Начинаю публикацию Истории похождений дилетанта, из-за своего скверного характера оказавшегося там, куда лишь самые его сокровенные грёзы дерзали совершить побег от обыденности. Хепи энд обещаю.
На круги своя
История блужданий в мирах незыблемых Постулатов
Перед лицом авторитарной империи, и соответствующей ей авторитарной истины в вере, отдельному человеку, бесчисленным людям остается лишь надежда сохранить сферу философского мышления, какой бы узкой она не становилась. Тогда последним прибежищем человека, соотносящего свою жизнь с трансцендентностью, будет его глубокая внутренняя независимость от государства и от церкви, свобода души, черпающая силу в великих традициях прошлого.
Karl Theodor Jaspers
1/23. Опрометчивое предуведомление, отсекающее львиную долю потенциальных потребителей предложенного продукта
Мы говорим: - Меняется мир - и, кажется, имеем на то веские основания.
Но, если присмотреться повнимательнее, то даже различаемые нами изменения, мизерны настолько, что, скорее всего, охватывают лишь игру состояний, а что уж говорить там о самих основах, на которых и поныне зиждется всё сущее ?
Настоящие изменения происходят в нас, а - если уж быть совсем откровенными – на внешней сфере, оболочке нас, имея здесь ввиду не столько очертания самого облика мыслителя, сколько, едва только обозначившееся в своевольной мимике, отображение его тайных душевных состояний. Они, эти изменения всё больше как-то подозрительно нелицеприятны. Почему они таковы, что хочется скрыть это обстоятельство неким лицедейством - тема особая. Но эти поверхностные наслоения так занимают нас, что мы всё больше ощущаем себя несчастными, даже если нет на то хоть сколько-нибудь глубоких оснований.
Ссылки некоего доморощенного философа на мудрость известных ему ветхозаветных каких-то там, а, в общеупотребительном смысле, просто древних, мудрецов - смехотворны на фоне таких достижений, как, например, мобильник. Вот он, - о, великолепный,- сейчас в твоей руке, а где тот библейский мудрец?
Но где же будет эта жемчужина удачного приобретения через годы, издевательски ничтожные перед неизменностью древности?
Стоит ли строить фундамент своего существования на отходах нашей жизнедеятельности?
Но любые увещевания на эту тему оказались бы - действительно - мелочным брюзжанием, если бы - по счастью - не жива была наша способность отрешить себя от сиюминутного и сотворить нечто такое, что мало подходит к употреблению в быту. Но что – даже при малой потуге сосредоточиться - раскалывает панцирь ограниченности, и начинает обжигать сохранившиеся остатки вечных чувств теплом откровений, утраченных, казалось бы, уже навсегда.
Пусть не каждому может легко объявиться это благословение. Но дай срок, да потрудись над собой – и вот оно уж есть. Только важно до поры пришествия из недр своей души благой вести об этом, сохранить себя от остервенения несбывшимися намерениями, не оставаясь при этом затворником.
Ничего себе, сверхзадача, не так ли!
Кажется ничтожной отвага человека, предстающего своей формальной мизерностью перед чудовищной беспредельностью выделенного ему мира. Однако же противопоставление это, если и осознается кем, то весьма и весьма условно, ибо окружающее существует для нас в наших собственных ощущениях. То, что выделяется из круга возможностей нашего сознания, как бы перестает существовать - и в этом утверждении нет и намека на идеализм.
Вселенская огромность пребывает сама по себе, изменения же ее состояний мало занимают нас в повседневных смыслах.
Холодная непреклонность взаимодействий: неисчислимых, невыразимых и безмерных - лишь ничтожной своей частью соприкасается с живым и то благодаря его феноменальной способности выстраивать в логические связи все возможные сочетания происходящего.
Но и этого оказывается достаточным, чтобы дать основания множественным представителям рода человеческого в исчезающий отрезок времени, отпущенный природой для существования сего - всего- то лишь одного из множества планетарных видов живых существ - для возведения каждым собственных, пусть и самых экстравагантных, моделей мироустройства.
Дни, слагаемые в года, века, тысячелетия, уходят в глубины времени - такие бездонные для наших чувств и такие исчезающе ничтожные для внешнего круга, где наши представления еще не объявились.
И вот в эти-то мгновения вечности нам приходит блажь задать себе некие вопросы - почти никак не связанные со всем тем, что заботит нас по-настоящему, что, или приводит нас в неподдельное уныние, или, напротив, ободряет нас в своем стремлении возвыситься над обстоятельствами быта. Но вопросы - те, в практическом смысле, никчемные - приходят и дают пищу изнуряющим размышлениям.
Наконец, нами формализованы понятия, выстроены системы знания, и есть ощущение того, что этот мир, хоть и беспределен, но все-таки подвержен познанию.
Меньше всего мы понимаем, зачем нам нужно это знание.
А наиболее шустрые из нас уже успевают забежать вперед и встречают отставших в облике властителей наших дум и разводят нас по разные стороны, чтобы мы, ожесточившись, начали раздел мира ли, мирка ли - доселе не знавшего границ – на некие вотчины.
За этим плодотворным для пронырливых элит занятием, мы утрачиваем остатки своей способности понимать себя, настолько всепоглощающе, что без особого труда оказываемся в полной зависимости от благосклонности авторитетов.
Все крупицы добытых знаний, все украшения экзотических теорий и законов вскипают тогда возмущённым разумом, да и сплавляются в слиток традиций и символов веры, настолько незыблемый и величественный, что безоговорочное ничтожество - отныне наша ипостась.
И это есть - правда. И неправда - тоже есть.
Да, этот дуализм может обратить нашу волю в ноль.
А может предстать поводом все начать с начала.
-Начало. Да где же оно?
-А везде! Вот хотя бы у границ твоих глаз, уловивших свет далекой звезды. Думай, Вася!
-?!
- Что, ты не Вася? Всё равно - думай!
- Да я, по-настоящему, только этим и занимаюсь!
- То-то мы видим, что ты какой-то тормозной.