В Волго-Ахтубинской пойме

Леонид Лосев
В середине августа к нам из Москвы в отпуск приехал брат Юра со своей женой. Брат был на 19 лет старше меня (от первого брака отца) и работал нейрохирургом в Институте нейрохирургии им. Бурденко. Его детство и юность прошли на Волге, у бабушки в Саратове, поэтому он и хотел отдохнуть в этих местах. Мать, работавшая в то время в «Обществе охотников и рыболовов», достала им путевку в охотничье хозяйство, которое находилось в Волго-Ахтубинской пойме. Природа там и уникальная, и восхитительная, а места заповедные. Рыбачить можно было не всем, а только членам общества или по путевке. Вот поэтому рыба в озерах просто кишела, сама на крючок лезла, а брат, надо сказать, был заядлым рыболовом.
 
Поехали они сначала вдвоем с Ниной, а недели через две присоединились и мы: отец и я с сестрой. Взяли мы с собой провизию, а сверх того несколько бутылок водки, пивка и отправились в путь. На пароходике переправились вверх по реке на ту сторону Волги, потом добирались проселочной дорогой.
 
Хозяйство представляло из себя старый покосившийся домишко, обнесенный деревянным забором, в котором жили старик со старухой. Они были хозяевами и сторожами одновременно. И сами старики, их дом, двор с сараями и пристройками, живность, которую они держали: свинья Сима, корова, лошаденка, куры с петухом, утки и сторожевой пес, – все было какое-то блеклое, будто присыпано серой пылью. Рядом с их двором стоял огромный развесистый дуб, от которого в любое время дня во все стороны подала глубокая тень.

В каких-нибудь 30 м от их дворика, возникшего словно из прошлого века, стоял абсолютно современный одноэтажный коттеджик, - это уже для гостей, членов "общества". В нем было несколько комнат с кроватями, тумбочками и обеденным столом. Мы с отцом разместились в коттедже, а брат с женой, желая хоть на время вырваться из пут цивилизации, предпочли палатку. Рядом шумел лес, в котором беззаботно щебетали птицы.
 
Чуть ниже наших жилищ раскинулось озеро, окруженное сплошными тростниково-камышовыми зарослями. Если приглядеться, то за камышами синели другие озера, ерики и речушки.
 
Кажде утро у меня начиналось так: я садился в лодку и, усердно работая веслами, курсировал по озеру вдоль и поперёк. Иногда, разогнавшись, перескакивал на лодке из нашего озера в другое. Их разделяло всего несколько метров тростниковых зарослей. При желании из другого озера можно было перескочить в третье и так далее. Когда начинало припекать, я нырял, чтобы освежиться, с лодки в воду и плавал пока не надоест. Со дна поднимались длинные, вьющиеся шнуровидные стебли с листьями, за что я прозвал наше озеро Саргассовым морем.

Иногда я охотился на раков. Утром они подползали совсем близко к берегу, чтобы погреться на солнышке. Я ложился на дно лодки и, свесив голову за борт, начинал потихоньку грести руками вдоль берега. Увидев рака, который безмятежно дремал на песочке, я брал его и отправлял в лодку. «Интересно, – думал я, – а сколько я наловлю за полчаса?» На мне были швейцарские часы «Omega» 1898 г. выпуска, которыми я очень гордился. Вообще-то изначально это были отцовские часы, но я очень просил его подарить их мне. Там был секундомер, что для меня как спортсмена было очень важно. И вот в этом, 1966-м, году отец к неописуемому восторгу подарил мне на день рождения долгожданные часы. Я засекал абсолютно все.
 
Так вот, за 30 минут я поймал 27 раков. Раков ловил не только я: Юра с дедком время от времени ставили раколовки. С раками поступали двояко. Во-первых, их отваривала Нина с укропчиком в ведре, а потом мы их ели, запивая пивом. А во-вторых, Юра использовал раковую шейку в качестве наживки. Он разламывал живого рака, очищал его заднюю часть (раковую шейку) и цеплял на крючок. Я засекал по своим часам скорость ловли. Рыба хватала наживку очень быстро, интервал составлял 2-5 минут. Рыбешка попадалась разная: линь, щука, красноперка, подлещик, судак, окунь, вобла, карась. Сам же я рыбу не ловил (см. главу «На Желтом море»), как впрочем и отец с сестрой. Нина регулярно варила на костре уху, а большую часть улова она солила. Потом мы с Юрой развешивали рыбу на ветках деревьев, закрывая их от мух марлей. Когда мы покидали этот райский уголок, Юра повез с собой в Москву два мешка сушеной рыбы. Понятное дело – к пиву.

Перед сном мы совершали ночное омовение. Вода была как парное молоко, кругом тихо, а в озерной глади отражалась бледная луна.
 
Когда мы уезжали, к пристани нас повез дед. Видно, он раздобрился, потому что Юра с отцом каждый раз щедро поили его водкой. Он запряг свою лошаденку в телегу, и мы тронулись. Я впервые ехал на телеге. Непривычно. Ни запаха бензина, ни гула мотора, только негромкое цоканье лошадиных копыт.
 
К пристани мы прибыли вечером, последний пароход уже ушел. Нам предстояло околачиваться тут до раннего утра. Неожиданно отец встретил своего знакомого - матроса с дебаркадера, которого он называл «шкипером». Шкипер был веселым и даже лихим мужичком, но каждый раз, глядя на него, так и хотелось сказать: «Ну и шельмец ты!» Шкипер непрерывно шутил, и мы все вместе смеялись от души. Его любимым словом было «свирепый». «Мы сейчас такую свирепую уху забацаем!» - говорил он. - Вы ничего свирепее в своей жизни не пробовали!» Уху, как сказал отец, шкипер специально для нас собирался делать тройную. «Понимаете, двойная уха считается редкостью, а тут тройная! – говорил нам на ушко отец. – Да, какая рыба! Осетр, стерлядь, сазан». Шкипер все делал быстро, уверенно и размашисто. «Сейчас эти свирепые помидоры добавим и все – капец!» – говорил шкипер, бросая в кипящую уху целые помидоры. «Жалко, перца нет! – сокрушался он. – Перец нужОн, чтоб зенки на лоб повылазили! Ну, ничё! Мы соли поболе сыпанем». И он в самом деле, сыпанул изрядно соли прямо из пачки.
 
– А где же мы сядем? – спросила Нина.
– А тута и сядем. Только сначала все это свирепо уберем, – сказал шкипер и одним ловким движением смахнул все лишнее. Потом он поставил деревянный ящик из-под стеклотары в качестве стола. Откуда ни возьмись, словно по мановению волшебной палочки, появилась водка. И началась трапеза. Уха оказалась необыкновенно вкусной. Я не знаю, была ли она на самом деле тройной, ведь осетрина и стерлядь по вкусу очень похожи. Но осетровый вкус, который я хорошо знал, явно присутствовал.
 
В первый раз я попробовал осетрину, когда мне было 8-9 лет. Родители купили в рыбном магазине на Комсомольской огромного осетра. Тогда осетрина еще продавалась в магазинах. Придя с ним домой, отец сказал мне: «Ну-ка, ложись скорее на пол. Сейчас посмотрим, кто из вас больше – ты или осетр». Я улегся рядом с рыбой. Отец со смехом сказал: «Да, брат. А осетр-то больше тебя». Мать с ним согласилась...

Так вот, повторюсь, я не знаю, была это двойная или тройная уха, но вкус был совершенно сказочный. Может, этому способствовала обстановка: летняя ночь, мы сидим у костра, уминаем тройную уху с дымком, слушаем уморительные шутки подвыпившего шкипера, а совсем рядом – Волга, залитая серебристым светом луны.

продолжение: http://www.proza.ru/2016/01/31/2371