Дороги по Руси идут либо реками, либо лесами. Рано утром двадцать первого августа, войска двинулись вверх по Оке. Было решено еще в Москве, что большой полк с остальными московскими полками должен подойти не к Коломне, а к устью реки Лопасни, где были броды через Оку. Туда же вел свои войска и князь Владимир Серпуховской. Этот окольный путь, для части своего войска, Дмитрий выбрал из опасения, что Олег Рязанский действуя в сговоре с Мамаем, может напасть на московские рати при их переходе на Дон. Дорога от Лопасни до Дона - это исконная купеческая дорога из Москвы на Дон.
Основные полки шли на Дон по Рязанской не заселенной земле. Как только перешли Оку, началось Рязанское княжество. Но еще в Коломне, Дмитрий приказал воеводам, строго следить за своими дружинниками и особо за ополчением, чтобы не допустить грабежа или какого насилия по отношению к населению или имуществу рязанского князя Олега.
Олег тем временем не подозревал о том, что Дмитрий начал движение навстречу с Мамаем. Он вышел со своими полками из Пронска, где собирались, подвластные ему силы на день раньше, чем Дмитрий. Еще перед выходом, чтобы укрепить воинский дух своих немногочисленных единомышленников, он уверял их, что Дмитрий, узнав про многочисленное войско Мамая, прячется в страхе от своих врагов на реке Двине. Прослышав же о том, что Дмитрий ведет свои полки через рязанские земли, и совсем близко от него, он ужаснулся, ожидая захвата и грабежей своих городков, которые стояли на пути москвитян.
Олег остановился. Силы были слишком не равны. У него было от силы двадцать тысяч ратников, а у Дмитрия, даже без полков которые, напрямую минуя Коломну, шли на Дон, насчитывалось больше ста тысяч. Олег испугался и в страхе перед этой мощью отдал приказ возвращаться. Назад шли окольными путями, что бы ни дай Бог, встретиться с дозорами своего соперника ; московского князя Дмитрия.
Пока шли назад в Переяславль, воинство Олега уменьшилось наполовину. Многие из ополчения целыми отрядами уходили к Дмитрию, чтобы вместе с московскими полками участвовать в битве с Мамаем. Это были не только сельские или городские жители немало среди них было и «лихих людей» со своими вожаками. Если раньше они ходили не то что дорогами или обочинами, а только звериными тропами, то теперь они шли, не опасаясь, что их поймает стража. Редкая стража против них устоит. Да и кто ж посмеет их тронуть, если они идут биться за Русь!
Даже среди подвластных Олегу князей и воевод царили грусть и разброд. Многие считали, что негоже в такой ответственный час для Руси помнить старые обиды, тем более, что именно Рязанцы страдали больше всех от набегов ордынцев.
Так в унынии, все дружины рязанского князя вернулись обратно. Сам Олег, хоть и скрывал от окружающих бояр и воевод свой страх перед Дмитрием с ужасом ждал исхода предстоящего великого сражения. Он прекрасно понимал, что, не придя на помощь Мамаю ; при его победе, тот жестоко отомстит Олегу и снова рязанская земля будет опустошена и обобрана до нитки. При победе Дмитрия ; тот не упустит случая отомстить и теперь уже силою оружия присоединит рязанские земли к Москве, а ему достанется участь изгнанника, хорошо если только в близкой Литве, а то может быть придется бежать еще дальше.
Олег не сомневался, что Дмитрий так и поступит, потому что приводись ему быть на месте московского князя, он бы так и сделал. Он попробовал заручиться поддержкой в решении своей судьбы у Радонежского игумена Сергия, но получил короткий ответ: ; Смирись, на все воля Божья! Олег понял, что он заигрался с обоими своими соперниками и поэтому уже проиграл.
От такого видения своего будущего Олег совсем сник и стал со страхом ждать исхода предстоящего сражения.
Когда до великого Литовского князя Ягайло дошли слухи о стремительном движении Дмитрия навстречу Мамаю, он понял, что не успевает подойти к ордынцам и объединиться с ними для совместного сражения. Численность всего войска Ягайло совместно с ляхтскими полками составляла около 30 тысяч человек. А когда он узнал, что еще один союзник Олег отступил и участвовать в битве не будет, то литовский князь остановился близ Одоева, что в Тульском крае, выжидая развитие событий.
Князь Дмитрий, еще не начиная битвы, сумел переломить ход событий в свою пользу. Ему удалось, не вступая в сражение, разрушить коалицию с таким трудом создаваемую, своим основным противником ; татарским ханом Мамаем.
Этому способствовала стратегическая инициатива Дмитрия, который считал, что быстрота действия ; залог успеха. Поэтому, не смотря на то, что в момент начала похода он находился от места будущего сражения дальше, чем оба союзника Мамая стремительность марша русских ратей застала их врасплох. Ягайло сначала остановился, ожидая подхода Мамая, а затем, когда спохватился, было слишком поздно, он опоздал к началу Куликовской битвы.
Мамай, не получая известий от своих союзников, продвигался очень осторожно. Он все ждал известий о подходе Олега и Ягайло со своими войсками, предпочитая соединиться с ними на достаточном удалении от русских рубежей. О приближающихся русских полках, он не подозревал. Так далеко от Москвы русские никогда не заходили ; это была территория, контролируемая Золотой Ордой, поэтому в татары просмотрели маневр князя Дмитрия Ивановича.
Определить теперь маршрут, каким двигались русские войска перед битвой достаточно трудно. По сохранившимся летописям известно только известно только общее направление. От устья Лопасни к верховьям Дона. Сначала князь Дмитрий намеревался встретить ордынцев на Муровском шляхе, традиционной дороге татарских набегов. Это шлях проходил через верховья Дона мимо небольшого городка Тулы, что на южных рубежах великого княжества Московского. Сама Тула, свое участие в Куликовской битве никак не обозначила. В это время тульские земли входили в состав Рязанского княжества, и если бы князь Олег сумел соединиться с Мамаем, то какая-то часть тульского ополчения вполне могла бы оказаться на стороне татар. Но, как известно, история не любит сослагательного наклонения, поэтому нашим предкам удалось избежать бесславия союзников Мамая.
Наоборот, наш родной край может гордиться тем, что именно на его земле русские войска одержали эту славную победу над захватчиками.
Известно, что от Тулы в знаменитой битве участвовало городское ополчение из купцов и простых людей в количестве 600-700 человек. По неподтвержденным документально данным, тульское ополчение входило в состав пешей рати под командованием тысяцкого Тимофея Вельяминова.
Дмитрий с основными своими полками подошел к Дону вечером 4 сентября. Солнце уже клонилось к закату, а воздух все еще по летнему жаркий, томил усталых ратников в их тяжелых доспехах. Впереди медленно набирал свою силу, еще тихий и прозрачный от многочисленных ключей и мелких речушек Дон. Он тек почти, не заметно, неся свои светлые воды и ничего еще не ведая. Дикая, никем не заселенная степь начиналась на том берегу Дона, от устья небольшой реки Смолки, от речки Непрядвы, до устья Ситки.
Всю ночь и весь день 5 сентября подходили новые и новые полки. Последние разбивали свои стоянки уже в трех километрах от берега. Так велика была численность русских войск. Но еще раньше за два-три дня до подхода основных войск конные дозоры переплавились на тот берег, где в коротких стычках с татарскими разъездами отслеживали действия ордынцев.
Раскидывались шатры княжеские и боярские. Не выспавшиеся, и за все, и всех ответственные в своих полках, перед грозным князем, воеводы, где окриком, а где и зуботычиной наводили порядок и наверстывали упущенное в походе.
Утром шестого сентября в одном из домов небольшой деревеньки, с покосившимися черными избами, в трех километрах от Дона собрались русские князья и воеводы на решающий военный совет.
Князь Дмитрий Иванович хотел услышать от своих соратников, как поступить: оборонять свой берег Дона и не дать татарам переправиться, или биться в открытом бою на том берегу, где по донесениям разведки недалеко от реки Непрядвы находились основные силы Мамая. Противников разделял Дон, шириной примерно 80 – 100 м и глубиной на броде около сажени, а также 8-10 километров степи, зажатой с трех сторон небольшими речушками, по берегам, которых были небольшие, но густые лесополосы.
Сам Дмитрий склонялся к тому, чтобы переплавиться на тот берег и расположить полки таким образом, что ограничить манеры легкой татарской конницы, являющейся главной ударной силой Мамая. Прошлый многолетний горький опыт сражений с ордынцами показал, что излюбленной тактикой татар, как раз и является отвлекающий удар с фронта небольшими силами, но яростными атаками, а затем обхват противника быстрой конницей с флангов, вносящий сумятицу в ряды врага. Но независимо от направления удара конные лучники буквально засыпали неприятеля стрелами, нанося ощутимый урон противнику.
В ночь перед военным советом, Дмитрий вместе со своим самым доверенным воеводой Боброком, тайно переправился на тот берег и сам увидел место, где, по его мнению, должно было состояться сражение. Сотник одной из сторожевых застав указал разведанные броды для переправы. Небольшой отряд тихо спустился к тихо текущей донской воде. Кони сначала осторожно и неспешно входили вводу, как бы нащупывая твердую основу под копытами, а затем вытянут морды и подергивая ушами поплыли. Наконец лошади нащупали дно и пофыркивая резво потянули вперед к берегу. От реки сразу начиналось поле. На востоке по левую руку уже начинала заниматься заря, высвечивая легким розовым цветом одинокие облака. Князь спешил объехать лежащее перед ним поле, чтобы определиться с расположением полков.
Воевода Боброк с несколькими дружинниками часто отъезжал в сторону, чтобы обследовать овраги, где можно было бы скрытно поместить засаду.
Подбирая место для битвы, Дмитрий хотел ограничить возможности Мамая быстро перемещать свою конницу с одного направления удара на другое, тем самым, создавая иллюзию, что татарских войск множество и они везде, они со всех сторон.
Увиденное место предстоящего сражения вполне соответствовало замыслу князя Дмитрия. Берега вдоль рек, хоть и небольших, но достаточно полноводных, были крутыми и высокими, а поэтому представляли собой естественное и почти непреодолимое препятствие для любой конницы, даже такой маневренной, как ордынская. Мамай мог наступать только со стороны юга, откуда и пришел. Посреди Куликова поля, почти в центре, стоял Красный холм, представлявший собой небольшое возвышение, которых на нашей Среднерусской возвышенности тысячи и тысячи был весь покрыт, как и поле уже по-осеннему, полегшими степными травами.
Проведя такую разведку, князь Дмитрий фактически предрешил донскую переправу. Совет ему был нужен для того, чтобы выяснить настроение соратников и договориться об организации переправы.
На совете единодушно решили, что бить татар следует на том берегу Дона, на Задонщине. И место для сражения впереди подходящее, и сзади удара неожиданного не будет. Все-таки князь Олег Рязанский и литовский князь Ягайло остались за спиной, а вдруг они объединятся и придут на помощь к Мамаю.
Почти все, присутствовавшие князья, а их слово первое, все высказались за переход Дона, лишь князь Иван из холмских князей воспротивился:
; Княже! За что мы поднялись? Русь оборонять? К чему ж лить кровь на чужой земле? Русскую землю защитим и напоим ее кровью татарвы. Да и свою лить легче на милой душе земле.
С ним сцепился князь Андрей Полоцкий , один из рода Ольгерда литовского, доказывая, что биться надо не на живот, а насмерть и до последнего и чтобы ни у кого не возникла мысль дрогнуть и отступить.
Князь Дмитрий слушал и приглядывался к обоим. Вот Холмский, одетый в цветной персидский кафтан, оправленный соболями, торжественный, словно не к бою, а к свадьбе собрался неприязненно подумал Дмитрий Иванович. Зато Ольгердовичи хоть сейчас в бой, любо дорого смотреть: на князе Андрее и его брате тяжелые брони отливали синевой, выдавая искусство западных кузнецов-оружейников.
Между тем спор принимал опасный оборот, грозящий внести смуту в пока еще единое московское войско. Князь Холмский горячась, упрекал Ольгердовичей, что нынешний союзник Мамая князь Ягайло как-никак, а двоюродный брат обоим. Мол, ворон ворону глаз не выклюет. Те в свою очередь напомнили, что у Холмских бабки их, все из Золотой Орды, татарские ханши. А раз так, то и сам князь не поймешь кто, то ли русский князь, то ли татарский мурза.
Остальные присутствовавшие князья, а было их около двадцати, старательно прятали свой взгляд от Дмитрия, не желая принимать, чью либо сторону. Лишь брат единокровный Дмитрия, князь Владимир Серпуховской прямо глядел в глаза московскому князю, как бы прося сказать его, свое слово государя.
Говорить Дмитрий был не горазд, да и в княжеских родословных часто путался. Поэтому, чтобы прекратить ненужный спор просто хлопнул по столу с такой силой, что одна из икон в углу закачалась, но не упала. Все замерли. Если бы образ упал на пол, это был бы плохой признак, но икона удержалась, только качнувшись.
Все набожно перекрестились, сочтя это хорошим предзнаменованием.
; Не время Холмский поминать старые обиды, ; сказал Дмитрий, уставившись в Холмского тяжелым взглядом.
; А вы, ; он обернулся к Ольгердовичам, ; поберегите свою удаль для Мамая.
Он снова в который раз обвел всех взглядом. Воеводы, по чину, толпились сзади около дверей. Двадцать князей сидело перед Дмитрием. Сейчас все они, как один служили ему. И не спор о наследстве, не раздел вотчины, не поминальный пир и не свадьба собрали их сюда. В единую брань, друг за друга умереть готовые, за одну родину на общего врага восставшие.
; Волков легче поодиночке бить! ; прямо смотря на них, произнес Дмитрий. И никто не отвел взгляда.
; Истинно так! ; согласился Владимир Серпуховской.
; Вот оно как! ; кивнул Холмскому князь Иван Белозерский Холмскому.
И тот удивленно ответил, ; Так и выходит: надо идти! Что ж мы тверские, робче московских, что ли? ; Веди княже!, мы все с тобой.
Дмитрий встал и обвел всех взглядом, ; Братие! ; и все вслед за ним поднялись. Стоя они выслушали его слово.
; Не для того мы здесь собрались, чтобы смотреть окаянного Олега с Мамаем, а чтоб уничтожить их. И не Дон мы пришли охранять, а родину, чтоб от плена и разорения ее избавить. Лучше головы за нее сложить. Честная смерть лучше позорной жизни. Да благословит нас Господь во спасение наше, пойдем за Дон.
Все перекрестились и мимо посторонившихся бояр первыми стали расходиться князья, а за ними потянулись остальные.
Почти два дня, остаток 6 и весь день 7 сентября русские войска переправлялись на другой берег. Пешая рать, в основной перебиралась на ту сторону по двум бродам недалеко от предстоящего места сражения, там, где Дон делает излучину.
Конница перешла реку ниже, около впадения Непрядвы в Дон. К вечеру седьмого все полки были уже на том берегу. Обозы Дмитрий оставил за Доном, чтобы не обременять себя в случае маневра. При себе у каждого дружинника или ополченца был только небольшой запас пищи и дров, чтобы развести костры и сварить горячую еду. На каждые пять-семь человек приходился один у некоторых глиняный, а не которых и железный котелок. Да, и сентябрьские ночи в тот год были уже достаточно холодные, а шатров князь запретил ставить.
Все время, пока шла переправа, Дмитрий сам проверял, чтобы потери были минимальные, но без них все-таки не обошлось. Кто-то не умел плавать, кто-то полез в воду в стороне от только что, наведенных на скорую руку мостов, чтобы не толкаться на переправе, кто-то поленился облегчить поклажу на коне и тот утянул его за собой под воду, в итоге не досчитались более трехсот человек. Это были первые потери почти русского войска в битве с двухсоттысячным войском Золотой Орды.
Воевода Бренок, весь день, не отходивший от Дмитрия ни на шаг, следивший, чтобы все приказания великого князя выполнялись в точности и как можно быстрее, наконец-то уговорил его спешиться и закусить немного. Дмитрий до этого, отмахивавшийся от такой «няньки», согласился, тем более, что половина полков уже была на том берегу.
Разместились на берегу Дона, откуда открывался широкий вид на Куликовской поле, перелески уже местами, подернутые легкой осенней желтизной и обрамляющие впадающие речушки. Перед едой перекрестились и принялись трапезничать. Не успел князь доесть горячую мясную похлебку, которой всегда отдавал предпочтение в походах, один из отроков, прислуживавших Дмитрию, сказал, что его дожидаются, прибывшие гонцы от игумена Сергия из Троицкого монастыря.
Дмитрий насторожился, предчувствуя неожиданность. Мимо расступившихся воевод и дружинников князя вперед выступили два монаха. Один был широк в кости, но сухощав, другой дороден телом, но не тучен, в нем угадывалась нешуточная сила. Князь узнал их обоих, они всегда сопровождали Сергия. Рясы темного цвета, расшитые белыми крестами запылились. Они низко поклонились князю и один из них схимник, боярский сын, до монашества носивший имя Ослябя вручил грамоту от Сергия. Дмитрий сорвал печать и раскрутил свиток. Быстро пробежал глазами короткое послание: ; Отец Сергий благословляет нас! ; громко объявил он и перекрестился. Все кто услышал слова Дмитрия, тоже перекрестились.
Второй схимник, прозывающийся Пересвет из бывших дружинников, подал князю монастырскую просфору. Дмитрий приложил к губам, засохший хлеб и бережно положил в карман кафтана.
Дмитрий встал, есть уже не хотелось, махнул рукой, подзывая отрока, державшего лошадь.
; Хватит пировать. Дел на сегодня еще много, ; сказал он верному Бренку, который что-то жевал на ходу, направляясь к князю.
Дмитрий легко вскочил в седло, собираясь направиться к пешим переправам. Когда услышал, ; Княже! Дозволь слово молвить.
Обернувшись, он увидел, что оба монаха смотрят на него с мольбой в глазах.
; Что святые отцы, прежние времена покоя не дают, ; с улыбкой произнес князь. А не боитесь? Грех ведь оружие вам в руки брать?
; Отец Сергий благословил, ; коротко ответил Ослябя, ; живы будем, отмолим грех.
Об Ослябьевой силе и его одновременной кротости Дмитрий слыхивал в Троице.
; Поставь их в Сторожевой полк, ; бросил он коротко Бренку.
; Спасибо княже! ; оба монаха низко поклонились вслед Дмитрию, который в сопровождении ближних воевод и дружинников поскакал к переправе.
Утро 8 сентября было по осени прохладно. Густой туман стелился не только по низинам, оврагам, но и закрыл всю реку. Всю ночь со стороны, откуда должны были появиться татары, слышался глухой шум и ржание лошадей. Дмитрий почти не сомкнувший глаз опасался, что в таком тумане Мамай может что-то предпринять неожиданное, что осложнит предстоящую битву. Но многочисленные дозоры, разосланные неутомимым Бренком, ничего опасного не обнаружили.
Татары весь прошлый день и почти всю ночь продолжали накапливаться прямо перед русскими ратями. Обе стороны ждали, пока рассеется туман, чтобы увидеть противника перед сражением. Князь Дмитрий в последний раз объехал полки, радуясь, что воевода Дмитрий Боброк-Волынец точно исполнил все, что приказал ему князь. К семи часам утра туман, понемногу сначала с ровного поля, а затем с реки стал медленно уходить.
Воеводы поставили свои полки на места, указанные Боброком. Впереди всех стоял сторожевой полк, который должен был первым принять на себя удар ордынцев.
Позади сторожевого расположился Большой полк великого князя Московского во главе с князем Иваном Смоленским , а воеводами при нем были ; Тимофей Вельяминов , Иван Квашня, и Михаил Бренко. Над полком развивалось черное, расшитое золотом знамя великого князя Московского. Сам Дмитрий Иванович в простых воинских доспехах с небольшим отрядом дружинников направился в Сторожевой полк, чтобы самому руководить началом битвы.
Полк Правой руки, примыкавший своим правым флангом к речушке Нижний Дубик, был под началом князей Андрея Ростовского и Андрея Стародубского с воеводой Грунком.
Слева от Большого полка находился полк Левой руки с князьями Белозерскими, а также князьями Федором Ярославским и Федором Моложским. Воеводой у них был Лев Морозов.
В резерве в Запасном полку готовились к битве литовские князья Ольгердовичи, а также князь Роман Брянский , а воеводой их ; Микула Вельяминов, родственник по жене великого князя.
Засадным полком, стоявшим слева за дубравой ближе к Дону, командовал князь Владимир Серпуховской при воеводе Боброке Волынце.
Часов в 9 утра подул слабый западный ветер и почти полностью разогнал туман и вот… Русские и татары увидели друг друга. Русские полки стояли за холмистой возвышенностью, которая тянулась от Зеленой дубравы до реки Непрядвы.
На противоположном краю Куликова поля, обтекая с боков Красный холм, показалась несметная татарская конница, которая стала накапливаться перед Сторожевым полком. Мамай с приближенными князьями и мурзами выбрал для своего наблюдательного пункта единственную возвышенность на Куликовом поле ; Красный холм, откуда хорошо просматривался русский боевой порядок войск.
Началось сближение противников. Русские полки, сохраняя боевой порядок, взошли на небольшие возвышенности, которые примыкали с севера к низине между небольшими речушками: Нижним Дубиком и Смолкой и остановились. Только Сторожевой полка вышел вперед, чтобы отсечь татарских лучников от своих основных сил.
Татары наступали обычным боевым порядком ; сильные фланги, состоящие в основном из конницы, центр войска, усиленный панцирной пехотой наемников и сильный конный резерв, состоящий в основном из опытных закаленных в боях воинов. Этот резерв, который почти всегда решал исход боя в предыдущих сражениях, Мамай поставил позади Красного холма, чтобы противнику нельзя было оценить его силу, тем более, что отсюда легко можно было его двинуть на нужный участок боя.
Мамай был хорошим полководцем с богатым боевым опытом. За его плечами имелось более десятка крупных сражений, в которых он всегда выходил победителем.
Он видел, что поле битвы оказалось недостаточным, чтобы применить свою излюбленную тактику, охвата флангов противника конницей с последующим выхода ее в тыл противника. Поэтому, он несколько изменил боевой порядок войск. Усилил свой центр за счет тяжелой панцирной пехоты генуэзцев, обладающей высокой пробивной силой пеших порядков противника.
Слабым местом генуэзских наемников считалось их медлительность и слабое сопротивление с флангов. Это объяснялось тяжестью боевых доспехов, а также тем, что генуэзцы сражались длинными копьями, которыми управляли сразу два воина из соседних рядов. Такое построение, называемое фалангой, приносило успех в пешем бою и обладало большой ударной силой. Чтобы уменьшить уязвимость малоподвижных генуэзцев с флангов, их прикрывала татарская конница.
Татарский хан надеялся за счет наемников-генуэзцев одним ударом прорвать центр войск Дмитрия и рассечь боевой порядок противника.
Авангард русских войск ; Сторожевой полк первым вступил в битву. Татарские лучники, которые первыми ринулись вперед, чтобы осыпать стрелами противника были встречены конными дружинниками сторожевого полка и отбиты с огромными потерями, а вылетевшая навстречу, татарская конница была встречена градом русских стрел, которые отсекли ордынцев от сразу же отошедших назад дружинников.
Первое столкновение князь Дмитрий выиграл, а Мамаю пришлось искать победы в рукопашном бою, в котором степняки были слабее русских.
Первое столкновение было как бы прелюдией перед решающей битвой. Какое-то время рати стояли друг против друга на расстоянии 50-60 метров, как бы оценивая соперника перед решающим броском. По свидетельству летописцев началу битвы предшествовал эпизод о поединке двух витязей . Начинать битву поединком двух сильных и опытных воинов было обычаем того времени.
Успех в поединке, воодушевлял своих и приводил в уныние противника. Этот обычай был распространен не только у славян или степняков, он практиковался и в западной Европе среди рыцарей. Только там, это было доведено до абсурда, когда человек в железных латах с головы до пяток верхом на закованном в доспехи коне единоборствовал с таким же рыцарем. Такой «воин», упав с лошади, уже не мог подняться без помощи своих слуг-оруженосцев. И когда в средние века, этот обычай на востоке уже канул в лету, то на западе все еще продолжали держаться за этот атавизм, устраивая рыцарские турниры на потеху публике.
В этот раз из татарских рядов на коне выехал человек огромного роста, закованный в кольчугу, в круглой кожаной шапке, отороченной лисьим рыжим хвостом. Разрез глаз, цвет лица и его воинское снаряжение выдавало, что он настоящий сын степей ; родины Чингисхана. Историки называют его по-разному, то ли Челубей, то ли Телебей. Он несколько раз во весь опор промчался перед строем московских полков, потрясая над головой копьем, в его огромных руках, казавшимся детской свирелью и гортанно, выкрикивая угрозы, как бы насмехаясь над русскими, которые боятся выходить на поединок. По степному обычаю невысокий с мохнатой гривой конь был не оседлан, отчего казалось, что длинные ноги татарина волочатся по земле. Крашеная, хной красная борода дерзко развевалась на ветру.
Многим не терпелось кинуться на него, но каждый видел, сколь силен и свиреп татарин. Много жизней отберет он, если дорвется до боя и воины выжидали, прежде, чем принять вызов. Надо было непременно свалить врага.
Вызов ордынца принял воин-монах, привезший накануне письмо Дмитрию от игумена Сергия. Пересвет, а это был именно он, растолкав конем первые пешие ряды выехал навстречу сопернику. Он был одет в кольчугу, поверх черной рясы, голову венчал островерхий простой шлем без украшений, в правой руке было длинное копье пешего ратника, а на сгибе левой ; круглый, окрашенный красным цветом деревянный щит, обшитый крест-накрест металлическими полосами.
Под ним перебирая передними ногами от долгого стояния, горячился серый в яблоках жеребец. Пересвет происходил из брянских бояр, служил воином в дружине у нескольких удельных князей, приобретя необходимый военный опыт, а физической силой он был наделен от природы. Перейдя на службу в Троицу, принял монашеский постриг. Но оставался военным слугой при игумене Сергее.
Противники разъехались в разные стороны, а затем устремились навстречу друг другу, целясь нацеленными копьями в грудь соперника, чтобы сбросить того с коня. При возможности каждый пытался отвести щитом удар копья врага. На этот раз поединок закончился очень быстро, каждое копье попало в цель и оба противника упали на землю мертвыми.
Обе враждующие стороны, какое-то время стояли без движения, все еще находившееся под впечатлением от увиденного. Ведь по меркам того времени, именно божественное провидение руководило всеми поступкам людей, а такой исход поединка говорил, о том, что Бог еще не решил кому отдать победу. Ее надо было заслужить, проливая кровь, отдавая свою и забирая чужую жизнь.
Первыми затрубили боевые трубы русских и сначала медленно, а затем все, убыстряя шаг шеренги русской пехоты, двинулись на стоящих перед ними генуэзцев.
Смертельная сеча началась.
«И встретились полки, и, великие силы, увидав пошли навстречу, ; повествовал летописец, ; и гудела земля, горы и холма тряслись от множества воинов бесчисленных».
Тысячи глоток взревели, выкрикнув в первый вопль боевой клич свою ненависть к врагу. Щиты ударились в щиты и копья затрещали, прорывая доспехи и ребра ратников. Яростный гул битвы, конского ржанья и лязга железа колыхнул небо над головами и землю под ногами ратников.
Сторожевой полк подвергся фронтальной атаке генуэзской пехоты и фланговым ударам конницы. Наемники, закованные в латы, медленно шаг за шагом продвигались вперед, шагая по трупам павших русских ратников. Дружинники князей Дмитрия и Владимира Всеволжских и воеводы Микулы Вельяминова, неся огромные потери, отступали, но одновременно нанося урон, расстраивали боевые порядки вражеской пехоты. Большинство пешей рати в Сторожевом полку были легковооруженные лучники и ополчение, не имевшее кольчуг и шлемов, а в качестве оружия использовавшие палицы, самодельные секиры и топоры.
Живые вскакивали на тела упавших и продолжали биться, кто оступился или получил рану и упал, уже не поднимались, потому что на него наступали другие. Большинство ополченцев полегли под ударами панцирной пехоты, но они выполнили свою задачу, приняли на себя основной удар и расстроили боевой строй противника.
Но за спиной передового полка ордынцев ждал готовый к бою великокняжеский Большой полк, основу которого составляли тяжеловооруженные пехотные и конные рати. Большой полк стоял на небольшой возвышенности, поэтому противник наступал медленно, уже чувствовалась усталость в действиях наемников. Лишь стремительная татарская конница раз за разом повторяла бесполезные наскоки на державших строй русских дружинников. Пройдет без малого триста лет пока в войне между Пруссией и Францией полководцы впервые сознательно построят пехотные полки в «каре», самый эффективный боевой порядок против атак кавалерии. Но для этого понадобится опыт многих войн и сотен сражений.
, пусть интуитивно, удалось таким построением своих войск во многом эффективно противостоять многочисленной коннице врага.
Битва уже продолжалась около трех часов. Татары упорствовали, русские держались. Вскоре Куликово поле стало столь тесно, что коням негде было ступить из-за мертвых тел. На небольшой площади в несколько гектаров сошлись в кровавой битве четверть миллиона человек. Убитые стояли рядом со сражающимися - некуда было падать, пешие задыхались от тесноты, толчеи, от потных разгоряченных лошадей, которые, шалея от запаха свежей крови затаптывали и своих и чужих.
Щиты трещали и раскалывались под мощными ударами, как орехи. Давно был нарушен боевой порядок и все смешались в кучу, как слоеный пирог. Давно конница билась с конницей. Давно Сторожевой полк слег над трупами генуэзцев, и Большой полк теперь бился на их телах.
Мамай бросал в бой все новые и новые тысячи своих воинов, но русские стояли тесно и твердо, и ордынцам негде было развернуться для обхвата русских полков, чтобы выйти в их тыл. Стиснутое с боков перелесками и руслами рек Куликово поле позволяло ввести в бой лишь столько ордынских войск, сколько русские могли отразить.
Хорошо известно, что атакующие всегда несут большие потери, чем обороняющиеся. Изнурительная битва длилась уже три часа, а исход ее был так и неясен. Отдельные успехи татар на одном участке уравнивались потерями на другом.
Ордынцы несколько раз прорывали строй Большого полка и даже доходили до великокняжеского стяга, где отчаянно сражался верный воевода князя Бренок. Там он и сложил свою голову, защищая знамя всех русских войск на Куликовом поле. Прорывавшиеся ордынские отряды погибали, русской строй снова смыкался и битва продолжалась. Большой полк выстоял, не дрогнул, не смотря на большие потери. В Большом полку храбро сражались владимирские и суздальские князья и их рати. Именно здесь руководил боем тысяцкий Тимофей Вельяминов, ставший одним из героев битвы.
В самом начале сражения левое крыло татарской конницы всей своей многотысячной мощью навалилось на полк Правой руки, но атаковать в конном строю на узком участке фронта сомкнутый пеший строй трудная задача. Снова и снова лавина татарских всадников, как волна за волной накатывались они на пешую рать, отбивающуюся длинными тяжелыми копьями и короткими прямыми мечами. Татары медленно продвигались, заваливая своими телами обороняющихся. Ордынские атаки захлебывались еще на подступе к основным силам русских, державших оборону на этом фланге.
Полк Правой реки держал оборону, выполняя свою задачу и связывая значительные силы ордынцев и не давая возможности Мамаю перебросить силы на другой участок сражения.
Мамай решил перенести основной удар на свой правый фланг, на полк Левой руки. Для этого у него было еще достаточно сил, ведь резерв хана в пятьдесят тысяч конников, стоявших у него за спиной, состоял из самых опытных и закаленных воинов, прошедших не одну битву и участвовавших во многих удачных походах.
На левом фланге русских войск местность была равнинная, наиболее приспособленная для действия конницы. Именно отсюда можно было, прорвав русскую оборону выйти к переправам и бродам через Дон и отрезать Дмитрию возможность отхода, а также зайти в тыл основных сил, стоящих в центре. Мамай задумал сосредоточить на этом направлении ордынские превосходящие силы над московскими полками в несколько раз, в том числе и за счет своего резерва.
Он хорошо понимал, что только решительные наступательные действия могут принести ему полную победу, так как тяжелые встречные бои, как в центре, так и на левом его фланге изматывали степняков, не привыкших к упорному сопротивлению. Ведь современникам того времени было хорошо известно, из собственного печального опыта, что быстрота и натиск ; основные преимущества бесчисленного войска Золотой Орды.
И кто знает, каков был бы исход Куликовской битвы, если бы князь Дмитрий не оставил заранее в Зеленой дубраве сильный Запасной полк во главе с бывалым Боброком Волынским. Но, как известно история не знает сослагательного наклонения, поэтому исход Куликовской битвы был тот, о котором мы теперь знаем.
Хан Мамай поставил на кон битвы все, что у него было, не оставив за своей спиной, в резерве, ни одного отряда и … проиграл.
Татарские боевые рожки, изготовленные из бараньих рогов, отправили семьдесят тысяч отчаянных головорезов в свой последний марш, как им казалось победный.
Натиск татар на полк Левой руки был ужасным и в первые минуты боя полк потерял почти треть своих воинов. Здесь же нашли свою славную смерть в бою за землю русскую, восемь князей Белозерских.
Под натиском неприятельской конницы полк Левой руки начал медленно пятиться. Нет, это было не бегство и не отступление даже ; это одна масса более тяжелая, перевешивала другую, более легкую.
Оттеснив, таким образом, полк Левой руки, обнажился левый фланг Большого полка, который упорно сопротивлялся в центре поля сражения. Воины Большого полка, неся значительные потери, теперь испытывали атаки ордынцев не только с фронта, но и с левого фланга, что усугубляло положение основных сил. Чаша весов битвы, находившаяся в равновесии в течение почти 7 часов сражения, пока медленно, но начала склоняться в пользу татар.
Чтобы хоть как-то поддержать центр, в сражение был введен Запасной полк, во главе с князем Дмитрием Ольгердовичем, стоящий позади Большого полка. Удар этого резерва, был неожиданным для наступающих и на какое-то время, воспрепятствовал прорыву татар, выйти в тыл основным силам московских ратей, но ведомая в бой Такиш-беком золотоордынская конница сначала остановила, а затем заставила пятиться Ольгердовичей.
Стоя на Красном холме, Мамай видел, что победа почти рядом. Надо только еще немного усилить нажим на отчаянно, сопротивлявшихся русских, опрокинуть их ряды и заставить бежать, бежать к реке, где их ждет неминуемая гибель. Хан махнул рукой и последние из свежих татарских сил ; конные тысячи черкесов и ясов всей тяжестью навалились на полк Левой руки.
В жестокой схватке, пробитый сквозь кольчугу татарским копьем погиб воевода Морозов. Преследуя отступающие дружины полка Левой руки, который остался без своих воевод, ордынцы все дальше продвигались к устью Непрядвы, тем самым расширяя образовавшуюся брешь в обороне русских войск на левом фланге.
Татары врезались клином между Запасным полком и полком Левой руки, чтобы прорваться за спиной Большого полка на правый фланг русских и тем саамы полностью окружить основные силы московских ратей.
Князья Белозерские Федор и Иван, воевода Микула Вельяминов, князья Тарусские Федор и Мстислав, бившиеся в Большом полку кинулись вперед под черным знаменем Дмитрия, чтобы собрать воедино разрозненные отряды полка и закрыть прорыв.
В Засадном полку видели, как отступали русские отряды, находящиеся так близко от засады. Казалось, протяни руку, помоги умирающему товарищу, но Боброк медлил. Он хорошо помнил наказ князя Дмитрия, что начинать надо только тогда, когда у Мамая не останется свежих, не участвовавших в бою сил.
Несколько раз, горячий и стремительный князь Владимир Серпуховской едва ли не с плетью налетал на него, требуя броситься на татар, но воевода проявил характер и ждал, ждал, чуть ли не ежеминутно, получая сведения, от гонцов о ходе битвы. Участь Руси решалась, и решение ее судьбы зависело от свежих сил, которых надо было вывести вовремя. Но как узнать это время?
Прискакал очередной гонец, ; Всё, наши побегли!, ; только и сумел он произнести.
; Что татары? ; спросил Боброк, садясь в седло и ища ногой на ощупь стремя.
; Татарва заворачивает наших к реке. Почти совсем к берегу вышли, ; добавил он, оборачиваясь на внезапно возникший шум за спиной.
Князь Владимир ударил плетью коня, но едва конь чуть присев на задние ноги, хотел устремиться вперед, князь его осадил и нетерпеливо с вызовом уставился на Боброка.
Воевода поправил шлем, надел рукавицы и вытащил из ножен, блеснувший на солнце клинок меча.
; Пора, ; кивнул он головой в сторону битвы и пришпорил лошадь. Опережая его, наметом пошли дружинники серпуховского князя, который вырвался вперед. Застоявшиеся кони, с ходу перемахнули небольшую Смолку и прорываясь через небольшой, но густой перелесок вынесли всадников на открытое поле.
Ужасающая картина открылась перед их глазами. Все поле битвы было усеяно трупами воинов и лошадей. Причем в некоторых местах нагромождение тел было столь высоко, что было непонятно, каким образом они туда попали.
Но в бою некогда смотреть по сторонам и ужасаться. Кое-кто по своей природе может быть и труслив, но когда ты со своими товарищами, в едином порыве, в одном строю идешь на врага, трусость отступает, её нет, и, ты рвешься вперед, только с одной целью добраться до неприятеля и убивать мечом, резать кинжалом, вбивать его в землю палицей, чем угодно, но убивать. Это и есть ; атакующий порыв. А иначе нельзя, иначе убьют тебя.
Ордынцы, увлеченные погоней отступавших русских полков, не заметили, стоявший в лесу Засадный полк и подставили свои тылы. Внезапность удара, нанесенного в спину атакующим татарам, была столь велика, что Мамай, глядя с холма на битву, сначала не понял, что произошло. Потом увидел, что его войска теснившие русских к Непрядве, вдруг остановились, затем смешались и рассыпавшись на мелкие отряды стали уходить с поля битвы.
Удивленный Мамай обернулся на своих советников-мурз, которые, как и он смотрели туда, где сейчас происходило, что-то непонятное. Его старая гвардия ; закаленные воины, украшенные боевыми шрамами от вражеских сабель в многочисленных походах, опытные всадники со своими неустрашимыми командирами бежали, истаивая, как волна, докатившаяся до песка, сминая все на своем пути и остатки генуэзской пехоты, и отряды конных лучников, и еще сражавшихся с Большим полком многочисленные, но плохо вооруженные кочевые племена.
Русские, отступившие к реке и которые должны были быть сброшены в воду, остановились, и с боевым воплем вернулись преследовать отступающего противника.
Только теперь, Мамай вместе со своими советниками, с высоты Красного холма, увидел, как из лесной засады все, убыстряя бег, выплескиваются все новые и новые свежие русские конные рати, и казалось, конца им не будет.
Удар Засадного полка в спину ордынцам сразу не остановил их. Лишь часть их, на которую пришелся внезапный удар повернула, назад в сторону Красного холма, а остальные продолжало прорываться дальше, вперед к Непрядве, за спины неожиданно расступившихся русских. Тысячи конных из отборных войск Мамая, вал за валом скатывались с крутого берега этой небольшой речушки в воду. Река остановилась.
Вода забурлила от этой внезапно, образовавшейся плотины. Тяжелое вооружение тянуло на дно. Живая плотина ворочалась, вскидывая из своего тела на поверхность то конские копыта, то руки со скрученными в судороге пальцами, то головы с лицами, на которых были непривычно расширенные от ужаса узкие глаза и широко открытые в немом крике рты.
Перебежали Непрядву лишь те, кому удалось перейти на ту сторону по живой плотине. Некоторым из русских, кто видел эту страшную картину, приходило на ум о воплощении на яви страшного божьего суда над грешниками. Многие крестились.
Мамай смотрел на поле битвы и ничего не видел, перед глазами была пелена, а в голове вертелся только один вопрос: «Как? Как им, этим проклятым руссам удалось его обмануть, обхитрить? Ведь так, как сделал Дмитрий, всегда делал он ; хан Мамай, истинный последователь великого Чингиза.
Удар был внезапен. Так завещал Чингиз. Его нанесли свежие силы по уставшему врагу. Так завещал Чингиз. Свежая конница, наседая на врага, не давая ему ни одного шанса, погнала его назад, уничтожая все на своем пути. Это не он, не Мамай, а Дмитрий исполнил три завета Чингиз-хана.
Автор «Сказания о Мамаевом побоище» так описывает перелом в ходе битвы «… Татары, увидев свою погибель, закричали на своем языке, говоря: «Увы, нам! Русь снова перехитрила, меньшие сражались с нами, а добрые воины все сохранились!» И обратились татары в бегство и побежали. Сыны же русские гнались и убивали их, точно лес рубили, точно трава под косою подстилается под конские копыта русских сынов. Многие раненые вставали и помогали русским удальцам, убивая татар без милости, но не могли уже хорошо сражаться, а сами изнемогали.
Татарские полки опустошались от русских мечей. И побежал Мамай, как серый волк. Многие же сыны русские гнались вслед Мамаю, но не догнали его, кони уже их утомились, а сами они сильно устали. Руки русских сынов уже устали, не могли бить татар, а мечи их и сабли притупились о головы татарские…».
Воля хана была полностью парализована увиденным. Апатия ума и вялость, всецело охватила его члены. Мысли вяло струились в голове. Ну и пусть придут русские. Пусть убьют его. Он недостоин жить, да и жить незачем. В Золотой Орде все только будут рады его позору. Хорошо если просто убьют, а если, если… Внезапная мысль пронзила голову, а если отдадут Дмитрию?
; Вот, возьми московский князь своего давнего недруга и пусть это будет знаком новой дружбы и доверия между нашими государствами?
Мамай знал, это вполне может быть. Да, он и сам это делал, например, когда отдал туркам их невезучего полководца ; визиря Алим-бея, попавшего к татарам в плен, после проигранного сражения. А то, что турки сделали потом с Алим-беем, об этом лучше не вспоминать.
Интересно, а как поступит с ним Дмитрий, ; думал Мамай. Вряд ли сдерет кожу, как с несчастного Алим-бея. Русские не охотники до такого. Было слышно, что у них принято сажать людей в темницу и морить их голодом. Ну и пусть, ему все равно. Через несколько дней такие мучения заканчиваются. Это не страшно.
Он вспомнил, что делал сам с русскими князьями, попавшими к нему в руки. Тяжело вздохнул. Но, ведь не прихоти пустой, а в назидание другим, которые воспротивились его воли, не захотели быть данниками великой Золотой Орде. Он тоскливо смотрел, как его непобедимая рать откатывается назад, к Красному холму. В душе еще лелеется маленькая надежда вера в чудо, что центр и левый фланг выстоят, дожмут русских.
Нет! Не получается. Он уже почти безразлично наблюдал, как воспрянувшие от происходящего, полки Дмитрия и в других местах сражения начинали теснить его тысячи.
Его несколько минут этой беспощадной сечи и вся его хваленая рать побежит.
Мамай повернул коня и бросился назад. Окружение хана, отстав на несколько шагов, устремилось вслед за своим предводителем. Это была бешеная скачка в огромной толпе, где никто не уступал дороги, где никто не признавал первенство своего князя, где при малейшей оплошности всадника, его затаптывали вместе с лошадью более удачливые беглецы.
Бросив все свое воинство, по сути дела на произвол судьбы, Мамай еще больше усилил панику. Сопротивление татар окончательно иссякло, одержимые страхом они неслись вслед за своим предводителем. Единственная мысль сначала медленно пятящегося, а затем отступающего ; это бежать, бежать и бежать. Она заслоняет все остальное, не позволяет логически мыслить, адекватно оценивать обстановку, отыскать наиболее вероятный путь к спасению.
Нарастающее преследование неприятеля было всеобщим, за ними устремились все, кто еще имел силы сражаться и был на коне. Впереди всех неслась отборная часть Мамаевого войска, из резерва, который вступил в битву совсем недавно и сохранившая больше всех сил. За ними сам Мамай со своими приближенными на еще свежих лошадях. Последними в этой бешенной скачке отступления, пытались уйти на уставших конях, уцелевшие в кровавой сечи. Они первыми и попали под уже порядком затупившиеся русские мечи и сабли.
Погоня продолжалась до вечера, когда солнце уже клонилось к закату, озаряя багряным светом, расстилающуюся перед глазами равнину. Князь Владимир Серпуховской, который был в передовом отряде преследователей, остановил своих ратников на берегу Красивой Мечи, где случилось тоже, что и раньше на Непрядве. Тяжелое вооружение потянуло на дно, тех, кто хотел переправиться через реку. Уставшие от длительной скачки, кони не могли бороться с течением и державшиеся за их гривы при переправе всадники тонули вместе с ними.
Многие тысячи ордынцев нашли свою смерть в водах Красной Мечи. Берега ниже по течению были завалены трупами татар. Князь Владимир, оставив усиленные дозоры на берегу Красивой Мечи, которые должны были вылавливать отставших татар и помогать своим раненным, приказал возвращаться на основное поле битвы. Он устал. Тяжесть и ломота во всех членах его тела, говорила о беспредельной усталости.
Назад предстоял долгий и тяжелый путь. Почти тридцать километров обратной дороги, которую еще предстояло преодолеть, был усеян убитыми и раненными, в основном это были татары, но изредка попадались и свои раненные воины. Из темнеющих в наступившем вечере скопления тел, иногда раздавались стоны и мольбы о помощи. Тогда воевода Василий Меркун, весь день, бывший неотлучно при князе распоряжался, чтобы подобрать своих. Князь Владимир с волнением думал о своем брате князе Дмитрии Московском, о котором он ничего не знал весь день. Жив ли? Здоров ли? Или уже сложил свою головушку в неравном бою?
Тревога не покидала его всю дорогу. Он пришпоривал усталого коня, но тот плохо повиновался всаднику. Владимир потребовал привести другого, подменного, который всегда был где-то рядом на случай, если под ним убьют лошадь. Но не было ни коня, ни ближнего дружинника, который всегда вел коня за князем готовым и оседланным. А лошади, на которых находились другие витязи, были не в лучшем состоянии.
Почти всю ночь они усталые и израненные возвращались из такой легкой и удачливой, как им тогда казалось погони за басурманами, и лишь к утру, когда небо заалело на востоке, перед ними открылась ужасающая картина исхода битвы на Куликовом поле. Поле все сплошь гудело стоном и плачем.
Десятки тысяч русских воинов полегли в этой битве. По свидетельству историков не более сорока тысяч остались в живых, треть из которых были ранены.
Несколько дней, разбив походный стан в стороне от реки, русские ратники и крестьяне из близлежащих сел с немногочисленными монахами, исполняющими роль либо санитаров, либо духовников ; «Все в воле божьей!» разбирали своих от врагов, раненных от павших. Своих хоронили недалеко от Красного холма, где позже возникло село Монастырщино. Над братской могилой насыпали курган. По традиции того времени в память павших воинов на Куликовом поле была построена церковь.
Татар и пришедших с ними наемников сбрасывали в Непрядву и Дон, волы которых сначала бурели от свежей крови, а затем через несколько дней почернели и тоже стали мертвыми. Пройдет еще немало времени прежде, чем тихий и полноводный Дон навсегда спрячет в безмолвии своих вод свидетельства этой кровопролитной битвы, принесшей с одной стороны горе и чувства скорби многим тысячам русских людей, а с другой стороны чувство гордости и победы в борьбе не только русских, но и всех славян против чужеземцев.
Наверно так или примерно так думал Дмитрий, когда в задумчивости наблюдал, как хоронили его соратников именитых и не очень, известных и совсем безвестных, но всех честно выполнивших свой долг перед Родиной, перед своим потомством.
Сколько еще раз нужно русским, советским, а теперь еще и российским солдатам выполнить свой воинский долг, чтобы западные толерантные эстеты, наконец-то поняли, что Россия, прежде всего, защищает не только свою территорию, но и все близких ей по духу, менталитету религии народы.
Великий князь Дмитрий Иванович, конечно, не мог всего этого предвидеть, но как выдающий полководец, естественно обладал даром стратегического мышления и прекрасно понимал, что с победой на Куликовом поле усилилось значение Московского княжества, как объединяющего центра в Северо-Восточной части русской земли. Это ускорило процесс объединения Руси и создание единого русского государства.
Куликовская битва была триумфом великого князя московского Дмитрия Ивановича, как военачальника. В память об этом событии князь Дмитрий стал именоваться Донским. Но князь Дмитрий прославился не только, как полководец, он проявил и личное мужество, как искусный ратник. По свидетельству очевидцев, в первую схватку, он вступил в Сторожевом полку, а затем отбивал атаки генуэзской пехоты в Большом полку. Несколько раз он и его ближняя дружина окружалась десятками врагов, и только крепкие доспехи спасали Дмитрия от татарских сабель и копий.
Боевые кони тяжело дышали. Ноги их дрожали, жилы вздулись. Некоторые от усталости приседали на задние ноги, грозясь сбросить всадника под копыта неприятельских лошадей.
Это была смертельная, всепоглощающая усталость и людей и животных. Казалось, ни какая сила не заставит и тех и других продолжать свою изнурительную смертельную работу, но люди, воодушевленные справедливой идеей и святой верой не только выстояли в этом смертельном испытании, но и показали пример несгибаемого русского духа на столетия вперед, определившего отношение других народов к русскому.
Много ярких боевых эпизодов, связанных с личным участием князя, приводится автором «Сказания о Мамаевом побоище».
Многие видели, как сражался великий князь Дмитрий Донской, и эти рассказы очевидцев сохранены до наших дней русскими летописцами.
Другую судьбу история уготовила второму знаменательному участнику событий, татарскому хану Мамаю ; небытие, ведь это имя упоминается потомками, только тогда, когда вспоминают великого князя московского Дмитрия Ивановича Донского.
Прошло несколько веков. Русское государство, основы, независимости которого были заложены, в том числе и на Куликовом поле превратилось в сильнейшую и огромную Российскую империю. Однако долгое время российское правительство и общество в целом оставались равнодушными к увековечиванию памяти замечательной битвы. Только героическая победа русского народа над французским императором Наполеоном в 1812 г. всколыхнула патриотический настрой русского общества.
Первым памятником, созданным по инициативе самого общества, а не по распоряжению правительства, был памятник русским патриотам К.З. Минину и Д.М. Пожарскому , проявившим себя во время польской интервенции в 1612 г. и поставленный на Красной площади в Москве в 1818 г.
Открытие данного монумента в Москве способствовало патриотам нашего края провести сбор подписей на устройство памятника, посвященного Куликовской битве.
По инициативе директора училищ С.Д. Нечаева губернатор В.Ф. Васильев в 1820 г. обратился к дворянскому собранию Тульской губернии с просьбой к содействию об увековечивании «знаменующего места, на котором освобождена и прославлена Россия» в 1380 г. Дворянство изъявило готовность почтить память «сынов отечества», но посчитав, что издержки слишком велики просило «воззвать к все сословиям» о добровольных пожертвованиях, как это делалось ранее в Москве.
Генерал-губернатор Тульской, Орловской и Рязанской губерний А.Д. Балашов поддержал инициативу тульских властей и получил одобрение царя Александра I на постановку памятника и открытие подписки для сбора средств, как на сам памятник, так и на инвалидный дом близ него. Император лично внес 20 тысяч рублей. По замыслу организационного комитета ветераны-инвалиды должны были жить в этом доме, а также охранять памятник и «возвещать древнюю отечественную славу».
Первый проект памятника, разработанный уже известным И.П. Мартосом осенью 1821 г. не нашел поддержки ни в кабинете министров, ни у царя, как было заявлено «из-за излишнего пафоса». По замыслу автора князь Дмитрий Донской был представлен в доспехах древнегреческого воина с обнаженным мечом. Для установки памятника Мартос предложил мраморный пьедестал в виде арки, на котором должно было быть высечено «…век Донского для России есть век героический. С ним Россия воспрянула ото сна, и он, с истинными сынами отечества, первый доказал подвигом своим, что власть татар не может быть продолжительна, если последует его примеру».
Инициативный комитет по строительству во главе с генералом А.Д. Балашовым, тем временем проводил свою работу намечая создать на Куликовом поле ансамбль мемориальных сооружений. В его состав по замыслу авторов должны были войти: гранитный обелиск на Красном холме, здание церкви во имя Сергия Радонежского и инвалидный дом «у места соединения Непрядвы и Дона». При инвалидном доме предполагалось учреждение библиотеки «особенно из книг по отечественной истории», а также «общественный плодовый сад». Для реализации такого замысла предполагалось отделить от села Рождествено 100 десятин (примерно110 га) общественной земли вместе с Зеленной дубравой.
Следующим архитектором, представившим проект мемориала в 1823 г., стал архитектор А.М. Мельников . Конкурсный комитет, рассмотревший представленные эскизы высказал замечания, но в целом проект был одобрен. Смета расходов была утверждена в сумме 49160 рублей. Александр I согласился с решением, и тульскому губернатору было поручено обеспечить выполнение всех работ.
Тем временем сбор добровольных пожертвований продолжался. За несколько лет удалось собрать значительную сумму. По подписке среди населения трех соседних губерний к началу 1829 г. было собрано 380 тысяч рублей, однако, сменивший к этому времени Александра I, Николай I самовольно распорядился этими деньгами, оставив на устройство памятника только 60 тысяч рублей, а остальные передать в казну «на образование дворянского юношества в кадетских корпусах». Но даже эти незначительные и уже выделенные средства были заморожены на несколько лет и лишь в 1835 г. Николай I приказал начать работы по установлению памятника. К этому времени проект Мельникова был уже успешно забыт, а по поручению царя президент Академии художеств А.Н. Оленин привлек для участия в конкурсе проектов архитекторов А.П. Брюллова, А.А. Тона, К.А. Тона, Х.Ф. Майера.
Из представленных проектов внимание царя привлекла работа Брюллова.
Симметричный, с четырьмя фасадами храм, перекрытый сводами, которые вверху соединялись круглой колоннадой, несущей луковичную классическую главу.
Примыкавшие к храму две наземные галереи, образуя внутренний двор, связывали его с жилыми помещениями для инвалидов и службами храма. Перед главным фасадом должен был стоять обелиск, заимствованный из проекта А.М. Мельникова.
25 января «высочайшим соизволением» император одобрил проект Брюллова. По предварительным подсчетам на строительство памятника и обустройство территории мемориала необходимо было 220-250 тысяч рублей, а выделенных казенных средств было только 60 тысяч. Естественно никто, ни кабинет министров, формально являвшийся заказчиком, ни генерал-губернатор Балашов, возглавлявший комитет по строительству памятника не могли напомнить Николаю I о том, что: «Мол, собрали денег-то много, да вот все равно не хватает так, как Ваше Величество соизволило часть денег использовать не по назначению».
Субординация! Да, и как скажешь? Сегодня ты генерал-губернатор трех областей в центральной части России, а завтра глядишь и уже городничий в уездном Медногорске южного Урала.
Так в нерешительности прошло еще десять лет… Только в 1845 г. Николай I, рассматривая список предполагаемых строительных работ по военному ведомству на текущий год, «вновь удостоил вниманием» проект памятника на Куликовом поле, где в качестве замечания было отмечено, что для осуществления проекта не хватает средств.
Николай I с присущей ему казарменной самоуверенностью решал вопросы художественного творчества, вверенной ему империи, если не со знанием дела, то с неуклонной решимостью ограничить расходы.
В результате проект лишился и церкви и дома инвалидов, но в таком урезанном виде финансирование объекта укладывалось в смету.
После доработки Брюлловым проекта, памятник представлял собой чугунный столб высотой 28 метров. Столб опирается на многогранный базис, на котором возвышаются поставленные в три яруса мощные пучки колонн. Базис разделен пилястрами на ниши. В них расположены шлемы, щиты с гербом Москвы и надпись: «Победителю татар Великому князю Дмитрию Ивановичу Донскому признательное потомство. Лето от Рождества Христова 1848 года». Памятник завершается поясом из дубовых листьев, на котором находится, отделанная гранями золоченая глава с крестом над полумесяцем.
Памятник был отлит в Петербурге на заводе Берда, который славился своим высококачественным литьем. Общее руководство изготовлением памятника осуществлял А.П. Брюллов по своим эскизам, а техническое ; генерал А.А. Фуллон, бывший управляющий Александровским чугунолитейным заводом.
Зимой 1849 г. памятник частями был перевезен в Епифань. Затем на специально сделанных санях его доставили на Куликово поле и установили на Красном холме. Вокруг памятника было установлено ограждение из 12 чугунных тумб-пушек .
Прилегающая территория была спланирована в виде квадрата со сторонами 210х210 метров.
Все работы окончательно были завершены к 1 ноября 1849 г., а через две недели, т.е. 16 декабря государственная комиссия, возглавляемая инженер-полковником А. Федоровым и архитектором Тюриным приняла памятник, признав, что он «отделан с особой тщательностью и во всем согласно чертежа». Это сооружение ; одно из выдающихся произведений русского литейного искусства середины XIX в.
К предстоящему открытию памятника тульский архивариус И.Ф. Афремов издал в 1849 г. брошюру «Куликово поле» с описанием местности и хода битвы. Работа получила хорошую оценку Русского географического общества и в дальнейшем стала основой для популярных публикаций на данную тему.
В феврале 1850 г. император повелел открыть памятник в день годовщины Куликовской битвы и определить к нему для обслуживания двух отставных нижних чинов, с соответствующим содержанием. Из 142 отставных солдат ; тульских уроженцев, участвовавших в войне 1812 г., избрали унтер-офицера Василия Потапова и рядового Спиридона Калинина, ранее служивших в лейб-гвардии Павловском полку.
Власти начали подготовку к торжеству. Срочно ремонтировались дороги, мосты. Губернский предводитель призывал дворянство «отнестись с надлежащим приличием к важности торжества». Однако честолюбивые надежды тульских дворян не оправдались. Сначала Николай I через генерал-губернатора «нашел неудобным» участие в торжествах, а затем и двое старших сыновей царя, находившиеся в то время в Москве, также отказались участвовать в мероприятии, сославшись на уважительные причины.
В отсутствие именитых гостей открытие памятника проводилось как обычное казенно-церковное торжество с участием губернатора, предводителя дворянства, духовенства, окрестных помещиков и в связи с отсутствием на территории губернии постоянно расквартированных войск, жандармской команды. После молебна 8 сентября 1850 г. памятник был объявлен открытым.
В 1880 г. было отмечено 500-летие битвы. Как и при открытии памятника торжества были достаточно скромными. Император ; Александр II разрешил празднование, при условии, что в нем не будут участвовать земства и дворянство других губерний. Предстоящим торжествам был намеренно придан ограниченный, местный характер, тем не менее, петербургский монетный двор выпустил памятную медаль. На лицевой стороне был изображен князь Дмитрий в доспехах, с мечом в руке; на обороте ; вид памятника и соответствующие надписи.
В обеих столицах, как будто забыли о славной годовщине, а столичное издание «Новое время» даже иронизировало по поводу «тульско-епифанского» праздника.
Однако, не смотря на столичный снобизм торжества, все-таки состоялись ; 8 сентября 1880 г. ровно через 500 лет после произошедшей битвы. Был теплый солнечный день на Куликовом поле, близ памятника, собрались тысячи людей, многие приехали издалека. Среди них были те, дворянский род которых пошел от Куликовской битвы.
После панихиды по героям битвы, под бравурные марши военного оркестра состоялся парад войск ; 6-го гренадерского Таврического полка, 2-й гренадерской артиллерийской бригады и отряда гусар Еловайского полка.
Начальник штаба Московского военного округа генерал В.К. Семенов в обращении к солдатам призвал их быть достойными наследниками доблести предков и самоотверженно служить Родине.
Для «благородного общества» на следующий день в Туле состоялся торжественный обед в зале Дворянского собрания , а вечером предводитель дворянства дал бал. Для публики попроще в кремлевском саду было устроено гулянье с потешными огнями и скоморохами.
Памятные даты всегда широко используются властью, как повод для достижения своих политических целей и усиления своего политического влияния на народные массы, а если до юбилея еще далеко, то и это не беда, всегда можно подправить историю под сиюминутную необходимость, как благое следствие извечной преданности народа православной вере и богом поставленной власти.
Именно так и поступила правительство в 1902 г., когда потребовалось «бросить кость» либеральной интеллигенции и снизить накал революционных настроений, а также показать обществу нерушимое «единение» власти с народом. Прием известный с незапамятных времен, но всегда работающий безотказно, но вызывающий оскомину у любого здравомыслящего человека.
Повод нашелся, как раз к «круглой дате» 532 –й годовщине со дня битвы на Куликовом поле. Правительство совместно со Священным Синодом инициировало построение храма-памятника на Куликовом поле во имя Сергея Радонежского, как это намечалось впервые, в 1824 г.
Эта запоздалая попытка вернуться к замыслам почти вековой давности, при явном недостатке средств, стала лишь актом показной «благотворительности».
Тем не менее, местное дворянство по достоинству оценило и поддержало почин власти. В 1902 г. богатый епифанский помещик генерал-адъютант в отставке граф А.В. Олсуфьев пожертвовал под постройку большой участок своих земель и изъявил готовность оплатить проект церкви.
Выбор пал на молодого талантливого русского архитектора А.В. Щусева . В 1911 г. он представил проект храма-памятника в старорусском стиле новгородской и псковской старины церковной архитектуры, которая умело, сочеталась с воинскими мотивами победы русского воинства.
Различные пропорции башен, особые очертания куполов, похожие на воинские шлемы были навеяны образами русского былинного эпоса и напоминали о древних богатырях, героях битвы, о героизме и стойкости русского народа. Своеобразие и смелость композиции, ее логичность, простота и жизнерадостность, присущие русскому зодчеству, колоритно проявились во всем облике, созданной архитектором церкви.
Инициатор проекта граф Олсуфьев встретил полную поддержку в правительстве. В 1908 г. был учрежден под председательством графа строительный проект, под патронажем великого князя Михаила Александровича ; брата Николая II. Для финансирования проекта, наряду с добровольными пожертвованиями, производился сбор денежных средств во всех церквах и монастырях России. В 1910 г. по поводу представления нового тульского губернатора Платонова Е.Б. царю, последний выразил заинтересованность и готовность оказать помощь в реализации проекта на Куликовом поле. Но прошло еще два с половиной года, прежде чем были собраны достаточные финансовые средства и подготовлены строительные документы.
Основные работы развернулись в 1913 г. и за два года здание было возведено, правда, без окончательной отделки внутренних помещений. Пятиярусный иконостас церкви выполняли талантливые художники Д.С. Стеллецкий и В.А. Комаровский .
Начавшаяся к этому времени в 1914 г. Первая мировая война и последовавшая за ней Октябрьская революция в 1917 г. так и не позволили закончить строительство, тем более, что декретом от 5 октября 1918 г. все исторические памятники брались под охрану государства. Совнарком посчитал нецелесообразным продолжение строительства церковного объекта, так как этому времени декретом советского правительства Русская православная церковь, как общественный институт, была отделена от государства, а, следовательно, культовый объект не мог финансироваться из государственного бюджета.
Созданный в 1919 г. Тульский художественно-исторический музей, в числе других памятников прошлого экспонировал вещи, найденные на Куликовом поле археологом Троицким в 1884-1887 гг. Позднее, с реорганизацией музея в краеведческий в 1927 г., появилась отдельная экспозиция по Куликовской битве переработанная и дополненная. В 1939-1940 гг. музей совместно с Московским археологическим институтом провел самостоятельные экспедиции на месте знаменитого сражения, в результате чего фонды музея пополнились достаточно хорошо сохранившимися артефактами: наконечниками копий, стрел, монетами. Правда, наиболее ценные вещи, требующие глубокой реставрации, такие как кольчуга, боевой шлем, перстень, были переданы в центральные музеи Москвы.
В 1980 г. восьмого сентября была торжественно отмечена знаменательная дата ; 600-летие Куликовской битвы. Эта историческая дата памятного сражения отмечалась, как всенародный праздник, поскольку известность знаменательного события далеко шагнуло за пределы Тульской области. В этот день на Куликовом поле собрались тысячи наших земляков и гостей, чтобы торжественно отметить годовщину знаменитой победы. Под руководством специалистов Государственного Исторического музея и Тульского областного краеведческого музея была создана мемориальная экспозиция, посвященная сражению.
В 1998 г. музейно-мемориальный комплекс на Красном холме (храм Сергия Радонежского, памятник-колонна в честь благоверного князя московского Дмитрия Донского) и другие памятники Куликова поля были переданы музею-заповеднику.
Вначале храм-памятник Сергия Радонежского находился в совместном ведении музея и Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, но в 2010 году храм Сергия Радонежского был передан в полное ведение Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, а музей на Красном холме прекратил свою работу. В настоящее время в церкви, построенной Щусевым проведена реконструкция, сегодня ее стены украшает храмовая роспись.
Монументальные башни западного фасада придают ей облик мощной крепости. Белокаменный герб Москвы, изображающий всадника, поражающего змия, напоминает о главенствующей роли столицы в общерусской борьбе против иноземных захватчиков. Легкая, как бы парящая в воздухе, трехпролетная колокольня высится над храмом. Узкие окна, напоминающие бойницы крепости ассоциируются скорее с фортификационным сооружением, чем с религиозным святилищем, напоминая посетителю об историческом предназначении храма-памятника.
Виднеясь издалека, над бескрайними полевыми просторами русской равнины, причудливые очертания церкви с высокими кровлями куполов, устремленными в синеву неба, они напоминают о древних крепостях, которые веками стояли на страже рубежей русской земли.
Интерес к памятникам Куликова поля растет с каждым годом, и это помогает им обрести новую жизнь, органически войти в новый XXI век.
(ФОТО)
Храм Рождества Пресвятой Богородицы на Куликовом поле
(ФОТО)
Фрагмент храма Рождества Пресвятой Богородицы
(ФОТО)
Памятник Дмитрию Донскому на Куликовом поле
(ФОТО)
Памятник-колонна в честь благоверного князя московского
Дмитрия Донского
(ФОТО)
Фрагмент памятника-колонны на Красном холме
(ФОТО)
Храм Сергия Радонежского на Красном холме