Запоздалая встреча

Виктор Некрасов
      
"Времена не выбирают, в них живут и умирают"

 
                О  Володе  Шуклове   в посёлке отзываются положительно, даже с некоторой гордостью.  То он  делает мостушки для рыбной ловли любителям посидеть на зорьке с удочкой, да и женщины благодарны ему (уж очень удобно с мостков бельё полоскать). Как утверждает молва, изготавливает всё мастер из своего материала. То песочницу для  детского сада сооружает, а то вдруг начинает  строить танцплощадку для молодёжи.  Кстати, последняя его  стройка  зацепила наконец-то  местных парней и взрослых: сделали ведь приличную танцплощадку. Молокозавод помог стройматериалами, и танцуют теперь по вечерам вчерашние строители  не на пыльном пятачке, где весь день в пыли купались куры, а на  добротном дощатом настиле. Одним словом,  заводилой всех добрых дел на селе  был Володя Шуклов.

                А  ведь если заглянуть в его прошлое, то покажется   даже удивительным, просто невероятным, что человек, не видевший  родительской ласки, не имевший счастья воспитываться в семье,  обладает такой  доброй и открытой для всех  душой.  Пятнадцать лет детдомовских испытаний,  а потом  самостоятельная  жизнь, а уж каково  вступление в неё  для детдомовцев – не приведи Господь каждому.  Редко кто выдержит все свалившиеся на них  невзгоды и неурядицы, не угодит в тюрьму, не сопьётся или не  станет обычным бомжем.  Владимир  всё  сдюжил, не сломался!

                После службы в армии и долгих  странствий по просторам одной шестой  планеты он наконец-то обосновался в  живописном селе  Заречное, что под Тамбовом,  где и  крутил баранку, работая шофёром на    местном  молокозаводе. На своей машине   исколесил  считай половину области.  При  советской власти   заправлял  свой  «танк», как любезно величал  молоковоз  бывший механик-водитель  боевой машины, в двух-трёх хозяйствах района.  После «лихих девяностых»  с бурёнками, как и с другой живностью, возникли большие проблемы, поэтому  непросто стало и  с закупкой молока для завода. Чтобы заполнить  молоковоз, надо было объехать не одно-два хозяйства, а почитай весь район. Среди коллег- водителей была большая текучка, редко кто  соглашался за невысокую зарплату мотаться по области в поисках молока, но это не о Владимире. Привыкший по жизни к смене мест, он  не видел  для себя проблем с  такой географией работы.  К своим  пятидесяти  годам  Владимир Григорьевич  Шуклов  успел не только  объехать половину России, но и воспитать с  женой  двух сыновей и дочку.


                Выше среднего роста, стройный, белокурый, с правильными чертами лица, Владимир всегда был чисто выбрит и со вкусом одет.  Высокий лоб и тонкие изящные губы как бы подтверждали породу и говорили, что голова у этого парня  «плотно заполнена мозгами». Он много читал, но в силу своей тяги к перемене мест жительства, бытовой неустроенности, а может, каким-то другим причинам системного  образования не получил.  За плечами была лишь десятилетка и сотни прочитанных книг, которые и стали его  «университетами».

                Первые годы он жил в небольшой квартире, которую  предоставил ему завод. Стандартный финский дом был перегорожен пополам, в  итоге получилось две маленькие квартирки – комната метров на пятнадцать и кухня  такого же размера. В другой половине жила  молодая женщина, технолог  завода, с  сыном. Людмила  Сергеевна  Агеева, соседка Владимира,  была очень привлекательной внешности, эдакая  белолица-круглолица  из русского эпоса,  и даже шрам, пролегающий через всю левую щеку,  был ей к лицу. А  отметину  эту сделал ей бывший муж перед разводом и отъездом в «места не столь отдалённые».  Оставил он и  будущего сына, родившегося через семь месяцев после  этих драматических событий.

                Соседи очень скоро подружились и  решили  пожениться. Трёхлетний сын Людмилы, Алёша, сразу полюбил Владимира и вскоре  стал называть  его  папой.  Первым делом   молодожён перестроил  уже  объединённую  квартиру,  после чего   она стала трёхкомнатной, с удобствами в доме. Через два года у Шукловых родился сын Андрей, а ещё через пару лет семья пополнилась дочкой Машенькой.  Шло время, дети росли и улетали из родительского гнезда. Алексей окончил Тамбовский пединститут и работал учителем истории в одной из средних школ города Моршанска. У него уже была своя семья.  По примеру родителей Алексей и его супруга Татьяна, учитель  немецкого языка, воспитывали троих детей - дошколят.  Второй сын, Андрей, после срочной службы в армии  остался в своей части контрактником и заочно учился  в  Воронежском аграрном  университете  на  инженерном  факультете.  С родителями жила лишь Маша.  Она окончила Жердевский техникум сахарной промышленности  по специальности бухгалтер.   Работать  устроилась  в Зареченский молокозавод, где  много  лет  трудились отец с матерью.

                На усадьбе Шукловых, перед домом,  буйством красок всё лето радовали глаз цветы необыкновенной красоты и разнообразия, а в беседке, обвитой  виноградом,  Владимир Григорьевич и  Людмила  Сергеевна любили пить чай и  отдыхать после трудового  дня.  В один из таких  летних дней  Владимир устроился в тени винограда и по традиции начал просматривать  свежую почту. Развернув газеты, он с удивлением обнаружил  конверт.  «Кто  же  это прислал письмо? -  подумал Владимир. -  Мы ведь практически  уже  никому не пишем,  обходимся сотовыми телефонами».  Аккуратно  вскрыв конверт,  он начал читать письмо.
                Здравствуй, Володя!
                Пишет тебе  тетя Клава,  родная сестра твоей матери. Представляю, как ты будешь удивлён, получив  это письмо,  узнаешь, что у тебя есть родственники, что  мы могли  бы давно встретиться, но  судьба, к сожалению,  всегда была против нас.  Мы неоднократно  шли, можно сказать, вслед  за тобой по стране, но ты долго не задерживался на одном месте, а потом и вовсе потеряли твои координаты. Лишь счастливая случайность свела меня не так давно с  бывшим завхозом детского дома, Свиридовым Николаем Михайловичем, и он дал мне  твой последний  адрес, хотя   уверенности в том, что ты проживаешь по нему,  нет.  И всё же пишу тебе  в надежде, что Господь поможет  найти тебя и мы наконец встретимся.  С глубочайшим прискорбием сообщаю тебе, что твоя мама, а моя родная сестра, Ольга Петровна Шуклова, так и не смогла увидеть тебя, она умерла  десять лет тому назад. Обо  всех подробностях тяжелейшей судьбы Оли смогу               
рассказать тебе при встрече, а также  отдать некоторые её  письма и вещи. Если ты получишь это письмо, то прошу тебя, приезжай быстрее к нам.  Мне уже  под  восемьдесят, здоровье никудышнее, боюсь, что и я не доживу до встречи с тобой.  Рядом живёт семья моей дочери Насти. Это твоя двоюродная сестра.  Если нам не будет суждено увидеться, то все вещи Ольги будут у неё. Хотя сердце мне подсказывает, что мы  всё-таки встретимся.
Мой адрес: Свердловская область,  Докучаевский  район,  посёлок Мирный, улица Советская 50,  Клавдии  Петровне  Бровкиной.
 
                Письмо потрясло Владимира и, перечитывая  его вновь и вновь,  он  тихо плакал,  по-детски размазывая  кулаком слёзы по лицу.  Перед его глазами невольно всплыла картина:  плачущая молодая женщина и  высокий белокурый  мужчина, держащий на руках маленького мальчика, поезд…и - пустота…  Затем вновь он видел эту женщину,  она что-то кричала, обернувшись к нему, а два  рослых военных  уводили её из дома.  Он неоднократно видел эти  сцены во сне, но, проснувшись,  никак не мог объяснить, что они значили. И только сейчас он осознал, что та женщина была его мать, а мужчина,  вероятно, отец. В таком  подавленном состоянии и застала Владимира жена, неслышно подойдя к беседке.
- Что случилось, Володя? - взволнованно  спросила Людмила, увидев плачущего мужа. – Что- то с детьми?
- Возьми вот письмо, почитай! – срывающимся голосом, вытирая слёзы,  произнёс  Владимир.
 Пока Людмила дважды перечитывала письмо, Владимир нервно курил  и ждал реакции жены.
-  Я думаю, что нам надо срочно ехать  к твоей тёте, а то и с ней встреча  может оказаться запоздалой.
-Спасибо тебе, родная! Завтра же берём  на неделю  отпуск  и едем.
Времени для воспоминаний в пути было предостаточно. Поезд мерно отстукивал  километры и  приближал свидание с объявившейся роднёй и мамой, о встрече  с которой всю жизнь мечтал Владимир, но  судьба  так и не позволила увидеть её живой.  В последние годы пребывания в детском доме Владимир  тщетно пытался узнать правду о своих родителях. Никто из воспитателей и других работников ничего конкретного  о них не мог сказать.  А  само подчинение детдома   НКВД  приводило к мысли, что родители в чём-то были виновны перед государством. Поговаривали, будто большинство из них были объявлены «врагами народа». Так что все расспросы о близких людях жёстко пресекались. Лишь   Николай Михайлович Свиридов, завхоз детского дома,  проявлял к  Володе  отеческое внимание и постоянно  старался облегчить жизнь мальчишки в этом закрытом
от               
внешнего мира  милицейском   учреждении под названием  «Специальный детский дом НКВД».  Именно этот добрейший человек  не раз выручал  мальчика в трудных ситуациях, обучал   многим  видам  слесарной и столярной работы,  ремонту бытовой техники и многим  другим необходимым  в жизни навыкам.  Володя догадывался, что Николай Михайлович был знаком с  его родителями, но по каким-то причинам так  ничего и не рассказал о них.  Распрощавшись с детским домом, юноша  не потерял связи со своим  благодетелем и наставником; письма, правда,   писал редко, но с праздниками  поздравлял  всегда.  А поезд тем временем приближал  нашего героя к долгожданной встрече. Через трое суток Шукловы  прибыли  в посёлок Мирный.

                Было раннее августовское утро.  Лучи солнца яркими пятнами ложились на обрызганную росой придорожную траву, а в прозрачном  воздухе стояла божественная свежесть.  Улицу и дом  Клавдии Петровны они нашли без особого труда. Она, как  выяснилось,  много лет проработала  учителем немецкого языка в местной школе, поэтому в посёлке её  знали практически все жители.  Нажав на кнопку звонка, гости  замерли в ожидании встречи. У Владимира  гулко застучало сердце, лоб покрылся потом,  и было заметно, как он волнуется. Несколько минут не было никаких звуков, но вот скрипнула дверь, послышались медленные шаги на веранде.  Дверь открыла старенькая женщина среднего роста. Седые волосы,  мудрые, всё понимающие глаза, глубокие морщины, избороздившие лоб, смирение и тепло было  во всём её облике. Нисколько не раздумывая и не сомневаясь, кто перед ней, она протянула вперёд свои руки с голубыми прожилками и с  глубоким надрывом воскликнула: «Наконец-то, дождалась тебя,  родненький!» Встреча была трогательной, поэтому от слёз не мог удержаться никто. Немного  успокоившись,  они вошли в дом, который дышал чистотой и покоем. « Вы   пока тут  располагайтесь, а я  быстренько соберу завтрак для дорогих гостей. А чтоб вам не было скучно, я сейчас позову дочку.  Настя уже на пенсии и должна быть дома»,- суетилась старушка. Вскоре в комнату вошла миловидная  женщина. Высокая, стройная, красивая, она сначала показалась Владимиру строгой. Но выразительные голубые глаза, милая, добрая улыбка располагали к общению. Вновь объятия и невольно нахлынувшие слёзы. Через несколько минут на столе появились деревенские разносолы:  жареная картошка, малосольные огурцы,  помидоры,  селёдка и графин с домашним вином. Выпили по рюмке за встречу,  помянули по обычаю Ольгу Петровну и   мужа Клавдии Петровны,  Фёдора Семёновича.  Владимир по просьбе тёти и двоюродной сестры вкратце  поведал о своей жизни.  О пребывании в детском доме рассказал скупо, обходя  неприятные воспоминания, а о дальнейшей жизни уже с большим интересом и подробностями. С особой любовью  говорил о семье, детях,  об ангеле-хранителе Людмиле. Затем настала очередь  выслушать Клавдию  Петровну.   Глубоко вздохнув, словно преодолев  трудное препятствие,  она начала своё повествование:
- Я не буду подробно останавливаться на своей жизни, хотя не обойду и её стороной, а постараюсь больше рассказать  о твоей маме, моей   старшей сестре, Ольге. Прямо перед началом войны я окончила пединститут  по специальности преподаватель  немецкого               
языка. Просилась на фронт, но меня направили переводчицей в лагерь военнопленных.  Он располагался  неподалёку, всего лишь  в ста километрах от нашего посёлка.  Через некоторое время  я уговорила начальника лагеря принять на работу   свою сестру Ольгу.   Сначала она работала помощником повара, а затем поваром.  В войну люди голодали, а тут и зарплата хорошая, и питание бесплатное. Надо сказать, что пленных в лагере кормили довольно хорошо. Были у нас в семье ещё два брата, Семён и Николай, но оба погибли в первые дни войны.   Ольга слыла в нашем посёлке красавицей: высокая,  стройная, светловолосая. Во всём её облике – изящество и гармония. А самая главная черта – доброта. Немало молодых солдат и офицеров, как своих, так  и военнопленных, засматривались на неё, но она симпатизировала  немецкому офицеру, Генриху Шнайдеру.   Постепенно  взаимные симпатии переросли  в любовь. Лагерное начальство не сразу узнало об этом,  хотя  подобные связи между  русскими женщинами и пленными были не редкостью. Как говорится, война войной, а дети должны рождаться. Сами понимаете, война унесла жизни миллионов молодых  мужчин, и в послевоенные годы женщин было значительно больше. Но природу не обманешь, многие одинокие  женщины жаждали мужской ласки.  Перспективы выйти замуж у Ольги в свои тридцать лет практически не было,  и иллюзий на сей счёт она не питала.

                В военных действиях как таковых инженер-лейтенант Генрих  Шнайдер не участвовал.  Его взвод  занимался ремонтом дорог, наведением переправ, техническим обслуживанием различных объектов. Да и в плен он сдался, не оказав никакого сопротивления.   Из подобных специалистов уже в 1946 году появились первые команды так называемых расконвоированных. Это были немцы, которые зарекомендовали себя с хорошей стороны, считались благонадежными во всех отношениях. Поэтому режим их содержания был смягчён. Они получили право передвигаться без конвоя и свободно появляться в населенных пунктах. Со временем таких расконвоированных становилось все больше, и они  стали обычным явлением в обществе. Естественно, имея свободный вход и выход из лагеря, пленные принялись завоевывать «новые рубежи».  Завоевав сердце моей сестры, Генрих рассчитывал на то, что  за хорошее поведение  и добросовестный труд ему разрешат жениться на Ольге и, самое главное, позволят увезти её после окончания плена в Германию.
                В 1947 году Ольга  родила тебя, Володя. И не могли  нарадоваться  на маленький живой комочек влюблённые родители.   Да только  радость была  короткой, начались серьёзные проблемы.  Их брак не зарегистрировали, в свидетельстве о рождении в графе «отец» поставили прочерк. А через три года на Генриха пришла амнистия, и его отправили в Германию, разумеется, без Ольги. Буквально через день или два её арестовали за связь с фашистом и отправили на десять лет в лагерь. Тебя же отдали в детский дом НКВД, и никакие мои просьбы о твоём  усыновлении никто и слушать не стал. Мало того, через месяц меня освободили от работы, и я вернулась  в свой посёлок. Три года не разрешали  работать в школе по причине моей политической  неблагонадёжности.  Довелось мне поработать разнорабочей  на стройке, уборщицей в школе, и лишь после неоднократного ходатайства директора, бывшего фронтовика Фёдора Семёновича Бровкина,  разрешили  преподавать немецкий язык в средних классах. Он, кстати, и стал моим мужем через два года.
               
                Освободилась твоя мама ровно через десять лет, как говорят,  отбыла срок от звонка до звонка. В свои сорок лет она  выглядела на все шестьдесят. Поселилась с нами, в  родительском доме.  Мы к тому времени его перестроили и подготовили для неё комнату.   Здоровье своё она подорвала в лагере и  тяжёлую работу выполнять уже не могла,  да и в любой другой ей отказывали из-за  политической статьи. Как могла,  она помогала мне по хозяйству,  а через несколько лет ей оформили третью группу инвалидности.   Несколько раз мы  пытались увидеться с тобой, и уже собирались выехать, но то её болезни, то  переезды детского дома никак не давали возможности  встретиться.  Письма же её  к тебе, видимо, перехватывали.  А потом твои постоянные переезды так и не позволили нам повидаться. Лишь несколько недель назад я  случайно встретила в пенсионном отделе района  Николая  Михайловича Свиридова. В молодости он был влюблён в твою маму, но она отдала своё сердце другому мужчине.  Николай Михайлович рассказал мне о ваших взаимоотношениях и дал твой нынешний адрес. Вот, пожалуй, и вся трагедия нашей семьи, история нашего поиска. Прости нас, если сможешь. Я и сама устала, и вас, наверное, утомила.  А теперь проходите в Олину комнату и отдохните».

                Владимир и Людмила на самом деле сильно устали как от утомительной дороги, так и от  эмоциональной нагрузки за эти несколько последних часов. И тут она извиняющимся тоном сказала: «Ты уж прости меня, Володя, старую, но я посвоевольничала и написала письмо Генриху, твоему отцу. В нём я и сообщила твой адрес. Ты же сам, скорее всего, не
сделал  бы этого. Если он жив, то непременно найдёт тебя. Он будет очень рад
узнать, что ты жив».  «Вы правы,тётя Клава, я бы не решился напроситься в сыновья. Спасибо Вам!», - с волнением произнёс Владимир. До позднего вечера они с женой перечитывали дорогие реликвии, бережно хранимые тётей Клавой. На ужин  Настя пришла со своим мужем Сергеем, вернувшимся с работы.  И  вновь продолжились воспоминания о прошлом,  о трудной судьбе  не только Ольги Петровны, но и всего поколения, пережившего войну, репрессии, все невзгоды и тяготы. Не забыли и о  счастливых моментах жизни. Договорились на завтра все вместе поехать на кладбище и далеко за полночь  разошлись отдыхать.
Засыпал  Владимир с мыслью, что завтра состоится долгожданная встреча с мамой, трудная встреча, запоздалая.  А в скором времени, возможно, и ещё одна – с отцом, но уже в далёкой Германии…

2016 год