство и косить там сено.
Однажды, майским утром у Кати зазвонил телефон. Это был Вронский, его голос дрожал:
– Кать, по старой дружбе, помоги. Я просто не знаю, что делать, Аня мне все мозги вынесла, сейчас перебила всю посуду в истерике, потому что я уезжаю на дачу к маме. У нас там дела по недвижимости, мы неделю списывались, Анька вбила себе в голову, что я встречаюсь там с Сорокиной. Может заглянешь к нам, а? А то, боюсь, вдруг что взбредет в голову на отходняке, понимаешь меня? Может Дашку возьмешь?
– Окей, – вздохнула Катя, – съезжу.
– Тогда я бегу, на электричку опаздываю, Кать, я твой должник.
В Барвиху Катя приехала лишь к часу, Даша была уже здесь. Она крикнула:
–¬ Сторож сказал, что Анна Аркадьевна поехала на Ленинградский вокзал.
– Вау! – ахнула Катя. – Садись, погнали туда.
На Комсомольской площади, разумеется, найти никого не удалось, Катя только поругалась с татарином на парковке, толстым и сияющим, как своя блестящая бляха с надписью ЦО. Девушки метнулись к поездам, и, разумеется, в вокзальной суете не увидели знакомых.  Проходя мимо поезда “Лев Толстой”, что готовился к отправлению, Даша, холодея внутри, спросила у полицейского:
– Простите у вас ЧП сегодня не было? Мы подругу ищем.
– Не, все спокойно.
– Точно?
– Да бросьте, девчонки, случись что, у нас бы все давно на ушах стояли.
Катей с Дашей отправились снова в Барвиху. Едва они выехали за МКАД, как туча, долго угрожавшая дождем, надвинулась и хлынул ливень. Ливень был непродолжительным, солнце скоро выглянуло и крыши дач, старые липы по обеим сторонам улицы блестели мокрым блеском, с ветвей весело капало, а с крыш бежала вода. Катя нажала звонок на сырой калитке, снова ответил охранник: "Никого нет дома".
Девушки сели в машину, Даша задремала. Прошло часа три, стало понемногу темнеть. Наконец, на дороге появилась знакомая фигура. Анна шла, опустив голову и играя кистями шарфа. Лицо ее блестело ярким блеском, но блеск этот был невеселый, он напоминал страшный блеск пожара среди темной ночи. Увидев подруг, Анна подняла голову и, как будто просыпаясь, улыбнулась:
– Приветики.
– Ань, нужно поговорить.
– Что такое? – переспросила она и с удивлением посмотрела на них, поправляя свой черный шарф. – О чем это? Ну ок, пошли в дом, правда я устала, только из Питера и лучше бы спать.
– Аня, мы волнуемся за твою жизнь, – настойчиво сказала Даша, когда они зашли в гостиную – мы хотим предостеречь тебя, – она говорила, смотрела в эти страшные теперь глаза Анны и понимала бессмысленность своих слов. – Пока тебя не было, мы обзвонили все морги, все больницы. Мы даже поехали на Ленинградский вокзал за тобой.
– Ах это? Алеша и вами манипулирует. Он утром мне окончательно вынес мозг, ему непременно нужно было встретится с этой сучкой Сорокиной. И пока он на даче, я в Питер метнулась на Сапсане, вжик-вжик, туда-обратно.
– С Сережей повидаться?
– Видела его мельком из машины, совсем взрослый стал. Но я решила дела разрулить, наконец.
– Помирилась с Алексеем Александровичем? – выдохнула Катя.
– Ну что ты, – ответила Анна, принимаясь своими некогда пухлыми, а теперь очень худыми, но по-прежнему красивыми руками, расчесывать волосы. – Поздно, поздно, совсем поздно. Назад пути нет. Я отравила его.
– Что?
– Что слышали. Мы списались, я сказала, что нам надо встретиться без свидетелей, забили стрелку, потрещали часик. Прикиньте, он поверил, что я хочу к нему вернуться, бла-бла-бла и уже пообещал завещание переписать. И пока этот дятел в уборную ходил, я ему кой чего в мартини подсыпала. Да не волнуйтесь вы, меня никто не засек, если вы, конечно, не стукнете. Средство мое замедленного действия, – хохотнула негромко Анна – Не верите?! – спросила она, блеснув глазами и откинув назад свои длинные черные волосы. – Сейчас я докажу, посмотрите, – она вынула свой десятый из розового кожаного чехла, и пальцем с идеальным маникюром, черный лак с серебряными блестками, принялась скроллить экран. На ее странице в Instagram был почти пустой бокал мартини на белой скатерти. Внизу был тег #boneappetit.
– Ну? Смотрите сколько лайков!




* – (я решительно не понимаю, почему Аня не требует развода. В конце концов хвост коту лучше рубить сразу, а не отрезать частями. Теперь она вынуждена сидеть дома, лишь бы не дай Бог какой-нибудь блогер не увидел ее вместе с Вронским.
– Релакс, детка. От Анны ничего не зависит, Каренин не даст ей развода
– Ах бедная Анька, как я боюсь за нее.

** Во время авиасалона, когда Вронский чуть не разбился на своем истребителе, он еще имя ему дал какое-то смешное…
– Фру-фру.
– Точно. После его мертвой петли, Анна в голос закричала. Как хорошо, что Каренин в это время давал интервью и журналисты ничего не заметили.