Девочка плачет - шарик улетел...

Павел Кокорин
               
     Иван Петрович устал от унижений. Унижений чиновников, которые своей ложью, словно прочной, липкой лентой, связали его покалеченное тело и не давали двигаться членам. Унижениям от бесконечного хождения по казенным учреждениям не было конца. Эти продажные судьи, тупые приставы, холеные, мордатые  прокуроры…, все они были заодно.
Иван   жил один, в однокомнатной квартире, с маленьким немытым окном, похожим на бойницу, выходящим на шумную улицу. Близкие родственники, одноклассники и друзья забыли о его существовании. Маленького сына бывшая молодая жена забрала и  увезла на свою родину. Когда он пошел жаловаться судебным приставам, над ним откровенно посмеялись в лицо. Там сидели такие же холодные, жестокие, пустые бабы, как и  бывшая женушка. У них была та же «логика» и оказался тот же набор аргументов, подтверждающих их женскую правоту. – «Она имеет право», - отвечали они, «…а если Вы хотите видеть ребенка,  то поезжайте за ней…».
- «Взять бы палку, и всех их перебить», - шептал Петрович.
    В растоптанных башмаках, в какой-то измятой, грязной куртке цвета «детской неожиданности», в порванных  джинсах с пустыми карманами,  он  часами бесцельно гулял по городу. «Работы нет, денег нет, поэтому выпивки и закуски тоже нет»,- философски  говорил Иван Петрович, сплевывая желтую слюну на тротуар.  За этот год он серьезно сдал. В пятьдесят лет Петрович выглядел  на шестьдесят с «хвостиком». Морщины, как глубокие овраги, перепахали его лицо. Синие круги  под глазами, похожие на свежие кровоподтеки, украшающие лицо  при переломе носа, свисали мешочками на дряблые щеки. Тонкий нос опустился до верхней губы. К тому же у него выпали два передних резца на нижней челюсти, а сходить к стоматологу из-за отсутствия денег, он естественно не мог.
Единственный человек, который помогал  сегодня выжить – это мама, которая с пенсии ежемесячно отправляла на банковскую карточку какие-то крохи.
Внимательно всматриваясь в окружающих его прохожих, - он  видел только уставшие, холодные лица. Что он хотел найти в них? Сочувствия?  Им не было никакого дела до него самого и его проблем. А как же иначе? Странно, если бы они вели себя по-другому.  Это закон жизни городского жителя - чем больше людей вокруг, тем чаще они разобщены.
    Весь день шел снег и с моря дул порывистый холодный ветер.  Под вечер корчившаяся  в судорогах метель умерла. Снег тут же растаял, обнажив опавшие листья. Иван Петрович, обмороженный, с пальцами на руках похожими на церковные свечи, забрел в знакомое кафе, чтобы обогреться и перекусить. Несколько печальных фигур стояли за стойкой бара и жадно тянули из кружек пенный напиток. Кто-то разговаривал, кто-то наблюдал за голыми тетками, танцующими под потолком на огромном плоском экране  телевизора, кто-то тупо смотрел в свою тарелку и с остервенением рвал зубами сухую воблу.
Здесь Иван Петрович бывал и раньше. Это кафе  привлекало Петровича тем, что кроме пива разных сортов, в нем продавалось настоящее молодое виноградное  вино, крепкий бразильский кофе, горячий чай и свежие  булочки. Иван Петрович на последние деньги, оставшиеся после уплаты алиментов,  заказал бокал красного горячего глинтвейна, взял только что испеченную булку с творогом и сел за угловой столик под теплый поток воздуха работающего вентилятора. Место за соседним столиком оказалось занято группой молодых людей, с которыми находились две смазливых, белокурых девицы.
-Сколько лет, сколько зим!, - воскликнул один из молодых людей, обращаясь к Ивану.  Сразу двое парней одновременно  поднялись с насиженных мест,  как старые друзья, откровенно улыбаясь,  они тут же перебрались за его столик. Это оказались бывшие студенты, которые приехали по работе из далекой  Сибири в провинциальный город и после трудового дня зашли в кафе отдохнуть. 
Гости заставили Ивана Петровича отвлечься от тяжелых дум. Они, перебивая друг друга, долго рассказывали Петровичу о том, какой он замечательный преподаватель и незаменимый профессионал своего дела... Вчерашние студенты от души угощали Ивана Петровича пивом, и он незаметно для себя, опьянел…
Возвращаясь в свою хижину, Иван вновь наяву увидел, как в тот день, когда жена похитила ребенка, он поставил свой старенький автомобиль у подъезда, а потом долго ходил вокруг дома, заглядывая в окна. Иван Петрович все ждал, когда из  окна выглянет морщинистое лицо бабки (бывшей тещи),  и голова скажет, что сын «готов и сейчас выйдет». Иван Петрович вспомнил свои недавние переживания,  улыбку ребенка, после чего опустил голову и  ощутил ком в горле, как он подступает все выше и мешает дышать….
Незаметно, на далеком горизонте, над крышами еще спящих домов уже начало сереть предрассветное небо. Утро подкрадывалось к набережной. Но  предметы вокруг еще не начали давать тени. Серые дома, серые стены, серый асфальт…, слились во что-то непонятное и бесформенное.
Иван Петрович шел по улице и разговаривал сам с собой. – «Если  сердце ночью не выдержит и остановится, меня обнаружат в своей квартире в лучшем случае через неделю. К этому времени я превращусь в черный гнилостный пузырь…».
Деревья незаметно стали  робко перешептываться друг с другом, а свежий ветерок с моря  зашевелил брошенный неизвестным прохожим лист бумаги. Неожиданно, как будто очнувшись, резкий порыв январского ветра, приносимый с Черного моря, погнал по аллеям клубящееся облако тумана... «Девочка плачет – шарик улетел», - пел  себе под нос Петрович, - «…его утешают, а шарик летит…».