Проказники. Балагур шестого Б

Леон Катаков
     В каждом классе есть свой Арлекин, развлекающий одноклассников и самого себя разнообразными выходками. В шестом "Б" классе эта роль шута была отведена упитанному отроку Анатолию Желтобрюхову с естественной кличкой Брюхо. Таких мутных острословов учителя не любят. Учителя любят послушных мальчиков и девочек с преданными собачьими глазами, заполненными дневниками и выученными уроками, одетых скромно и без претензий, говорящих с ними льстиво и подобострастно, подхалимов и ябедников, поощряемых к дальнейшим подвигам четверками и пятерками. И потом, назовите мне человека, кто не любит спокойной жизни. А спокойно им жить не дают такие вот смутные личности, как балагур Толик и ему подобные остряки-самоучки.
     Вероника Георгиевна преподавала русскую литературу, была старой девой, имела претензии на благородное происхождение, держала сиамскую кошечку и любила пельмени. А еще Вероника Георгиевна любила вести уроки в спокойной, благостной атмосфере, когда класс сонно молчит, убаюканный журчащими речами любимой учительницы, и никто не пикнет, не вставит ехидное замечание, не задаст неудобного вопроса и не нарушит духовный настрой, созданный многоопытной учительницей. К сожалению, присутствие дерзкого Толика отрицательно сказывалось на качестве урока, равно как и вызывало усиленное выделение желчи, после чего любимые пельмени были не в радость. При всем отвращении к Анатолию, учительница не могла не признать его несомненной одаренности, начитанности и остроумия. До сих пор Вероника Георгиевна помнила его нестандартный ответ на вопрос, какие бывают местоимения. Тогда Толик ответил:
- Местоимения, Вероника Георгиевна, бывают хорошие и плохие. Я - это хорошее местоимение, все остальные - плохие. Особенно "Они".
         Как-то классный балагур заболел скарлатиной и месяц валялся в больнице, о чем русичка вспоминала с ностальгией, тем более, что нахальные глаза Брюхи беспрерывно бегали, что было верным свидетельством грядущих козней. В качестве превентивной меры Вероника Георгиевна вызвала Толика к доске и велела прочитать какое-нибудь стихотворение Пушкина. Толя приосанился, подмигнул смешливой Танечке, сидевшей за первой партой и начал.
- Александр Сергеевич Пушкин. "Ода калькулятору".
Класс, с нетерпением ждущий от Брюхи очередных хохмочек, от хохота взорвался, а Вероника Георгиевна брезгливо поджала губы.
- Перестань кривляться, Анатолий.
- Вы смеетесь, Вероника Георгиевна, а ведь я не шучу. У Пушкина действительно есть такие стихи, только они малоизвестны, я недавно сам их прочел в последнем полном издании.
- Что ты ерунду мелешь. Тогда калькуляторов не было.
- Правильно, таких, как сейчас, не было, были другие, побольше и другого цвета.
Препираться Георгиевне не хотелось, а крыть было нечем.
- Ладно, читай свою оду.
Толик принял исходную позицию и снова прочел.
- Александр Сергеевич Пушкин. "Ода калькулятору".
Вероника Георгиевна дернулась было, но сдержалась, а шутник с выражением и соответствующей жестикуляцией зачитал.
               
     Пятнадцать, тридцать, сорок восемь,
     Двенадцать тысяч, ноль один,
     Сто двадцать шесть, сто двадцать восемь,
     Сто пятьдесят, семьсот один...

Тренированное ухо Вероники Георгиевны сразу уловило пушкинский ритм в числовой белиберде, и это сильно мешало ей высказаться по поводу очередной выходки штатного фигляра. В классе царило веселье. Урок был сорван. А  Толик, как опытный артист, наслаждался сыгранной ролью.
- Садись, - сурово сказала Вероника Георгиевна, поскольку знала, что с Толиком ни в коем случае препираться нельзя.
Но так просто Брюхо от развлечений отказаться не мог.
- А хотите, Есенина прочитаю. Поэма называется "Русь калькуляторная".
- Садись говорю, шут гороховый.
Толик героем направился на место, а учительница, нацепив массивные, старомодные очки, сделала вид, будто напряженно изучает классный журнал. Веронику Георгиевну обуревали противоречивые чувства. Ставить двойку или нет? Поставишь двойку - класс зашумит, ученики станут возмущаться, галдеть, наглеть... С другой стороны необходимо было как-то высказаться по поводу происшедшего. И что же сказать? Что да, что стихотворный ритм был сходен с пушкинским? То есть, косвенно признать, что Толик был прав? Так и не определившись, Вероника Георгиевна постучала костяшками пальцев по столу.
- Откройте тетрадки, будем писать диктант.
Однако, и это не помогло. Ученики шумели, переговаривались и все время ее перебивали, а Толик то и дело дерзил и комментировал текст диктанта. Когда прозвенел звонок (наконец-то!) и Вероника Георгиевна, бросив напоследок ядовитый взгляд на балагура, с облегчением направилась было к двери, распоясавшийся Толик крикнул ей вслед.
- Вероника Георгиевна, а хотите, на следующем уроке я прочитаю вам стихи Лермонтова "Смерть калькулятора"? Или басню Крылова. "Стрекоза и калькулятор"?
Веронику Георгиевну внезапно осенило и она обернулась к проказнику.
- Ты лучше на следующем уроке прочти стихотворение "Толик и двойка в четверти", понял?
Маленькая месть состоялась и русичка с победоносным видом вышла из класса.