В то время я работала в «районке», и накануне Дня Победы редакция дала мне задание поехать в означенное село, чтобы встретиться с каким-то ветераном, героем либо вдовой погибшего в годы Великой Отечественной войны солдата. Я уже давно планировала попасть в Калинское - меня интересовала история этого населённого пункта, а здесь такой случай! Быстро собрав своё журналистское «обмундирование», я села в маршрутку – и уже через минут сорок была в центре села. Здесь всё располагалось рядом: клуб, школа, сельсовет, пара магазинов, остановка. На въезде в село - только контора бывшего совхоза, а сейчас арендного предприятия, да ещё один магазин.
Быстрым шагом человека, ценящего своё время и время других, я вошла в здание сельсовета. Здесь было чистенько и аккуратно после скромного ремонта, имелись все атрибуты власти. Меня встретила худенькая сероглазая женщина средних лет: «Здравствуйте, что Вы хотели?». Я, ответив на приветствие, достала из сумки журналистское удостоверение и объяснила цель моего приезда.
- Ветеран? Герой войны или вдова? Да, здесь почти в каждый двор заходи – и обязательно обнаружится, что кто-то из родных погиб на войне, или стал инвалидом, и вдов немало. Правда, болеют ветераны, с каждым годом их становится всё меньше. Но, я думаю, кого-то для Вашего интервью подыщем. Да, вот, хотя бы, Зинаида Васильевна. Она, кстати, сидела там, возле магазина, на обочине, яблоки продавала. Не обратили внимание? Она – ветеран труда, здесь была всю войну, а муж у неё погиб в Отечественную. На памятнике, что перед клубом, есть его фамилия. Она – женщина мудрая, много знает об этих краях, и рассказать умеет интересно. А, если, вдруг не подойдёт – другого подыщем.
Я согласно кивнула и вышла из здания. И впрямь, возле магазина я увидела пожилую, сидящую на маленьком складном стульчике женщину лет около восьмидесяти. Перед ней стояло ведро с красивыми краснобокими яблоками. Женщина была опрятной на вид, в ситцевом платье, поверх которого был одет старый, но чистый пиджак. Голова старушки была покрыта белым в мелкий узор платком, из-под которого виднелись не полностью седые, а чёрные с проседью волосы, такими же были её брови и ресницы. Открытые участки кожи были слегка смуглыми, то ли от природы, то ли от длительного пребывания на солнце. Обратили на себя внимание хоть и помутневшие от прожитых лет, но всё ещё карие и не по возрасту живые глаза женщины. Был в них какой-то озорной огонёк, какая-то лукавинка, что ли! Во всём облике Зинаиды Васильевны, а это была она, просматривались следы былой красоты и женственности.
- Здравствуйте, а мне ваша сельская власть посоветовала с Вами встретиться. Вы ведь Зинаида Васильевна, ветеран? Я – журналист из редакции нашей районной газеты, Аней меня зовут. Буду по поручению редакции писать о вашем селе и его людях, которые войну пережили.
Бабушка широко улыбнулась, взглянула на гостью оценивающим взглядом и предложила присесть рядом на какой-то пенёк, прикрыв его газетой.
- Ой, дочка, какой с меня герой? Одни болезни да несчастья. Память уже не та. Да, и всё не так просто в моей биографии. Боюсь, не подойду я тебе. Давай так. Раз ты в такую даль сюда ехала, дам я тебе эту самую интер…интерв…Короче, отвечу на твои вопросы. А ты уж сама решай – о чём писать, а о чём смолчать. А то так лучше про Гальку-бригадиршу напиши. У неё с анкетой всё в порядке. А я что?
- Хорошо, бабушка, об этом вы не беспокойтесь, я разберусь. Ну, что начнём? Скажите, а вот войну Отечественную, с фашистами Вы помните? Ведь здесь проходили бои?
Васильевна задумалась и, как бы улетев мыслями в далёкое прошлое, начала говорить.
- Дочечка, ты знаешь, наш край не единожды и щедро был полит человеческой кровью. Немало было охочих до нашей земли. Ещё дед мне сказывал: и монголы сюда приходили, и татарская Орда здесь несколько веков хозяйничала. Гражданская война кровавым вихрем пролетала здесь. Ну, и Великая Отечественная, конечно. Здесь, у Донца, наша армия оборонялась, отступала, а затем наступала на фашистов. Много людей здесь полегло. Ведь только из моих сестёр и братьев, а их было у меня двенадцать, к концу войны осталась только одна старшая сестра, тутошняя. А все прочие, братья – те на фронтах, на войнах позагинули, сёстры – кто от голода, кто от тифа поумирали. Одну сестру (она в партизанском отряде была) фашисты расстреляли.
- Вы-то помните, как это было, как война прошла по вашему краю?
- Да, разве ж это можно забыть? Когда немец на нас пошёл, много мужчин добровольцами на фронт пошли. И муж мой – тоже. Сражались. Но, помню, уже осенью сорок первого немецкая армия пошла в наступление в нашем направлении. Захватили наше село и соседние, подошли к железнодорожной станции. Здесь наши уже стали стеной - и всё. То вырывались из окружения, то снова…Помню, как со страшным рёвом в небе появились бомбардировщики и начали сбрасывать на нас бомбы. Пошли танки. Люди бежали кто куда, чтобы спрятаться. У меня двое детей было. Старший сын – подросток, сам спасался, как мог, а дочка ещё мала была. Так мы бежим с ней - вокруг снаряды, бомбы взрываются. А я, если слышала по звуку, что рядом - толкала её на землю, а сама - сверху, прикрывала её собой.
Старушка вытерла показавшиеся в уголке глаз слёзы и затихла, сглатывая слюну, и продолжила.
- Война здесь продолжалась всю зиму и весну 1942 года. Наши сёла по нескольку раз переходили из рук в руки. Получилось так, что наши не выдержали напора и начали отступать. И всё. Так мы оказались под немцем.
- Ну, и как вам в немецкой оккупации жилось?
- Как? Да, знамо дело, что горько. В городах, тех, что рядом, горуправы открыли, а у нас старосту назначили, из местных негодяев. И началось. И собираться нельзя, и то нельзя, и другое – боже упаси. Нарушил? Смертная казнь. Никакого продовольственного снабжения не было. Голод начался страшный. Если фашисты находили какие-то продукты – всё отбирали подчистую. Хлеба не было вообще. Никакого. Пока была мука, варили «затирку» из неё – супчик такой в виде киселя. Потом делали хлеб из лебеды. Больно было смотреть на голодных детей. Много людей умерло тогда от голода и болезней.
- А Ваш муж как погиб? В каком году? Как Вы об этом узнали?
- Мой муж Виктор был призван на фронт сразу, в самом начале войны. А похоронка на него пришла в августе 1943 года. А погиб он под Изюмом, в Харьковской области, там шли запеклые бои. И при освобождении Харькова он, родимый, и погиб.
- А Вы на всю жизнь так и остались вдовой?
- По документам – да. Свой брак я больше ни с кем не записывала. Но у меня были мужчины, - многозначительно сказала женщина и лукаво посмотрела на меня. - И не один. Я этого не скрываю. И это одна из зацепин, по которой я на героиню твоего рассказа могу не подойти. Да, нет, не думай. Не была я ни ветреной, ни распутной. Деточка, когда война закончилась, мне было 35 лет всего. А я уже – вдова. У меня было двое детей, не малых, но их ещё нужно было учить, как-то устраивать в жизни. А одной - это очень трудно. К тому же, я была ещё молода, и мне не хотелось заживо себя хоронить. Сначала я приняла одного мужчину, но он заболел туберкулёзом и умер. Потом был ещё один. Но я не стерпела его жадности и выпроводила его на родину. А затем, через много лет, я сошлась здесь с Иваном Фёдоровичем, с которым и прожила до старости. Все мои «замужества» приносили мне немало горя и обид, так как мой сын никак не хотел с этим смириться. Постоянно ругал меня, и мира между нами не было. Он очень любил своего погибшего отца. И эта история имела продолжение. Возможно, это тебе, как журналисту, и будет интересно.
- Конечно, расскажите, пожалуйста!
- Как ты уже знаешь, мой сын Ваня – был благодарным и помнящим сыном. Он долго тревожился по поводу того, что мы точно не знали, где могила отца и никогда на ней не были. И вот он и его подросшие сыновья однажды взялись за поиски. Они написали письма, куда только можно: и в военные архивы, и в музей г. Изюм, и в ветеранскую организацию. И однажды ему пришёл ответ, что ваш отец, такой-то и такой-то, погибший в 1943 году при освобождении такого-то населённого пункта, похоронен в братской могиле, что вблизи того-то. Ребята сразу же поехали туда, нашли эту братскую могилу, встретились с ветеранами. Поехали туда. Руководство города помогло им взять с этой могилы (забыла, как называется), капсулу что ли, с землёй и привезти её сюда, на родину Виктора. Когда был очередной День Победы, наш сельский голова рассказал на митинге эту историю сельчанам, капсулу закопали в нашей сельской братской могиле, а фамилию мужа дописали на плите памятника в числе погибших земляков.
- Зинаида Васильевна, насколько я знаю, в 1943 году ваше село освободили от фашистов. Что было дальше? На этом самые большие Ваши испытания закончились?
- Нет, дочь, не закончились. Моего сына Ваню (ему было тогда 16 лет) немцы ещё в 1942-м угнали в Германию. И все мои мысли были только о том, чтобы дождаться его живым…
- Молодых угоняли в Германию, насильно?
– Вначале добровольно увозили молодёжь. Горы золотые обещали. Но в скором времени мы им верить перестали. И тогда уж стали забирать насильно. Молодых парубков отлавливали на улице, рынке. Я своего сына вначале прятала и в сарае, и в подвале, и в поле, в лес он уходил, когда ещё тепло было. Так и оттягивали время. Но однажды староста проклятый пришёл и пригрозил мне уже серьёзной расправой, если сын не явится для отправки в Германию. Пришлось Ване прийти на этот пункт. Послушался он меня, но обида осталась до конца жизни. Не мог простить, что я не смогла уберечь его от немецкого рабства. Там, в Германии, жизнь у него была не сладкой. Работал на заводе. Жили остарбайтеры в деревянных бараках, тут же, в лагере. Работали по 10-12 часов. Так что, сыночек мой Иван побывал в рабстве. Слава Богу, жив остался, и в конце войны вернулся домой. Это была самая большая радость. А было это так. Когда наши вошли в Германию и начали освобождать пленных из лагерей, то освободили и Ивана. Хорошо, что он умел водить машину, и вообще был способный к технике. Муж мой, ещё до войны, научил мальца с ней обращаться. Так его один советский генерал взял своим водителем. Вот он и приехал с войны, с генералом.
- Да, история. Бабушка, а расскажите-ка мне о своём селе.
- Да, что рассказывать-то? Село у нас интересное. Вся история нашего донбасского края в нём видна, как на ладони. Ну, вот, к примеру, ты знаешь, что к нам сюда в село в гражданскую залётывала Маруся-атаманша.
- Сама Маруся? Да, Вы что, ба! Это же такой интересный исторический персонаж! Уже одно то, что она, будучи женщиной, стала самым настоящим атаманом украинского повстанческого отряда, заслуживает внимания к её персоне. А как это происходило? Вы лично её видели?
- Наши сельские тогда баили, что рисковая она была бабёнка. Могла и человека убить, не одного, и банк ограбить. Это ей ничего не стоило. Анархисткой она, что ли, была, не признавала никаких властей и начальников. Говорили, что она со своими головорезами взрывала магазины, и рестораны, вагоны. Короче, где люди с деньгами – там и она.
И всегда сухой из воды выходила: с каторги бежала, из-под арестов увёртывалась. Буржуи её боялись, а рабочие уважали. Особенно она своими речами умела потрафить бедным селянам, безработным да босякам. С самим Нестором Махно Маруся дружбу водила. Воевала со всеми подряд. Сказывали, красным она помогала в революцию власть их советску установить в наших краях.
-А как же Маруся оказалась в Вашем селе?
- Бис её знает! Чёрная гвардия под её началом вроде бы была, боевая дружина. И она, эта дружина, разъезжала по степным краям Украины на бронепоезде. В вагонах везла броневики, коней, тачанки. Бронепоезд остановится - анархисты выскочат и ну воевать да устанавливать свои порядки. Когда было нужно, атаманша брала с собой отряд и под черным знаменем мчалась в удаленные от железной дороги местности. Так однажды с чёрным полотнищем из чистого шелка с надписью: «Анархия — мать порядка» отряд анархистов въехал в наше село. Впереди - Маруся-атаманша. На лихом коне, черноволосая, в казачьем бешмете с газырями, белой папахе набекрень, с револьвером на поясе. «Дружинники» её с длинными волосами и разной чудной одёже. Всех людей собрали на базу, сказали: «Маруся-атаманша зараз гутарить с вами будет!». Ну, и давай она ораторствовать, призывать к расправе над кровопивцами народа.
- И как отнеслись к ней жители?
- Да, как? Селяне не всегда успевали понять, что происходит. То один отряд зайдёт в село, то другой. Как в кино «Свадьба в Малиновке», помнишь? И у каждого – своя агитация. Грабила Маруся магазины и предприятия. Бывало, раздавала продовольствие и населению, но нередко и жителей обирала до нитки. Короче, выдавала она себя за их защитника и заступника, а в действительности ничего, кроме жестокости да грабежей мирного населения от неё не видели. Вот так и относились.
- Ну, и всё-таки, расскажите что-нибудь интересное о своём селе. Говорят, вы – мастер рассказывать.
- Да, что тут сказывать. Знаете ли Вы, например, что село наше состоит из двух краёв – русского и украинского? То-то. Так селились. Лепились друг к дружке. Вот так и получилось два края. Мои родители, и мой муж, его родня жили на русском крае. А вот эта часть села, где мы сейчас, называется украинским краем. Сказывали, что в царствие Лизаветы в наш край стали прибывать сербские переселенцы. Они здесь основали свои военные поселения, которые делились на полки, роты и шанцы. У нас тут тоже рота була. И всё это стало Славяносербией. А Вы думаете, что такое Донбасс? Это слободки казачьи – Слобожанщина да ещё земли, где потом уголь нашли и стали добывать, города и посёлки построили. Вот всё вместе – это и есть Донбасс.
- А сохранилась ли в народе память, откуда сюда пришли их предки?
- Здесь, бают, видбулось смешение народов. Вслед за сербами и хорватами, которых российские цари стали здесь вдоль наших рек Северского Донца, Лугани поселять, сюда стали перебираться волохи, молдаване, македонцы, болгары, цыгане. Та, и багато ще хто.
- А вы знаете, кто Ваши предки были?
- В моём роду смешались украинские казаки и волохи. Волохами называли нас, женщин - волошками. Говорили, это был пришлый, степной народ. Чем-то похожий на цыган. Кочевал он из далёких тёплых морских стран. И вот некоторые племена забрели и сюда. Это был вольнолюбивый и дружный народ, который любил песни, танцы. Женщины были смуглыми красавицами, любившими наряды и украшения.
Женщина призадумалась, улыбнулась, глянула куда-то вдаль:
- Чем приглянулась им эта пожженная та потресканая солнцем земля, по який тильки суховей гуляв та полынь та ковыль вырастав? Одному Богу известно. Только, чтоб животину на ней выпасать, она и годилась! Лесов здесь немного над речками. Земля - не везде благодарная. Есть и глина, песок, известняк. Не везде можно было зерно прорастить или какую-то огородину. Но стояли, видно, наши края, наши степи на пути переселений народов - и они здесь оседали.
- А казачьи устои в ваших семьях крепкие и до сих пор?
- До революции были крепкие. А потом это всё как-то начало разваливаться. Другое, понимаете, воспитание. Вот и со мной был случай, когда я за то, что не соблюла наш семейный обычай, была жестоко наказана. Как я Вам сказала, я выросла в семье, где было 13 душ детей, я - самая младшая. Если старшие братья и сёстры все эти правила семейной жизни в казачьей семье усвоили хорошо, то мне эту науку уже некому было особо преподавать. Время было трудное. Родители трудились на поле с утра до вечера, за скотиной ходили. Ну, и вот получился такой случай. Я уже была замужем, у меня была, как и положено у женщин нашего края, коса. Но в это время стали появляться фуфыри с прямо подстриженными волосами. Такие себе коммунарки. В красных косынках. Ну, и мне захотелось. К тому же, вечером, мы должны были пойти в гости к друзьям. Не спросив разрешения мужа, я и подстриглась. Такой «красивой» мой муж увидел меня уже в гостях. Весь вечер он просидел чернее тучи. А когда пришли домой, он так побил меня, что я долго помнила об этом. Зуб от удара откололся. Вот этот, на котором металлическая коронка. А вообще у меня зубы (видите?) – молодой может позавидовать.
- Это так всё строго у вас было?
- Да, главой семьи был в доме мужчина. Слово хозяина - закон. А жена, говорили, - для мужа. Вот тебе и всё. Появиться на людях с непокрытой головой, а ещё к тому же подстриженной – было недопустимо, большой грех. А я об этом забыла. На женщину в наших семьях многое возлагалось - приготовление еды, печение хлебов, побелка дома, стирка белья, уход за домашней птицей и свиньями, разведение огорода – всё это входило в обязанности женщин. Казачек не страшил тяжелый физический труд, они всё умели. И при этом были всегда чистоплотны, опрятны, умели нарядиться. Были гордыми и независимыми. Уважение к родителям у нас непререкаемо. В наших семьях обращались к отцу, матери только на «Вы» - «Вы, мама», «Вы, тату». Эта традиция сохранилась ещё в семье моего сына, а уже в семьях его сыновей, моих внуков – этого нет.
- И как же это получилось, что Вы забыли об этих старых семейных устоях?
- Ну, ить над моим воспитаньем уже советская власть потрудилась. Я же рассказывала, что я в семье была младшей. И вот, мабуть, в двадцатых, повсеместно начали создавать коммуны молодёжные. Собрали и нас человек двадцать и сказали, что мы будем коммуной. В ней нас стали учить жить гуртом, в коллективе. Грамоте тоже учили. Ведь из нас кто три класса окончил, кто четыре. Новых людей из нас делали. Было нам лет по 15-16. Жили мы все вместе, как в общежитии. Помещение нам выделили в школе. Посуды у нас, коммунаров, почти что не было: ели из общей ми¬ски. Одежду - одни туфли - носили по очереди. Были у нас и девчата, и парни. Никто ни на кого внимания не обращал. Где-то в середине 30-х коммуны отменили и признали их ошибочными явлениями. Я к тому времени уже вышла замуж.
- А кем был Ваш муж? Чем он занимался до войны?
- А это интересный вопрос. И снова - зацепка. Для рассказа твоего не подходящая. Был он, не поверишь, нэпманом. Небольшим, конечно. Но, он арендовал помещение в соседнем селе. У него был небольшой магазинчик, где он торговал всем понемногу. Мануфактурой всякой, продуктами. Мы к тому времени были женаты и жили по тем меркам вполне обеспеченно. Но это очень быстро закончилось. Советское правительство увидело в этом возврат к прошлому. Ну, как может при советской власти частная торговля процветать? И, по-моему, в начале тридцатых эту лавочку прикрыли, назвав нэпманов жуликами и аферистами. Виктор сменил профессию: закончив курсы, работал шофером в совхозе до самой войны. Правда, жилка у него эта торгашеская так и осталась: всегда старался что-то раздобыть да привезти в дом. То комбикорм курам, то овощи с полей. А мы позже с детьми нигде и никогда не упоминали о своём «непролетарском» прошлом.
- А Вы, Зинаида Васильевна, где работали?
- Я, милая, пока при муже жила, не работала вовсе. Дом содержала в порядке, детей растила. А потом после войны, когда я одна осталась и переехала в соседний шахтёрский городок, работала там на шахтах до пенсии выборщицей, ламповщицей, банщицей. Особенно трудно было работать выборщицей. Суть этой работы заключалась в том, что из беспрерывной черной реки угля на ленте, что двигалась, нужно было уметь выхватить куски породы (от мелких и едва заметных до неподъемных). Взглядом отличить плоские и угловатые куски, без угольного блеска - породу. Ее отбрасывали. Работа была трудная, ручная, каждая добытая тонна проходила через руки выборщиц.
Женщина закончила свой рассказ, посмотрела, прикрыв глаза от лучей, на солнце.
- Ну, что? Вот мы с тобой и отработали смену. Напишешь ли что-то из того, что я тебе наговорила? Ты смотри, не всё пиши, а только то, что нужно.
- Бабушка, на то мы и журналисты. На то нам и блокнот с ручкой дан, чтобы писать то, что надо, - засмеялась я. Не беспокойтесь. Всё будет нормально. И спасибо Вам огромное за рассказ. Даже не думала, что смогу здесь столько материала насобирать. Да, верно говорят: «Жизнь прожить – не поле перейти». А Ваша жизнь – целая эпоха! И чего только в ней не было?
- Ну, что же, тогда пока. Мне домой пора. Нужно курочек покормить, собаке дать поесть. А ты, деточка, ещё к Гальке-бригадирше зайди. Она тебе по всем статьям подойдёт. Бригадиром в совхозе была знатным, и муж у ей один был всю жизнь. Правда, плохонький, выпить любил. Но – один. Опять же, трактористом работал здесь, тоже воевал. Вернулся живым. Пока, милая. Спаси тебя, Господи!
Женщина встала со своего «торгового» места и пошла домой. А я по её совету зашла ещё и ко второй женщине, Галине. Да, она подходила мне по моему формату на все «сто». И в партии состояла, и депутатом была, и на съезды ездила, и награды получала. Но рассказывала она это как-то скучно и неинтересно. Побыв у неё с полчаса, я отправилась на остановку, чтобы успеть на свою маршрутку.
Заметку ко Дню Победы я написала, и об одной, и о другой женщине. Получилось нормально. Редактор меня даже похвалил. Было в ней и о боях, которые проходили здесь в Великую Отечественную, и о погибших солдатах, их вдовах и сыновьях, трудном послевоенном времени. Но, конечно, не о Маруське-атаманше, бывавшей в этих краях, ни о коммунах, крутых казачьих семейных устоях и, конечно же, нэпманах тридцатых годов, я не упомнула. Не формат. Но всё это жило во мне и подпитывало, пока я работала над материалом. Возможно, поэтому он и получился интересным.