Испуганные глаза в отражении метнулись прочь от окна, увлекаемые всей тучностью тела в темноту, как можно дальше от лунного света. Поленница негостеприимно встретила непрошеного гостя звуком задетого им и оттого пошатнувшегося штабеля. Одно полено чуть было не рухнуло на землю, если бы не застыло на полпути своего сползания, придавленное тяжёлой конечностью пришельца из темноты. Из горла живого существа вырвался глухой рык, немедленно подавленный предательским испугом от последствий за недержание. Стараясь как можно тише дышать, еле живое тяжело дышащее существо с огромным трудом справлялось со своей онемевшей от холода тушей. Испуг прошёл, встревоженный злобой. Ему так захотелось тут всё кругом разрушить и разметать от вскипевшей вдруг где-то внутри неуёмной злобы и отчаяния сути беспомощного положения: от холода, от голода и жажды, от обиды за свою трусость, немощность и бессилие. Начавшиеся ночные заморозки раздражали и обижали. Всё вокруг наполняло организм агрессией на окружающее пространство вперемешку с обидой на несчастного самого себя. Показалось? Вроде где-то капля дождя стукнула о шифер... Злоба вот уже подкатила к самой глотке. Ему захотелось разорвать любого, кто появился бы прямо сейчас на расстоянии вытянутой конечности или даже самого дальнего прыжка. Прошло какое-то время, однако, никто вблизи так и не появился. Терпение медленно, но уверенно стало кончаться, как вода в неплотно закрытом коническим клапаном рукомойнике. Наконец, весь толстый и лохматый организм завопил в тихой внутренней истерике и забился в мелкой дрожи. Нужно что-то делать, если жизнь дорога! Если пойдёт дождь, нужно хоть какое-нибудь укрытие найти и немедленно! Осторожно наблюдая из темноты за домом, существо снова попыталось заглянуть во внутрь источника тепла через его окно, но, увидев опять таки только лишь своё искажённое страданием отражение, разочарованно оглянулось вокруг себя и тихонько прокралось к входной двери. Как и окна, дверь была надёжно закрыта изнутри без единого шанса преодолеть эти преграды без шума. Скрип половицы крыльца совпал с отчётливым и знакомым звуком падения первых капель начинавшегося дождя. Навес над крыльцом вроде сносно защищал от него. Время от времени неприятные порывы холодного ветра стали бросаться противными брызгами капель в затаившееся в метре от человеческого жилища чудо природы. Сначала дождь и ветер даже усилились, нещадно стегая бедное животное, но затем капли превратились в светлые быстро опадавшие снежинки, а потом и ветер, вдоволь поиздевавшись, куда-то удалился на покой. Свернувшись калачиком и достигнув упокоения всех негативных чувств, существо стало впадать в приятную дремоту. Им овладели апатия и равнодушие. Ему некуда было идти. А куда идти? Оно было нигде и никому не нужно - нигде и никому... Не смотря на холод и сырость снаружи, существу с каждым вздохом становилось всё теплее и теплее. Неудержимо клонило в сон. Оно засыпало. "Нигде и никому-у-у-у-у," - завывал вновь вернувшийся из ниоткуда убаюкивающий холодный ветер...
Внезапно открылась входная дверь. Яркий свет лампы осветил свернувшийся клубком сюрприз на пороге дома. Властный женский голос сквозь сон ему показался невероятно теплым, ласковым и любимым.
- Гриша, твою мать, ну, иди же уже домой, околеешь.
Сон медленно и нехотя растаял, забрав с собой куда-то и тепло, и умиротворение. Глава семейства Гриша Сотников в позе огромного пузатого эмбриона обнаружил себя лежащим на пороге родного дома: в резиновых сапогах на босу ногу, в спортивных трениках, летней куртке на голое тело и в кепке, надвинутой глубоко на зажмурившиеся от яркого света лампы глаза. Обнаружил себя он с чувством совсем ещё не протрезвевшего комплекса разума и мужского достоинства, но зато уже с мало по малу нарождавшейся благодарностью ко всему и вся сущему.
- Ты как нажрёшься с Колькой, так вообще на себя не похож. Эх, Гриша, Гриша... А каким ты был...
- Я больше не б-буду, - с трудом поднимаясь с промокших колен, виновато промямлил вспомнивший себя Григорий Петрович Сотников и нетвёрдой походкой вошёл в дом.
https://degandr.ru/