Пашка

Людмила Михейкина
               
      Во второй половине августа я отправилась с двенадцатилетним сыном по профсоюзной путевке на туристическую базу «Лесные озера», которая находилась в зеленом массиве на берегу озера с прозрачной чистой водой и песчаным пляжем.
       Погода подходившего к концу лета отличалась непостоянством: временами моросил дождь, и уже ощущалось приближения осени. Купальный сезон для многих отдыхающих завершился, но можно было насладиться прогулками по хвойному лесу, посидеть на скамейке с книгой в руках, погреться в лучах выглядывающего из-за уплывающих облаков солнца и провести время на оборудованных детских, спортивных и танцевальных площадках. Отдыхали здесь в основном семейные пары и мамы или папы с детьми.
      Стандартные деревянные домики, разбросанные по территории базы, состояли из четырех комнат с отдельными входами, объединенными общей открытой верандой, представлявшей собой козырек крыши на толстых бревенчатых столбах над деревянным полом с невысоким крыльцом. Мы с сыном занимали одну из крайних комнат, другую, с противоположной стороны домика - две молодые женщины с малолетними детьми трех-четырех лет: девочкой Настей и мальчиком Пашкой.
      Пашка был подвижным активным ребенком, но со своей ровесницей Настей общего языка не находил. Их мамы вели разговоры между собой, а на детей обращали больше внимания только, когда между ними разгоралась драка. И Пашка выбрал себе в друзья нас. Мой сын не стремился к общению с маленьким соседом, а я не отказывалась поговорить с Пашкой, когда ему того хотелось.
      Каждое утро Пашка приходил к нам, чтобы проверить, спим мы еще или уже проснулись, и благодаря ему, на завтрак мы приходили первыми. Ежедневно он подметал еловой веточкой территорию у входа в свою комнату и считал своим долгом подмести ее и у нашей. От его стараний поднималась пыль, но он говорил: «Ничего, зато потом чисто будет».
      Я привезла с собой немного сладостей и время от времени угощала ими Пашку. Но вот сладости закончились. В коробке с зефиром осталась одна половинка, которую мой сын собирался съесть после завтрака.
      Утром Пашка, как обычно, постучал в нашу дверь и, убедившись, что мы проснулись, вошел в комнату. Остановившись у входа, и деловито осмотревшись, он сказал:
        – Я сегодня здесь спать буду.
        – А  где  же  ты  ляжешь? Ведь, у нас  всего  две  кровати, - улыбнулась я, заправляя постель. Сын суетился у своей.
         – Ничего, я подвинусь, - миролюбиво ответил малыш.
   Судя по тому, что он не собирался уходить, я поняла, что Пашка еще не всё сказал.
        – Вчера у тебя был очень вкусный зефир. Может, остался еще один? – с надеждой спросил он.
   Сын отчаянно посмотрел на меня, и я неуверенно сказала:
        – Нет…
   Пашка остановил внимательный взгляд на коробке.
          – А давай здесь посмотрим. Может, еще остался один? – не терял он надежды.
      Уличенная в обмане, я смущенно открыла коробку. Лицо Пашки засветилось от радости.
        – Только после завтрака, - и, пообещав ему лакомство, я закрыла ее.
      Пашка быстро поел, дождался нас у двери и, получив обещанное угощение, с благодарностью ушел. Но ненадолго. Когда с теннисными ракетками мы вышли на улицу, его счастливое личико уже мелькало из-за растущего кустарника. В руках Пашка держал мяч.
        – Давай поиграем! – кричал он на бегу моему сыну.
        – Нет, Пашка, поиграй с кем-нибудь другим.
        – С кем?
        – Со своей подругой Настей. Я ухожу.
        – Ну, пожалуйста, только осемь  раз! – просил Пашка, теряя букву «в».
        – Ладно. Только восемь раз.
      Стараясь не уронить мяч, Пашка бросал его с короткого расстояния и аккуратно вел счет. Его старший друг без энтузиазма отвечал на броски и  терпеливо ждал конца развлечения. Поймав мяч на последней цифре, Пашка снова невозмутимо произнес:
        – Осемь! - и передал его компаньону.
      После каждого следующего броска число «осемь» повторялось до тех пор, пока мой сын не положил мяч на траву.
        – Ну, всё, Пашка, хватит. Я тебя понял, - засмеялся он, оценив находчивость мальчика, и побежал к своим сверстникам.
      Никто не мог уличить Пашку в нечестности. Он считал до восьми, потому что больше считать не научился, а вот сколько раз случится это восемь – такой договоренности не было.