Конец октября. Последние дни перед осенними каникулами. Оценки уже проставлены карандашом в журнале, иду в школу с лёгкой душой, даже с удовольствием. Погода прекрасная, ядрёный воздух, ещё чуть-чуть и ударят утренние морозцы. Смотрю, что-то шевелится в траве двора. Да это же черепашка! Настоящая черепашка, упорно шагающая куда-то по шуршащим листьям. Откуда здесь черепашка? Чья? А что, если она замёрзнет? Или выйдет на мостовую? Я осторожно беру черепашку, бегу домой, укладываю её в коробку из-под обуви, кладу туда листья капусты, морковку и блюдечко с водой и бегу в школу.
Как же мучительно долго тянутся уроки! Мысленно я пишу объявления о найден-ной черепашке (а вдруг никто не отзовётся и она будет моей?). Вдруг мысль пронзила меня. Альма! А если она выйдет на кухню и увидит мою черепашку? Господи, хоть бы её не выпустили на кухню, молилась я.
Мы живём в коммунальной квартире: папа, мама, младший брат и я. У нас в квартире ещё две семьи: очень интеллигентная, даже не могу назвать её старушкой, пожилая дама из дворян, и муж с женой и четырьмя детьми. Раньше в квартире жил профессор химии с семьёй. Им дали новую квартиру, а в этой осталась его тёща – та самая дама, к которой и подселили две наших семьи. И так получилось, что хотя мы въехали одновременно, та другая семья почувствовала себя в квартире главной.
Глава семьи, Александр, разгуливал по квартире в полосатой пижаме. Его жена, Валентина, сшила пижаму сама. На верхней части пижамы полоски шли вертикально, а на брюках – поперёк: не хватало материала, и его жена скроила, как смогла. Я не могла без смеха смотреть на это полосатое существо с длинным торсом и короткими ножками.
И хотя Александр не пил, не курил, не дрался с женой, прекрасно играл на гитаре, Валентина часто плакала из-за него. Как-то перед Пасхой она покрасила яйца и уложила их на большое блюдо, а утром увидела на каждом яйце надпись, сделанную её мужем: «Да здравствует 1 Мая!» (в тот год Пасха была 30 апреля, прямо перед майским праздником, а Александр был секретарём парторганизации на своей автобазе). Валентина горько плакала.
Однажды Александр привёл в дом огромную собаку по кличке Альма. Не знаю, где он её взял, но он гордо называл её немецкой овчаркой, хотя моя мама думала, что это троюродная сестра немецкой овчарки. Собака стала жить в нашей квартире. Утром и вечером он сам выгуливал свою собаку. Вот мысль про Альму и испугала меня: что если она прорвётся на кухню и тронет мою черепашку?
Из школы я бежала домой. Открываю дверь в квартиру: сосед дома, разгуливает по кухне. Бросаюсь к коробке – нет черепашки! Капуста, морковка, блюдечко с водой на мес-те, а черепашки нет.
- А где черепашка? - спрашиваю.
- А я её сварил, - отвечает сосед. - И как только графья едят суп из черепахи? У меня даже Альма его есть не стала – вылил. Наверное, надо было почистить её, а я просто кинул в кипяток, - добавил он.
Не могу даже описать, что со мной было. Я не могла плакать. Я просто завыла – аааАААА! Побежала в комнату, кинулась на кровать и… заснула.
Есть Бог на небе! Если вы посмотрите со стороны Киевского вокзала на Дом архитекторов, то увидите, что он стоит на возвышенности, спускающейся к набережной Моск-вы-реки. (Справа от него – моя школа, теперь это здание принадлежит Хамовническому суду). И вот представьте себе Александра, выгуливающего Альму. Поводок крепко намотан на его руку. Вдруг Альма видит другую собаку и быстро кидается к ней. От резкого движения сосед падает, и сильная собака тащит его с горы по глубокому снегу. Кубарем катится сосед, не выпуская поводок, собака выносит его прямо на набережную, где мы прогуливаемся с друзьями. «За черепашку!» - шепчу я.