«Ну что вы ко мне прицепились – расскажи да расскажи. Сто раз уже рассказано - пересказано. А я причем, что ты не слышал? Вон у мальца спроси, он все расскажет, что помнит. А что не вспомнит – приврет. Не без этого. А чё, у нас все просто. Как будто ты вчера замуж вышел. Да лано, не цепляйся к словам. Парень, а ты вообще кто? Журналист? Понятно. Че понятно? Да так это, к слову. Эй, журналист, а не найдется у тебя закурить? Ишь ты, «LM», а покрепче есть че? Нет? Жаль. Ну да ладно. Давай. Нет, ну ты жук! Да не пойму я что-то. Ничего ж такого стратегического не случилось, а вас, журналюг, как медом сюда. Не обижайся, у нас тут все просто. Ну, че рассказывать. Понятно, что по-порядку. Ну, хорош, уговорил. Так уж и быть. Расскажу.
Значит, дело было так. Проснулся я как-то. Эй, ты ж сам просил в подробностях. Значит, терпи, а че надо - записывай. А, уже записываешь. Дихтафон, говоришь. Ну, хорошо, пиши. Проснулся я как-то. Утро было хмурое, не доброе. А мы с Митричем по грибы собирались. Ну, мы это для старух наших по грибы, а так ты и сам понял, по какие грибы. В случае появления вопросов, у нас на станции бы купили. А тут прямо ураган с утречка собирается. Думаю, плакали наши грибы. Решил, отлежусь, Митрич и сам все понял. А тут моя старуха белены объелась. Хочу, мол, пироги с грибами. Сходи в лес, Василич, собери. Ты че, грю, белены объелась, на улицу глянь, ветрище. Старуха то у меня молчаливая да работящая, а как заведется – спасу нет. Даже не стал с ней спорить, пошел, значит, я.
А места-то у нас, самые, что не наесть грибные. Иду, значит, я, с ветром борюсь, старуху мою поминаю. Захожу, значица, в лес. А тучи на тебе все хмурятся, ветер деревья гнет к земле матушке. Какие уж тут грибы-то. И вдруг, вижу, девица меж деревьев идет. И че, самое интересное, будто и ветра для нее нет. Чудо, да и только.
«Эй, грю, девушка, красавица, да и что ты тут делаешь одна-то, в день такой ненастный?»
А она ко мне подошла, молчит все да улыбается. Странно как-то. Отступаю я. А она все ближе и ближе. Молчит да улыбается. Дурная такая и не наша-то, не деревенская. А одета в сарафан, в какой моя старуха по молодости бегала. Щас такие только в музейнах да в архивах хранятся. Что говоришь? В архивах не хранят одежу? Ну да ладно. А на голове кокошник да коса длинная.
Не стал я судьбу пытать, деру дал. Бегу, значит и оглядываюсь. А девица-то не отстает. Ох, грех-то, а не бежит-то она, вот в чем дело-то. Будто поверх травы плывет. И вдруг слышу я, да не ушами-то, журналист, пиши, не ушами, а в голове у меня. Телепатия, во! Вот, слышу я голос девичий, мол, не бойся меня, старик, постой, дело есть. Ну а я, что, трус что ли. Остановился. Че за дело, грю.
« Хочешь, говорит, Землю из космоса увидеть?»
«Думаю я, а че ты мне это говоришь. Я, грю, конечно, знаю, как выглядит Земля. А ученым это интереснее было бы».
« Нет, грит, девушка, я тебе хочу показать».
Стою я, репу чещу, думаю, а че моя старуха скажет. Пошел, мол, за грибами и пропал.
«Ты не волнуйся, говорит, мы тебя во времени вернем в точку исхода». Не понял я тогда, че она сказала, но поверил. А как такой красоте не поверит, но и согласия сразу не дал. Характер, стало быть, показывал.
Конечно, интересно, можа это, но и я не дурак. Видел, че вы с людьми делаете. Девица улыбается:
« Нет, грит, мы другие».
Мы да мы, а много ли вас?
« Трое, грит».
Ага, думаю, все ты мне скажешь, это ж секретно. Ну а мне то, спрашиваю, зачем лететь, коли я по телевизору могу увидеть. А девица мне и говорит: что не только Землю покажут, но и жизнь ихнею увидать можа. Страсть как интересно стало. Только не пойму я все же. Что ж, меня, старика необразованного-то выбрали. Я потом и пересказать ученым-то все не смогу по не знанию. А она меня и утешает, что такие им и мозги нужны, не заполненные, чистые для нового знания. Подумал я, вспомнил жизнь свою не путевую, да и согласился. Но с условием, че вернете меня сюда же, и что б старуха меня не потеряла.
«Ну, грю, и где ваша тарелка летающая»?
«Там», указывает девица и в сторону вырубки манит. Гляжу, и точно корабль ненашенский стоит. Крякнул я, вот, думаю, первый человек выходит на межпланетный контакт. И хто, обычный деревенский старик.
Дай еще твою цигарку. А что дальше было? Погодь, расскажу. Шустрый ты больно. Я ж для тебя стараюсь не упустить детали-то.
Вот стало бы подхожу я к кораблю, оглядываю его, потрогал и даже понюхал. Железка, как железка. Ничего необычного. А девица меня в дверь, в люк, то есть, манит. А че интересно то, внутри корабль больше выглядит, чем снаружи казался. Уж не знаю, как этот феномен достигается. Вот вхожу, значит, в корабль нездешний. А впереди коридор длинный предлинный, да с дверями по краям. А их много, без конца и края. Трое, говоришь, значит, на борту. Ну-ну. А она впереди плывет и улыбается. Вот дура-то, думаю. Че лыбится?
Долго ли мы так шли по коридору или нет, не помню. А и конец у коридора был. Или начало, уж не знаю, как сказать. Пришли мы в рубку управления, стало быть. А там еще двое сидят. Ну, прямо карикатура на нас, землян. Типа под мужиков подстроены, в джинсах, кедах, футболки надеты, а патлы, то есть волосы как в 60-х, под битлов значится. А ты думал, не такая мы и деревня. И сигареты в зубах. Меня тут смех продрал: курить-то не умеют или не могут, из угла губ в угол гоняют. И тоже лыбятся как девица. Рукой машут, мол, полетели. Я им: «гут, гут, олрайт, значит».
«А сесть-то куда, спрашиваю, а то при взлете и упасть можно».
Девица на кнопочку нажала, стул, то есть, кресло, вылезло, я и сел позади них. Оглядываюсь, да глядеть некуда. Голые стены и этих, как их, иллюминатов нету. Че гришь? Иллюминаторов? Твоя правда. Чую, взлетаем. Вдавило меня в кресло, и стены задрожали.
Долго мы так взлетали. Мужики-то на своем балакают. А язык у них занятный, вроде как кошки мурлыкают. Сигареты из рта-то выпустили. Они по рубке летают. Я одну поймал да в карман. Думаю, потом ученым на эксперимент отдам. Правда оказалось, что это обычная «Оптима» оказалась. Не знаю, где они их стрельнули. Девица вполоборота ко мне сидела, молчит да улыбается. Больная, наверное, думаю.
А тут один мужик мне и говорит:
«Хочешь Землю матушку увидеть»?
« Ну, показывай, говорю».
И тут впереди стены в разные стороны разъехались, а за стеклом космос черный. Звезд да планет вокруг видимо-невидимо. А посередке голубая Земля крутится. Чудно как-то. Вроде как по телевизору все это показывают, да я-то помню, что в космосе болтаюсь. Пока я так созерцал, вдруг заметил, что Земля меньше становиться, да еще и другие планеты, какие в школе на картинках видел, появляются.
«Что же это, говорю, мы дальше летим, что ли»?
Тут девица заговорила.
«Помнишь, грит, обещала я тебе жизнь нашу показать»?
« Ну, говорю, помню».
« Вот туда и летим, молвит. А что бы путь быстрым оказался, мы в подпространство уйдем».
Ничего я не понял, че девица говорила, да только головой и кивнул. Мол, я тут гость, вам решать.
Вот, значит, те двое замурлыкали что-то с девицей, а я на экран гляжу. Вижу, звезды-то вытянулись, изогнулись, мне даже как-то нехорошо сделалось, неправильно это, что со звездами творилось. Вобщем, журналист, я сознанье потерял. А когда очухался, мы на орбите какой-то серой планете плавали. Девица, когда увидела, что я в сознание пришел, еще пуще разулыбалась:
« Вот, грит, Василич, наша планета».
Гляжу я и не понимаю, чем же она так гордиться. Глыба каменная, серая. Я ж знаю, чай, не дурак, что если не голубого цвета планета, знать, на ней воздуха нет.
«А как вы там дышите, спрашиваю»?
« Не дышим, грит, один из мужиков, у нас легких нема».
«Я как заору, вы че, блин, смерти моей хотите? Я ж на глыбе этой каменной быстро Богу душу отдам».
Видать, криком-то своим напугал я их. Замурлыкали они между собой, заурчали. Тут девица мне на плечо руку положила:
» Не волнуйся, Василич, мы тебя из корабля не выпустим. Так, грит, через стекло наше житье-бытье увидишь».
Ладно, успокоился я, а сам им пальцем погрозил, мол, прежде чем человека с земли брать, надо его комфорт обдумать и все такое.
Между делом-то мы все ближе к планете ихней приближались. И нечего хорошего, журналист, я там не лицезрел. И так мне домой захотелось, на нашу зеленую планету матушку, да всю в озерах да в океянах, спасу нет.
«Нет, говорю я им, везите меня обратно. Не нравиться мне ваша жизнь».
Девица улыбается, а в глазах обида стоит:
«Че, спрашивает, не нравится? Мол, я еще ничего и не видел, а уже так критично отзываюсь».
«А че же видеть-то, камни да пустыню».
«Э нет, обрадовалась девица, это видимость такая. Что б с других галактик не зарились. А так у нас хорошо».
А мы все ближе и ближе. И че это за видимость такая? Горы голые да песок серый. Когда видимость-то кончится, спрашиваю, а то скоро припланимся. Щас, грит девица. Вижу, воздух задрожал как марево, хлопок какой-то раздался и тут я увидел их настоящею планету. Смешно мне стало. Знаешь, журналист, глыба она и есть глыба. Разве что немного растительности добавилось. Колючки синие да кусты серые, металлические. Летели мы не высоко над поверхностью.
«А где, спрашиваю, другие как вы»?
«В городе, отвечают, туда, мол, и летим. А ты, Василич, смотри да запоминай».
А куда смотреть-то? Скучно мне стало, пожалел, что согласился. Я ж воображай себе как в фильмах фантастических, а тут…
Летим мы, значит, летим; горы за стеклом расцветку меняют, небо серое, прозрачное, звезды видно. Но в тоже время мы в дневной зоне находимся.
«У нас кислорода мало, грит девица».
Я и забыл совсем, что они мысли читать умеют. «Вот и звезды днем видно, продолжает девица».
А тут один из мужиков заявляет, все, мол, приехали, город впереди. Гляжу, а там домина стоит невысокий. Этажей этак в шесть, токмо окон там не было, это я на глаз прикинул, что в шесть. Башня, как девица сказала. И все.
«Где ж, грю, город-то ваш»?
«А, махнул один из мужиков, под поверхностью».
«Ну и как же я увижу жизнь вашу, если у вас кислорода нет, и я корабль покинуть не могу».
«А мы, говорят, тебя в город-то и не зовем».
«Здрасьте вам, а какого лешего меня на другой конец вселенной поперли»?
Ответить они не успели, так как из башни двое вышли и руками машут, садитесь, мол. Ну, мы и приземлились. Думал, это встречающие были. А мои-то не торопятся выходить. Включили, значит, переговорное устройство и давай меж с собой мурлыкать. Но это они поначалу мурлыкали. А потом даже рычать по- звериному начали. Сижу я, не вмешиваюсь. Вгляделся в тех, что на земле стояли, и диву дался: рычать-то они рычат, а на лицах - улыбки.
«Что ж, спрашиваю у девицы, у вас все здесь с чувством юмора»?
Она поняла, о чем я спрашиваю, и отвечает:
«А мы по- другому в человеческой кожи не можем. Поверхности кожного покрова не хватает».
И тут мне страшно стало. Вот для чего они меня привезли на край света, кожу мою снять, что ж других дураков обманывать да зазывать с собой. Оглянулся в поисках орудия для самозащиты. Да я ж говорил – стены голые, не какого оружия.
«Ты не бойся, Василич, это искусственная кожа, объяснила девица, как скафандры, что б землян не пугать своей сущностью».
Успокоился я немного, но бдеть не перестал.
«А о чем спор, спросил, начальство, что ли не позволяет землянина в гости звать»?
«Да нет, грит, это наши товарищи по оружию».
«Это что ж, у вас тут война?»
Девица головой машет, нет, мол.
«Мы, заявляет, подпольщики, нас правительство не устраивает. Мы ему недоверие выражаем».
Ну, думаю, вляпался Василич в звездные войны.
«Ну, это ваши внутренние разборки, грю, а я здесь причем»?
«Не причем. Ты, Василич, прямое доказательство жизни в других системах. Мы тебя представим народу, правительство признает свою ошибку, выберем справедливого правителя. Все счастливы, все довольны».
«Не хочу, кричу, быть яблоком раздора. Верните меня домой! Ты, мол, обещала, что ничего противоестественное делать со мной не будете. Не готов я к контакту».
Девица сквозь улыбку так грустно на меня глядит. Потом к своим повернулась и замурлыкала что-то. Мужики внимательно так ее слушали: и те, кто в корабле был, и те «товарищи по оружию». Ответили что-то по-своему.
«Ну что ж, говорит девица, хорошо, Василич, вернем мы тебя на Землю в точку исхода, чтобы твоя старуха ничего не заметила».
Те внизу головой довольно закивали, лети, мол, домой. Рано на контакт вышли. Не готовы не мы, не ты, Василич. И ушли они, а мы старт взяли. Кружок над планетой сделали, и домой полетели, на Землю.
Вот так я и слетал в космос, журналист. Че спрашиваешь? Да, вернули быстрее, чем туда летели. А по времени даже раньше, чем меня забрали. Не понял что ли? Ну, просто когда девица привела меня на то место, где меня уговаривала лететь, я увидел себя тогдашнего, идущего к вырубке, где корабль стоял. И очень хорошо, что тогда я не оглянулся и не увидел себя теперешнего, иначе вселенский катаклизм бы случился. Да, журналист, девица-то сама испугалась, когда тоже себя тогдашнею увидела.
«С полетами повременить надо, грит, а то так и себя встретить можно, а этого допускать нельзя».
Вот и ладушки, думал я, подумайте все там у себя, обсудите, с народом посоветуйтесь. У вас своя жизнь, у нас – своя. Вот дорастет человек до внеземных контактов, тогда и прилетайте. А мы тут сами с собой разобраться не можем, куда там до инопланетян. Не знаю, журналист, прав ли я или нет.
Когда я нашим рассказал, никто мне не поверил. Кроме сигареты у меня и доказательств нету. Говорят, напился ты, Василич, приснилось все тебе. А я и не стал ничего доказывать. Ну, их всех. А слухи меж тем пошли. Народ из других деревень пошел, и все как ты, расскажи дед Василич, как в космос летал. Я и рассказываю как сказку. Народу нравиться и мне хорошо. Вот и тебе сказал всю правду, а где не сказал – приврал».
февраль 2005