"P.S.их!.." - цитата из м\ф-ма "Ёжик в тумане". Подходит, беру.
"бЗЫк" - 1.слепень, овод, насекомое короче. 2. странный, чудаковатый чел. Вот это нам ближе.
ДПС - водители, расслабтесь. Если есть P.S. (после. Как закусь вдогон водке), логично быть чему-то ДО. В нашем случае - Д.З.Ы. Без приставки Л.А.О.
Д.З.Ы.
Ноль в два раза больше бесконечности. Не верите? Присмотритесь к знаку бесконечности. Это же два спаривaющихся ноля!
Алену Делону сегодня 80... Телевизор проговорился с утра... А я-то думал, что коллеге по цеху меньше, и даже, чем мне. Коллега по цеху? Ну, да. Было дело лет тридцать назад - снимался в главной роли одного фильма. Кстати, фильм снимали в Париже. И опять же, без упоминания Люси не получится. Вот так всегда – нагадил котяра под соседской дверью - тут же рядом не то, что тень Люси, как от Гамлетова отца, а и сам источник силуэта во весь рост. Хоть её фейсом в природу отношений с соседом тычь. Рад бы, но у кота нет алиби, а у Люськи оно есть всегда. Иногда кажется, что она родилась с набором алиби на всю её жизнь. Такие о-о-чень живучие... Не снимись я тогда в кино, не узнали бы вы про мою Люсю... Если, конечно, не доведись её тёзке оказаться со мной в браке и так же портить мои настроения между законом положенных снов...
Про кино в Париже. Знаменитым быть я не планировал и про ВГИК слышал по телеку. Да и лицом вроде не вышел, чтобы о мировом кино думать. Хотя.. Если уж Крамaров со своим выражением снимался, я мог бы посимпатичнее выглядеть. Наверное поэтому и не миновало меня это искусство.
Мой лучший друг по студенческим годам Паша Гейнц, как иногда поступают безумные мужчины, решил жениться. Я не был в курсе его прежних двух подобных событиях. Видимо, они были не столь многообещающе-пылкими. Случилось это через 11 лет после института и в другом от меня городе. В Фершампенуазе, недалеко от Челябинска.
Паша позвонил под утро. Я как раз наклонялся над русалкоподобной девушкой у водопада, но пришлось проснуться и высказать звонившему подозрения о его происхождении. Паша всегда мог уговорить даже трамвай, чтобы тот не подвозил к его дому некрасивых девушек. А тут всего- навсего я, и без каких-либо девушек. В русалок он не верил и заменял их онанизмом. Пришлось задуматься, вспомнить, что мне собираются бить морду соседи и согласиться ехать в Фершампенуаз. Там-то я смогу более профессионально въехать своим мнением в глаз пьяной деревенщине, чем это сделает мне мой сосед, КМС по боксу. Да и Пашу жалко. Надо бы лично посочувствовать надвигающемуся к нему счастью.
Чтобы у читателя не возникла геогрофобия, сразу скажу, что Фершампенуаз от Парижа недалеко. Оба в Челябинской области, и между ними чуть более 2-х часов трезвой езды. Но там редко кто враждует со змием, да ещё и живёт по писанию о святых пунктах А и Б. Поэтому их прямой вектор - это дуга, стремящаяся к ленте Мёбиуса. Иноземцам из Самары это неведомо...
У всех поэтов было детство. У детских поэтов тем более. Но не все поэты писали детские стихи. Редко кто в детстве писал взрослые стихи. Большинство - один из счастливчиков и я - вообще не писало стихов и почти не жалеет об этом. Почему почти? Ну, есть небольшое сожаление, что не досталось славы Корнея Чуковского, творческих и личных дач впридачу к Нобелевской премии.
Но на кратком отрезке своей биографии я вдруг полюбил детских поэтов. Точнее - поэтесс. Ещё точнее - отдельно взятую поэтессу Элю. Вот уже битый час она трясётся со мной в вагоне-ресторане рейса Самара - Челябинск. Трясёт Элечку по трём причинам – частые стыки рельсов, водка, как амброзия всех поэтов и декламация 74-го, а может 122-го стиха для сопливых цветов нашей жизни. Уже после первого тоста, но ещё до первого стиха, я полюбил вишнёвые, набухшие координаты источника звука Эли.
После шестого тоста и 9-го стиха я повторял всем телом синусоиду движений бюста попутчицы. Иногда казалось - это поезд трясётся от поэзии. После 16-го стиха Эля стала даже материться в рифму. Я-то понимал, что это не структура самих стихов, а необузданные импульсы страстной творческой личности. Я, как мог, помогал коленями и жестами руки, движение коей всегда застревало на мраморной шее номинантки премии какого-нибудь континентального комитета. Это нисколько не мешало Элечке материться стихами и закусывать. Творческий вечер удался. Решили беседу двух интеллектуалов перенести на нижнюю полку и так трясущегося купе. Я и представить не мог, как много кроется страсти в детских стихах!
По стенам эдема на колёсах проносились жёлтые вскрики обитаемых полустанков. Где-то, далеко вдали спал в обнимку с холостяцким матрасом счастливый дурак Паша Гейнц. Рядом, почти слившись с моим телом в одно, отдыхаюшая от себя Элеонора Эмильевна Рубанская-Майтович (не спальное место на одного, а какой-то вокзал с цыганками!)... Так Элечка преподнесла себя на подносе первой встречи. Тогда я ещё заглянул ей за плечо, ожидая увидеть остальных приведённых. Поднос был с монограммой РЖД, окружённый десятью рубинами острых коготков. Мне сразу стало понятно, что слово «капитуляция» она никогда не слышала, и не мне водружать флаг над её рейхстагом. Но оказывается, общаться с незнакомкой легко и вульгарно невероятно просто. Всего-то нужно – один вечер страстно подышать дуэтом. Дальше уже как за год перед разводом – всё как у людей и без книксенов.
- Слышь, Кир.. А на кой тебе та свадьба в фальшивой Франции?
Это она ко мне и в сознании. С чего Элька стала звать меня этим именем? Ведь ни Кириллом, ни Киркоровым не представлялся. Да и не помню уже своего вступления в первый диалог с подносом РЖД. Вот киряли с упоением - это помню. Видимо, оттуда продолжение раннего утра к полудню. Надо не забыть – Кир из Самары - это я. Фамилию потом сам придумаю...
- Мой старый друг по литинституту Рома недавно дал телеграмму из Магнитогорска. Он давно пишет криминальные сценарии к фильмам и сейчас где-то на сьёмках в Париже. Прикинь? Ну, тоже липовый, как и твой Ферше-мурше, село какое-то. Но звучание-то ка-а-кое!..
Тут глаза Эли как-то странно трансформировались, потянув за собой, как сгущёнку за пальцем, античное благородство лица. То ли зазвучали шаги скромного такого Дидро на брусчатке Руаяля, то ли во мне стало мужать отрезвление, но... Моя рука, уже отправленная по направлению к тунике с гроздьями грудей, вдруг решила остановиться на бутылке пива. Пресыщение стихами о зайчиках жаждало орошить горло пивом, а за миг до этого промямлить на французском: «Пардон, медам...» А ведь всё то же купе, та же Эля, но что-то пошло не так...
Чтобы расстаться с любимой, озвучьте всуе слова типа "Париж", "Франция", "поля там Елисейские"... Как жертва, скрепя кошелёк, можно купить Шанель №5 и, отрывая часть сердца, объявить об этом. Небрежно так – мол, для тебя ничего не жалко. Можно с ЗЫ – любимая. Как бык, в последние минуты расцвета мужских сил смотрящий на алое продолжение тореадора, но, как женщина, читающий в нём слова «Moulin Rouge», смотрит на вас погибель ваша. Это, согласно статистике, в большинстве случаев, когда вы - простой вахтёр, трубоукладчик, корректор районной газеты, чахоточный инженер и так далее. Против кармы, как против волны, в корму не попрёшь. А карма в корму – кормить раков. Этого даже Лао Дзы не говорил, так что хоть его я опередил.
Будучи уже распятым красотой и напором Эли на нижней полке, не мог я отказать ей в совместном посещении этого Парижа в Челябинской области.
- Кир, да это всего на день. Рома пришлёт за нами авто, и мы увидим, как снимает кино сам Пеликанов-Грушевский! Там потрясающий сюжет с горкой трупов! А главное – Рома уговорил режиссёра, что в сюжете будет столичная поэтесса читать стихи. Как раз перед убийством главного героя. Поэтесса - это я!.. А потом Рома отправит тебя в твой Фершампенуаз чёртов...
Последующие 6 часов пути были, как оливье вперемежку с конфетами ассорти. То ломтики фраз о таланте Ромы, невзначай, как бы иносказательно, самой Эли. Рядом соседствовал сладкий привкус французской булки, выдыхаемый в грассируемых словах «рогожа, дрын, барак эпохи Екатерины, Кира-дурачок» и прочих офранцуженных звуках. Под язык закатывался зелёным горошком тревожный мизинец поэтессы... В пикантной белизне майонеза её вздрагивающей кожи проступали фиолетовыми артериями черты Эйфелевой башни. Перкуссия вагонных колёс и потока крови в самых неожиданных местах организма всё больше говорили, что я согласен сопровождать Элю в присвоенном русскими Париже...
Как любой нормальный зритель, не люблю я затянутых вступлений. По мне, если взять к примеру «Отелло», хорошо бы загорелому Яго сразу начинать то, за чем я и пришёл. Пришёл, увидел, пожалев - проникся, ушёл заниматься более полезными делами! Вот он - средний эквивалент сэкономленного времени, чувств, денег в минуто-рублях! Даже театральное кресло понижает свой коэффициент износа, а за день можно сразу показать замечательный спектакль с удушением десять раз!
Поэтому не буду долго описывать прибытие в Магнитогорск, акустику перронов и невыносимые судьбы полутрезвых носильщиков. Короче: «Внедорожник. Привет, наконец вас нашли. Справа закат. Вот он, Париж. Здравствуй, Ромочка! Это не хмырь, а Кир. Наливай!» Так я познакомился с мэтрами великого и давно не немого кино. После трёх часов децибельно-итальнского ора, кино стало более трогательным, задушевно-заплетающимся, и, наконец снова великим немым.
Дело вот в чём. За два часа до сьёмки финальной сцены у Эйфелевой башни, в тревожном вечернем сумраке села Париж, исполнителю главной роли майора УГРО Бенедикту Ройскому в клубе сильно набили морду. Шерше ля фам. Переводится – «Электрик Митя не приветствует появление почтальона Веры рядом с городскими пижонами». И это в последний день сьёмки, когда и так все сметы на фильм в минусе! Можно бы доснять в приевшейся всем Москве, но где же декорации села Париж взять?! У режиссёра цепкая память на лица. Особенно на то, которое вчера лежало рядом с евоным у дивана в гостинице. Я же не знал, что так похож на Беню Ройского в позе героического трупа! А тут - один в один и без фингалов на умном, красивом, добром, очень способном лице! И слов у роли никаких – лежи себе бездонными глазами в высь, в парижское закатное небо. А в застывшем зрачке изгиб Эйфелевой башни... Драма...
Избитые штампы в виде девушки с хлопушкой и рупора режиссёра сразу выбрасываю. Мне же, наконец, надо расказать в день юбилея Алена Делона о своём дебюте в кинематографе! Будем считать этот факт биографии, как резюме для возможно ищущих меня кинопродюссеров.
Опускаю мучительные сцены своей роли. В одной из них нахальная ворона, попрыгав на моей груди и усевшись на плече, уставилась мне в лицо. Эйфелева башня, отражённая в моём зрачке переметнулась в зрачок вороны, но уже с обратным изгибом. Два этих изгиба щерились друг на друга, пока ворону не прогнал облезлый пёс. Он припёрся, чтобы оросить мой иссушенный вчерашней водкой организм. Киношники, падлы, ради естественности не стали эту природу отгонять от меня, а сладострастно снимали. Изверги. По сценарию гениального Ромы, труп должна была обнаружить случайная прохожая. Конечно, на такой пустяшный эпизод можно было выбрать любую швабру из массовки. И вот она судьба – этой случайной шваброй была худенькая (это я скромно) девушка по имени Люся.. Вот он Париж – город грёз, любви, бурных фантазий о более упитанных швабрах!
З.Ы.
Свадьба Паши Гейнца запомнилась тем, что и мне поставили два фингала. Хорошо, хоть успел сняться в кино до этого. Люся, влюблённая в будущего киноактёра Кира, хлопотала рядом с компрессами. Эля испарилась в эфире детской поэзии с недетскими страстями Ромы, Миши, Бени и прочих достойных представителей мужского интеллекта. По возвращению домой соседи уже не стали меня бить, и так побитого...
З.З.Ы.
Напрасно потом я пытался увидеть себя в фильме, где, почти как князь Болконский под небом Аустерлица, лежал я в русском Париже... Я ведь так старался показать миру как умею умирать – молча, героически, не сожалея что в будущей жизни рядом всегда будет Люся... Вырезали тот эпизод, вычеркнув восходящую звезду хотя бы местного кино...