В маленькой комнатке трудились над отчётами, не поднимая головы, бухгалтера в ватных фуфайках, укутанные вязаными, пуховыми шалями, –– ноги в шерстяных носках и валенках. Только руки предательски мёрзли, и они старались согреть коченеющие пальцы о стаканы с горячим чаем.
Их начальница, главная медсестра Н-ского военного госпиталя Ирина Владимировна, не поднимая головы от бумаг, попивала дымящийся чаёк из смородиновых веточек с сухариками, которые многоуважаемая повариха госпиталя сушила в духовке из хлебных остатков. У главной медсестры рабочий день расписан по минутам, и даже ради обеда не могла остановить процесс. Приходилось всё делать на ходу, так как от этих накладных зависела работа кухни, складов, аптеки, водителей. Она крутилась белкой в колесе, чтобы вовремя подписать и проверить отчёты, ведомости, калькуляции, которые в любую минуту могли быть востребованы.
В этот момент трудовую атмосферу нарушила сестра-хозяйка Филипповна. Женщина ураганом влетела в бухгалтерию, разрумяненная с мороза, в ватной телогрейке, в заиндевевшем пуховом платке, в изящных подшитых резиной валенках, с новой порцией аппетитно пахнущих сухариков на большой тарелке с голубой, позолоченной каёмочкой, поставила их на стол перед главной медсестрой.
— Девчата, даже на улице теплее, чем у вас. Начальник госпиталя и на вас экономит? Такая экономия дров и угля приведёт к трагедии. Превратитесь в сосульки. Вот, угощайтесь! Свеженькие, тёпленькие! — Налив себе чаю, она присела как обычно на стоящий у двери стул и, хрустя хлебным лакомством, стала рассказывать местные новости. Эта женщина всюду успевала, обо всех всё знала — от её любопытного носа невозможно было что-либо скрыть. О каждом местном происшествии Филипповна каким-то образом всегда узнавала первой, а потом, как сорока, разносила по отделениям.
Вот и сейчас, не переставая жевать, она поведала:
— Наконец-то увезли больного с вирусной инфекцией, гепатитом «А», в другой стационар. Ох, уж и долго он бедный ждал машину, сидя в холодном боксе! Благодаря поварихе Сергеевне не закоченел. Сердобольная женщина угостила его сухариками и горячим чаем. Хоть немного подкрепился перед дорогой, ведь когда ещё ему придётся пообедать — дорога-то дальняя…
Ирина Владимировна перестала писать и с жёсткой ноткой в голосе спросила:
— А вы где взяли эти сухарики Филипповна?
— Да, вон, в коридоре на окошке.
Она, охнув, растерянно посмотрела на сухарики, на главную медсестру и вновь перевела взгляд на сухарики. Другие сотрудницы как по команде подняли головы от своих трудов и с ужасом в глазах смотрели на сестру-хозяйку. В комнате зависла могильная тишина.
— Филипповна, — тихо, с шипящей ноткой, выдохнула Ирина Владимировна, — а возможно, что этот больной оставил там эти сухарики?
— Я не знаю! Тарелку взяла как обычно с подоконника, у окна, который рядом с вашей бухгалтерией.
Ирина Владимировна бросила ручку на стол.
— Всё, приехали! — Мысли заработали, как часы. Её уже не беспокоила работа, недоделанные отчёты и ведомости. Как в кино, перед глазами предстали ужасающие кадры будущего. Вначале желтушная стадия — общее недомогание, потеря аппетита, дикие боли в мышцах и суставах, высокая температура, полное кишечное расстройство, резкое понижение давления. И это будет длиться в течение двух-пяти недель. Даже если их успеют вырвать из цепких лап опасной инфекционной болезни, желтизна кожи сохранится ещё не один месяц. Но самое главное — заразиться могли все в этой комнате, кто ел злополучные сухарики. Она медленно, печальным взглядом обвела присутствующих и произнесла:
— Болезнь Боткина? Мы контактные?
— Бог мой! — воскликнула Филипповна, — ведь это эпидемия!
Она прижала руки к груди, побелевшими губами, со слезами, в смятении и дрожью в голосе прошептала:
— Девочки, милые, простите меня! Я это, я вас наградила страшной болезнью! Надеюсь, никто из вас не болел прежде сифилисом или малярией? –– Она обвела взглядом притихших и как-то сразу поникших женщин. Её голос изменился и стал хриплым. Медсестры молчали, только лица их становились всё прозрачнее и прозрачнее.
Ирина Владимировна резко остановила стенания сестры хозяйки:
— Ты, Филипповна, точно с ума выжила — что такое болтаешь?
— А вы, что, разве не знаете? У тех людей, которые перенесли эти заболевания, болезнь Боткина, по медицинским терминам гепатит «А», переходит в злокачественную, то есть в острую форму, это, мои дорогие, цирроз печени и всё — конец!
Двадцатилетняя медсестра Эллочка с посиневшими губами, с выразительно округлившимися глазами, почему-то заикаясь, внесла предложение:
— А-а-а, давайте, выпьем как можно больше горячего чая или нет, лучше фурацилина, в процедуре целая трёхлитровка, сама утром относила.
Но тишина в бухгалтерии нарастала снежным ураганом, что даже было слышно, как за стеной гудит пронзительно северный ветер. По-стариковски кряхтят ветки деревьев и стучат в разрисованные сказочными узорами окна. Конечно, коллег по несчастью парализовал страх перед неясным будущим. Филипповна, нервно зашагала от стола к двери и обратно, громко восклицая:
— Ой, мамочка, что я наделала! Ой, мамочка, возьми меня обратно…
— Да сядь ты! — еле сдерживая внутреннее раздражение, крикнула Ирина Владимировна. Она уже не думала о сроках сдачи документов. Теперь вся эта суета из сует, и проблема отошла на второй план. В один миг была перечёркнута вся жизнь, впереди неопределённость. Мальчишки двойняшки останутся сиротами? Обвела опустошённым, печальным взглядом своих подруг по несчастью, помолчала некоторое время, и вдруг предложила, потирая руки:
— А не выпить бы нам с вами?
Филипповна остановилась у стола, с удивлением посмотрела на главную, а потом, словно очнувшись, радостно поддержала:
— Да, да, конечно, спирта! Я мигом, я на склад! Я сейчас!
Дружно, обречённо выпили залпом, и закусили всё теми же сухариками.
Сковавший все мышцы тела страх и холод стал отступать, кровь теплой рекой побежала по венам, и на бледных лицах разлился румянец.
— Наливать ещё? — робким заискивающим голоском спросила Филипповна, преданно заглядывая в глаза начальнице.
— Наливай! Была, не была, помирать –– так с музыкой! — подвела черту Ирина Владимировна. Им уже даже стало жарко, и теперь это происшествие с вирусом не казалось таким безысходным.
–– Авось пронесёт! — промолвила Эллочка, развязывая узел на пуховом платке и расстёгивая пуговицы на ватнике.
Они и не заметили, как за их дружной компанией уже минут десять наблюдает заведующая пищевым блоком Н-ского госпиталя Людмила Матвеевна. Рослая, пышногрудая, в отливающем голубизной халате, накрахмаленной шапочке из марли на голове. Она очень торопилась за калькуляцией, бросив другие неотложные дела. Сергеевне, поварихе, необходим этот документ, как воздух. Без него она не могла составить раскладку из продуктов для обеда стационарным пациентам госпиталя. Но то, что увидела, её не только удивило и озадачило, но и возмутило до глубины души. Она прекрасно и давно знала Ирину Владимировну, — не один год проработали вместе, –– как очень ответственного сотрудника. Теперь все сослуживцы, возглавляемые главной медсестрой, пили не чай, а чистый не разведённым спирт, закусывая, считай, только рукавом (сухарики не в счёт). На столе, среди отодвинутых в сторонку документов, стояла банка с нарисованной змеёй и с надписью большими буквами «Спирт». Лицо заведующей пищеблоком Н-ского госпиталя, побагровело от возмущения, громовые слова застряли в горле. Нарисованные брови взметнулись вверх, зигзагообразные молнии блеснули из под густо накрашенных ресниц. Но, сумев вовремя обуздать и не выпустить на свободу свой праведный гнев, задала, казалось простой, но шкурный вопрос:
— А что здесь происходит? По какому поводу праздник?
Филипповна, оглянувшись на голос, резво подскочила, обняла за плечи и подвела к столу.
— Хочешь с нами за компанию? — заботливо пододвинув полную до краёв стопку, пояснив:
— Понимаешь, так вышло, мы проводим дезинфекцию изнутри. Всё под контролем на сто процентов. Теперь ни одна даже малюсенькая бацилла не выживет.
Людмила Матвеевна осторожно отодвинулась от неё на расстояние вытянутой руки, непонимающе, с сарказмом обвела стоящих вокруг стола сотрудников со стопками. Бациллы? Вы, что, — больные?
— Да! Все — сидящие в этой комнате, — со счастливой ноткой в голосе согласилась с ней Филипповна. При этом, не забывая доливать горячительное коллегам.
— А можно поинтересоваться, чем вы заразились все и так сразу?
Филипповна указала на злополучную тарелку:
— Вот, полюбуйся, — это они! Скажи, ты угощала сегодня сухариками больного, которого переводили из-за инфекции Боткина в другой стационар?
— Да, угощала! А что? Не понимаю?
— Так вот, он забыл эти сухарики на окне, а мы их съели.
Теперь Филипповна горестно опустила голову на грудь, глубоко вздохнула, вернулась на своё любимое место у двери и опустилась на промёрзший стул.
— Я принесла этот треклятый вирус с этими треклятыми сухариками девчатам и я, понимаешь, я виновата в общем заражении и в эпидемии. Но теперь и ты в контакте? И зачем пришла? — она закрыла лицо уголком пухового платка и горько зарыдала.
Заведующая столовой взяла в руку один сухарик и зашлась раскатистым смехом.
— Девчушки, вы точно заработались! Мы те сухари давно убрали и выбросили, согласно санитарным требованиям. А эти с пылу жару, прямо из духовки, помощник повара вам несла — я попросила. Но по дороге вспомнила, что не сняла с плиты бульон и вернулась на кухню. А эту тарелку поставила на окно, где вы, Филипповна, её и нашли и как всегда устроили бурю в стакане. Вытирайте слёзы, убирайте спирт, эпидемия отменяется!
В комнате, в зыбкой тишине, через минуту грянул звонкий, счастливый, женский смех.
Г. Ростов-на-Дону.
Январь 2016 г.