Проказники. Незадачливый воришка

Леон Катаков
       Голодные и сирые были во все времена и во всех странах. Были они в Древней Греции, в процветающем Древнем Риме и средневековой Франции Есть они в современной Индонезии и Эфиопии, Нидерландах и недавно ставшим свободным Кыргызстане. Всюду, где селилось человечество, сразу же, непременно возникали бедные и богатые. Даже если создаваемые племенем блага можно было распределить поровну, так, чтобы всем вдоволь хватило, то оказывалось, что данный вопрос совсем не прост, нет, далеко не прост. Пара-тройка силачей и хитрецов немедленно строили себе кладовые, куда прятали часть, так сказать, народного добра - отборные окорока из мамонта, ожерелья из зубов саблезубого кролика и жульены из протоцератопса. Если кто скажет, что в Спарте это было не так и народ, собирающийся на агоре, был свободен, то данному оппоненту можно напомнить, что дома у свободных граждан трудились рабы из соседних государств, которые людьми не считались и были приравнены к скотине, то есть свободный гражданин запросто мог раба побить, утопить или заколоть, как свинью, а если бы данному рабу вздумалось заговорить и качать права, то свободный гражданин от удивления бы лопнул. Собственно, удивляться тут нечему - вся эволюцию основана на неравенстве возможностей. Именно сильнейший в стаде - вожак - распоряжается жизнью своих поданных и содержит гарем из самок, обеспечивая тем самым потомство с наилучшими генами с хромосомами. В жизни людей наблюдается то же самое. Наиболее прыткие, хитрые и сильные оттесняют в сторону прочую публику и присваивают созданный общественным трудом совокупный продукт. Вспомним девяностые годы, когда кучка этих прохвостов завладела практически всеми отраслями промышленности, оставив народ голодать и гибнуть.
        Великая Отечественная ойна оставила в наследство разоренные села и деревни, разрушенные и сожженные заводы и фабрики, так что все пришлось создавать заново. Однако давно и верно подмечено - раны у победителей заживают быстрее, чем у побежденных, ну и, кроме того, была также вера в правильность избранного партией пути. Действительно, ведь результаты были налицо: худо-бедно страна до войны восстановила (а может, заново создала) промышленность, создала мощную армию и вертикальную систему власти, с которой шутки были плохи. Отчасти благодаря железной дисциплине, ну и, конечно, безмерному энтузиазму, удалось поднять огромную страну, хотя очень многого пока не хватало. Чего именно - знали взрослые, но не Валера Ильчуков, ученик четвертого класса средней школы номер 62 города Горького, который в нынешние времена обрел свое старое название и стал Нижним Новгородом.  Школа эта располагалась по-соседству с рабочим районом города; в частности, именно там находился знаменитый на всю страну автозавод, выпускающий в военное время бронетехнику, а нынче переквалифицировавшийся на выпуск легковых машин. Вполне естественно, в школе той учились в основом дети из рабочих семей, большинство из которых ютилось в барачном поселке, построенном еще в тридцатые годы, при становлении самого завода.
       Как сказал бы бравый подполковник, учитель НВП - начальной военной подготовки, здесь вам не тогда. То есть, тогда, когда всемирной глобализации не было. Каждое государство, за исключением двух, самых мощных - СССР и США, было занято исключительно своими делами и, например, Таиланд ни в коем случае не лез в дела Лихтенштейна. Но эти два мощных государства лезли во все дела. Самым интересным был такой забавный факт. Если Советский Союз начинал какую-то аферу, положим, в Мозамбике, то сей же час именно там оказывались спецподразделения Америки и строили Советам всяческие козни. Разумеется, было и наоборот. Когда американцы завязли во Вьетнаме, русские (собирательное название всех народов Советского Союза) моментально начали очень успешную операцию противодействия. Потом, однако, под давлением внешних и внутренних врагов Советский Союз развалился и американцы начали программу по глобализации планеты. С одной стороны пресловутая глобализация нанесла ощутимый вред большинству государств, загнав их в долговую яму, с другой, успешное развитие мировой промышленности позволило наладить производство дешевых товаров и доставить их любому потребителю в любой точке мира. Нынче наверняка нет в России ребенка без игрушек. Ах, мама не покупает? Нет денег? Пожалуйте на ближайшую помойку. Бери - не хочу. Есть все - и игрушки, и сломанные телевизоры и пустые бутылки. Археологи утверждают, что для них наткнуться при раскопках на древнюю помойку - исключительно счастливая находка. Действительно, помойки, как зеркало, отображают уровень жизни людей. Тогда жили плохо, и, соответственно, помойка также была бедной по сравнению с нынешней. А уж если сравнить помойки мира, то самой богатой окажется американский мусор. Тут зажравшиеся буржуины выбрасывают вполне исправные телевизоры, холодильники и магнитофоны. У нас до этого пока не дошло. Кое-где, правда, выбрасывают - например, в Москве, но в целом по стране до американского мусора российскому еще далеко.
       В то время люди в массе своей жили плохо. Худо ели, плохо одевались. В стране ощущался дефицит всего - и бумаги, и металла и цемента. Естественно, в первую очередь надо было производить наиболее полезные товары, и лишь во вторую - предметы роскоши. Конечно же, игрушки - это не предметы роскоши, но и не предметы первой необходимости, так что если их и выпускали, то в ограниченном количестве.
       Валера, как и большинство сверстников из класса, жил в бараке, в маленькой комнатушке, которых было, наверное, штук двадцать, а потому во дворе всегда было весело. На завтрак дети ели хлеб с намазанным на поверхность чесноком, который выращивали на крохотном пятачке земли, по-братски поделенной между жителями. На второй завтрак родители давали ребенку пятнадцать-двадцать копеек, которых хватило на бутерброд с прозрачным слоем докторской колбасы, а после школы Валера ел что было дома - большей частью горбушку хлеба без каких-либо излишеств. Об игрушках разговоров не было вообще. Самым ценным достоянием двора являлся аккуратно сшитый дратвой тряпичный мяч с кожаными заплатами, хранителем которого был ближайший друг Валеры Костя Балакирев, чей отец работал с отцом Валеры в одной смене. Кстати, у младшей сестренки Валеры, Манечки, кукла также была тряпичной, а лицо было сделано из дерева. Валера называл куклу Буратинкой, а Манечка обижалась.
 - Валела, это не Булатинка, а Малала.
Откуда взялось это имя, никто не знал, однако Манечка любила свою куклу донельзя трогательно и, ясное дело, укладывалась спать вместе с ней.
 - Манечка, ты кого больше любишь, папу или маму?
 - Малалу!
Как-то раз Валера решил, наконец, выяснить настоящее имя куклы. Нехитрые размышления привели его к логическому выводу, что вариантов всего четыре, если допустить, что сестричка одинаково выговаривала буквы "р" и "л".
 - Манечка, твою куклу зовут Марара?
 - Нет.
 - Марала?
 - Нет.
 - Малара?
 - Нет.
 - Малала?
 - Да нет же, Валела. Ее зовут Малала!
На этом Валера признал свое полное поражение и обратился к другим делам.
Однажды семья Балакиревых поехала в Москву. В саму Москву! Далекую и недосягаемую Москву, откуда каждый день передавали по радио новости и пионерскую зорьку. И оттуда, в знак поощрения за хорошую учебу (а Костя был отличником), ему купили настоящий мяч. Настоящий резиновый мяч, красного цвета, с полоской. В тот день, когда Олег появился во дворе с этом мячом, моментально вокруг него собралась вся дворовая детвора.
 - Мяч, ребята, настоящий мяч.
 - Олег, дай поиграть, а?
 - Ребята, папка сказал, чтобы только в футбол играли, а то лопнет мяч. Давайте играть в волейбол.
Конечно, в волейбол никто играть не умел и очень скоро, разделившись на привычные команды, ребятня принялась играть в футбол. Но недолго. Один из ударов оказался для мяча трагичным. Мяч попал в доску со ржавым гвоздем и лопнул. Для Костика это была трагедия. Со слезами на глазах ребенок обнял заветный мяч и помчался домой. Отец, посмеиваясь, сына утешил.
 - Ничего, сынок, вот немного подрастешь, куплю тебе настоящий мяч, кожаный, аккурат для футбола.
Костя повеселел и помчался сообщить друзьям эту новость.
       Само собой, детвора играла не только в футбол, но и в войну. У каждого ребенка была самодельная сабля, выстроганная из подходящей ветки дерева, а у некоторых даже с эфесом. Многие родители воевали и знали толк в оружии. Естественно, кумиром ребятишек был совсем не ДАртаньян, не Атос и не Портос. Кумиром ребят был легендарный Чапаев, или Чапай. Титул этот присваивался самому ловкому из ребят и счастливчика именно так называли до следующего генерального сражения. Мечтой всех ребят и особенно Валеры была настоящая сабля, с острым, блестящим клинком, узорными ножнами и дивным эфесом. Пацан совершенно не задумывался о том, как эту саблю поднять, как ею рубить головы своим друзьям-соперникам - это были второстепенные вопросы. Главное было - сама сабля. Или шашка, которую Валера несколько раз видел в любимом фильме "Чапаев" в исполнении Бабочкина. Если бы ему сказали: "Вот, Валера, выбирай, что хочешь - настоящий кожаный мяч, которым играет "Спартак", настоящую удочку со спиннингом и прочими атрибутами или самую что ни есть доморощенную ржавую саблю, то наш герой ни минуты бы не колебался. Сабля и только сабля. Однако жизнь - штука сложная и Валера скоро в этом убедился.
       Как-то раз, поздней осенью, Валера задержался в школе, выслушивая нотации от классной руководительницы по поводу излишка энергии. Обычно все дворовые ребята возвращались домой вместе, живо обсуждая происшедшие за день события и строя планы на день. А тут - на тебе, никого из друзей и перспектива идти одному целых два квартала. Валера уже хотел, было, пуститься в путь, как взгляд его остановился на маленьком мальчике-первокласснике. Малыш резвился перед скамейкой, на которой сидела красивая, хорошо одетая женщина с белым, припудренным лицом и ярко накрашенными губами. Мать рассеяно всматривалась в выходящих из школы детей, а ребенок, предоставленный сам себе, играл. И в этом не было ничего особенного, если бы не одно обстоятельство - малыш размахивал саблей - не грубой, вырезанной из сучка дерева, а ярко блестевшей на солнце металлической саблей с невероятно красивой золоченой рукояткой. Но этого было мало - в другой руке у него были ножны от сабли, тоже красивые, золоченые, под стать эфесу. Сердце у Валеры екнуло. Как завороженный, пацан смотрел на это диво, не смея оторвать глаз. Вот она, мечта. Мир вокруг него сузился и воплотился в первоклассника, размахивающего чудесной саблей. Или шашкой. В горле у Валеры от волнения пересохло  - настолько живо он представил себя в смертельном бою с грозным противником, размахивающим своей (уже своей) саблей. Никуда идти уже не хотелось, и он, не отрывая от мальца глаз, присел на свободную скамейку, расположенную чуть поодаль, перпендикулярно той, на которой сидела мать ребенка, не обращавшая на него никакого внимания. И вот тут случилось происшествие, некоторым образом повлиявшее на ход дальнейших событий. Маленький фехтовальщик устал размахивать чудо-саблей и, вложив ее в ножны, небрежно кинул на скамейку. И совсем не на ту, на которой сидела его рассеянная мать, а на ту, где сидел он, Валера, да еще совсем близко, в каких-нибудь трех метрах. До этого дня никто и ни при каких обстоятельствах уличить его, Валеру, в воровстве бы не смог. С этим в семье было строго. С малых лет ребенок знал, что воровать - нельзя. Нельзя - и все. И вопрос этот даже не подлежал обсуждению. Это было как бы само собой разумеющееся, как бы норма поведения. Но тут соблазн взял верх над моралью. Валера сию же секунду решил во чтобы-то ни стало саблей завладеть. Для этого разгоряченный мозг моментально разработал план действий, заключавшийся в постепенном приближении к заветному предмету, то есть, пошаговым приближением. Валера внимательно следил за мамашей и как только та отворачивалась, тотчас на несколько сантиметров придвигался к сабле. Тактика эта оказалась успешной. После нескольких подобных маневров Валера сидел уже впритык к сабле и ждал, так сказать, последнего броска. Мамаша в очередной раз отвернулась - и вот он, решающий момент. С колотящимся сердцем, не переставая следить за женщиной, Валера нащупал саблю и весьма технично спрятал ее под полы пальто. Посидев еще минуту, он встал и с независимым видом направился к школьным воротам. Чем дальше удалялся воришка от школы, тем быстрее несли его ноги, так что последний квартал Валера пробежал, левой рукой придерживая украденную саблю, пребольно бившую его по ногам.
       На его счастье, по дороге он никого не встретил, да и во дворе никого не было. Домой идти Валера не рискнул, а сразу же побежал за Костин сарай, к своему участку, огороженному штaкетником. Там, вдали от чужих глаз, сабля была извлечена на свет божий. Рассматривать золоченую рукоятку времени не было. Клинок, - вот что в первую очередь интересовало ребенка. И - о, ужас, - сразу же, немедленно, наступило жестокое разочарование. После того, как Валера эффектно вытащил саблю из ножен, обнаружилась страшная правда. Клинок, который так красиво сверкал там, в школьном дворе, был мягкий и невероятно тупой! Да и сама сабля была легкой, как пушинка, не в пример его тяжелой шашке из дерева. Сразу же на Валеру нахлынули весьма неприятные мысли. А как отец спросит?
 - А где ты, сынок, такую саблю нашел? Уж не украл ли у кого-нибудь?
А вдруг родители завтра пойдут в школу узнавать, что да как? А ребятам? Им тоже соврать? А вдруг он, Валера, с саблей у пояса встретит ту накрашенную мамочку и эта дама скажет его отцу.
 - Вот. Вот этот мальчик, который украл саблю у моего ребенка!
И отец, его отец, которого он уважал и любил больше всех на свете , возьмет его за руку, посмотрит ему в глаза и спросит.
 - Это правда, Валера? Так вот откуда у тебя эта сабля.
Все эти мысли крутились в голове, а Валера стоял с алюминиевым клинком в руке и машинально сгибал и разгибал его. Естественно, через пару минут мягкий клинок у самого основания сломался. Тут-то он опомнился. Мальчик схватил лопатку и живо выкопал ямку, куда и уложил злосчастный клинок вместе с ножнами. Далее Валера засыпал ямку, землю выровнял и постарался придать тому месту натуральный вид, после чего с облегчением вздохнул и направился домой.
       Весь день и вечер Валера на своей шкуре познал поговорку: "На воре шапка горит". Вид у него был неестественный - то наигранно веселый, то замкнутый.
 - Сынок, ты часом не простыл? - заботливо спрашивала мать.
 - В школе все в порядке?  - пытливо спрашивал отец.
На все вопросы Валера отвечал односложно и со страхом ждал, когда же отец спросит:
 - И не стыдно было тебе, сынок, воровать? Этому мы тебя учили?
Но все обошлось. Отец, конечно, подобных вопросов не задавал, и злополучный день наконец-то кончился.
       Прошло несколько месяцев. Прошла суровая зима, сошел снег, высохла земля и пробилась молодая нежная травка.
 - Валера, пошли, поможешь мне вскопать участок. Ты, сынок, уже взрослый, надо родителям помогать.
Так называемый "участок" имел форму неправильного четырехугольника площадью приблизительно с полсотни квадратных метров. Тем не менее отец умудрялся высаживать там огурцы, помидоры, капусту, зеленый лук и чеснок. Плюс к этому рядом со стенкой сарая росла вишня, урожая которой семья еще не видела, благодаря нашествию вечноголодной детворы. Как только отец не обносил участок забором, все равно сорванцы находили путь и к вишне, и к овощам, так что в этом году отец решил высадить морковь и картофель.
       Начали копать. И надо же - буквально сразу же на белый свет появилась украденная сабля. Но в каком виде? Вся покрытая грязными натеками, с сошедшей позолотой, так что трудно было распознать, что же она изначально собой представляла. Отец взял ее в руки, некоторое время рассматривал, а затем изрек.
 - Надо же, который год копаем, а эту штуку вижу в первый раз.
Обломки сабли отправились в самый угол участка, где скапливались подобные вещи - мотки проволоки, секция штакетника и так далее. Работа продолжалась и постепенно у Валеры отлегло от сердца. Более того. Тем же вечером сломанный эфес был вычищен и приспособлен для деревянной сабли, а ножны подарены Олегу, младшему брату Кости. Однако осадок от случившегося остался. Еще долго Валера вспоминал тот случай и даже, как-то встретив похожую на ту мамочку женщину, на всякий случай шмыгнул в подворотню.
       Прошли годы. Валера вырос вполне состоявшимся человеком. Но все равно нет-нет да вспоминал этот случай. И всякий раз испытывал двоякие чувства - стыда за воровство и тайного облегчения, что никто об этом так и не узнал.