Стреляный воробей.
Стреляный воробей, в тебя стреляли из пушек, а ты всё равно была на ногах. Отгремели залпы, почистила перья, зализала раны, и живёшь дальше. Твои обязанности о воробьиной семье в гнезде с тебя ведь никто не снимал, и ты честно тащила свои заботы о семье, пока старые родные воробьи не поумирали все, не смотря на твоё желание их спасать. Твой птенец вырос, оперился, и живёт теперь сам...
А в воробье всё жила надежда получить хоть глоточек счастья, хоть издали и вприглядку. Ох уж эти надежды. Как известно, убивают нас именно они, оставляя самые глубокие сердечные раны. Тебе уже дали воробьиную пенсию, а ты всё надеялась найти зёрнышко любви. И Вдруг! Свершилось! Надежд с самого начала никаких, но ты полюбила, быть может, впервые в жизни так сильно. Счастье было в том, чтобы любить, понимать, заботиться, как умела, возможно, неправильно, но от чистого сердца. И ещё. Иногда быть рядом, а потом, сидя в тумане на своей ветке одна-одинёшенька, думать всё время о нём. Он даже снился тебе, и был в тех снах хорошим и понятным.
Он и в жизни бывал таким иногда. А потом: пух, пух, пух - как выстрелит в тебя из пушки. Поболеешь, поплачешь, и снова ищешь в нём хорошее. Как не быть хорошему, оно в каждом есть, надо только подождать такого момента, чтобы хорошее разглядеть. "Пух!", - стреляет он из пушки. А потом вроде затишье, но с каждым разом затишье всё короче, а артиллерийская стрельба всё длиннее.
Всё на свете кончается когда-то. Закончилось и твоё короткое счастье. Теперь только стрельба из пушек по воробью. А ты пытаешься объясниться, хотя жизнь давно тебя научила, что объяснять что-то бесполезно, когда тебя не хотят понять и принять без объяснений. Как ты его.
Последние залпы были самыми сильными, и точно попадали в цель. А потом он воздвиг железобетонный забор до неба, и похоронил тебя, ещё живую, навсегда.
Ты сидишь с разорванным на куски сердцем, и даже не пытаешься уже чистить перья. Зачем? Кровь из сердца сочится, и всё равно пачкает их.
Понять "навсегда", как и "никогда" очень трудно. Кровь течёт, а ты ищешь свои ошибки: тут надо было не так, и тут, и тут, и тут...
И "забудь меня, пожалуйста...", сказанное ещё до последнего выстрела - это пострашнее пушечных ядер. Потому, что это - конец. Разве можно объяснить ему, что забыть невозможно, не в твоих силах, что ты только тем и занималась, что старалась его забыть. А забыть не могла.
Люди, не стреляйте из пушек по воробьям!
Что это я всё про воробья, да про воробья... ты-то была человеком, человеком весёлым и сильным. До него...
Ты всё знаешь. Некого винить, кроме себя. Надо было уйти сразу, когда ты почувствовала, что ныряешь в него слишком глубоко. А уйти не смогла, потому, что нырнула глубоко сразу же после первой встречи. Ноги сами несли к нему. Урок, который он дал тебе, вероятно, был необходим, чтобы ты научилась наконец не наступать на одни и те же грабли. Урок был не первым, но пострашнее предыдущих. Теперь ты должна запомнить свою главную ошибку навсегда. Должна запомнить... Но изменить себя очень трудно, когда любишь и веришь даже без надежды.
А слова - это только слова, хотя они и правильные. Живое сердце не заменишь на шёлковый пустой мешочек, как в сказке про Волшебника Изумрудного города. Волшебник был, и Изумрудный город был, и, как в сказке, волшебник был могущественным только в представлении своих подданных. Пришло время, и он испугался. Только за себя. Забыл о тех, кто ему верил, и, как ребёнок, спрятался за свой трон...
Ты была не единственным подданным в его королевстве.
30.01.2016.17:52.
Стреляный воробей.
Стреляный воробей, в тебя стреляли из пушек, а ты всё равно была на ногах. Отгремели залпы, почистила перья, зализала раны, и живёшь дальше. Твои обязанности о воробьиной семье в гнезде с тебя ведь никто не снимал, и ты честно тащила свои заботы о семье, пока старые родные воробьи не поумирали все, не смотря на твоё желание их спасать. Твой птенец вырос, оперился, и живёт теперь сам...
А в воробье всё жила надежда получить хоть глоточек счастья, хоть издали и вприглядку. Ох уж эти надежды. Как известно, убивают нас именно они, оставляя самые глубокие сердечные раны. Тебе уже дали воробьиную пенсию, а ты всё надеялась найти зёрнышко любви. И Вдруг! Свершилось! Надежд с самого начала никаких, но ты полюбила, быть может, впервые в жизни так сильно. Счастье было в том, чтобы любить, понимать, заботиться, как умела, возможно, неправильно, но от чистого сердца. И ещё. Иногда быть рядом, а потом, сидя в тумане на своей ветке одна-одинёшенька, думать всё время о нём. Он даже снился тебе, и был в тех снах хорошим и понятным.
Он и в жизни бывал таким иногда. А потом: пух, пух, пух - как выстрелит в тебя из пушки. Поболеешь, поплачешь, и снова ищешь в нём хорошее. Как не быть хорошему, оно в каждом есть, надо только подождать такого момента, чтобы хорошее разглядеть. "Пух!", - стреляет он из пушки. А потом вроде затишье, но с каждым разом затишье всё короче, а артиллерийская стрельба всё длиннее.
Всё на свете кончается когда-то. Закончилось и твоё короткое счастье. Теперь только стрельба из пушек по воробью. А ты пытаешься объясниться, хотя жизнь давно тебя научила, что объяснять что-то бесполезно, когда тебя не хотят понять и принять без объяснений. Как ты его.
Последние залпы были самыми сильными, и точно попадали в цель. А потом он воздвиг железобетонный забор до неба, и похоронил тебя, ещё живую, навсегда.
Ты сидишь с разорванным на куски сердцем, и даже не пытаешься уже чистить перья. Зачем? Кровь из сердца сочится, и всё равно пачкает их.
Понять "навсегда", как и "никогда" очень трудно. Кровь течёт, а ты ищешь свои ошибки: тут надо было не так, и тут, и тут, и тут...
И "забудь меня, пожалуйста...", сказанное ещё до последнего выстрела - это пострашнее пушечных ядер. Потому, что это - конец. Разве можно объяснить ему, что забыть невозможно, не в твоих силах, что ты только тем и занималась, что старалась его забыть. А забыть не могла.
Люди, не стреляйте из пушек по воробьям!
Что это я всё про воробья, да про воробья... ты-то была человеком, человеком весёлым и сильным. До него...
Ты всё знаешь. Некого винить, кроме себя. Надо было уйти сразу, когда ты почувствовала, что ныряешь в него слишком глубоко. А уйти не смогла, потому, что нырнула глубоко сразу же после первой встречи. Ноги сами несли к нему. Урок, который он дал тебе, вероятно, был необходим, чтобы ты научилась наконец не наступать на одни и те же грабли. Урок был не первым, но пострашнее предыдущих. Теперь ты должна запомнить свою главную ошибку навсегда. Должна запомнить... Но изменить себя очень трудно, когда любишь и веришь даже без надежды.
А слова - только слова, хотя они и правильные. Живое сердце не заменишь на шёлковый пустой мешочек, как в сказке про Волшебника Изумрудного города. Волшебник был, и Изумрудный город был, и, как в сказке, волшебник был могущественным только в представлении своих подданных. Пришло время, и он испугался. Только за себя. Забыл о тех, кто ему верил, и, как ребёнок, спрятался за свой трон...
Ты была не единственным подданным в его королевстве.