Глава 7 Ищем клад?

Михаил Струнников
ГЛАВА 7 ИЩЕМ КЛАД?

Весь вечер он был как чумной. Насилу уложили его, наверно, к полуночи. Давно уж было темно, и мадьяры свет выключили. В Закарпатье светает поздно, только и ночь  не должна спешить. На часах время московское, но Будапешт ближе. Разница – часа два.

Он проснулся после всех.

Проспал! Вдобавок дождик в окошко лупит. Не выйдешь.

Одевшись, выглянул всё же из бунгало.
 
- Мама!

Нигде никого. Они с Галей в город ушли до дождя, а его не стали будить, пожалели. Написали на бумажке: «Мы скоро придём!» Наверно, к тётке, которая у них старшая. Сидят с нею на лавочке, на крыльце.

Ему кое-что оставили.

Он не голодный.

Валерка решил не откладывать. Дождь перестал.

Скорей на улицу!

Ура! Юлия как будто его дожидается. Расселась на лавочке у себя под окном, в палисаднике. Розы караулит. Она – кто же ещё? И бант, и, кажется, часики на руке. И ноги – как у страуса.

Чего он струсил? Девчонка и есть девчонка, только большая. Забыл, в каком она классе. Говорили – экзамены будет сдавать(1). Наверно, готовится – книжку читает.

«Спрошу».

Он шагнул и встал. Что бы ни говорили, она всё равно не наша, их взяли в плен.

«Никуда ты не убежишь!»

Он стоял напротив неё, у дороги, держа наготове длинный прут, словно копьё или шпагу.

«Берегись!»

Собравшись с духом, он свистнул – как можно громче. Вышло чуть слышно: так соловушки в кустах посвистывают.

Надо – как Соловей-разбойник.

Свистнул ещё раз – точно так же. Внимания не обратила, уткнулась в свою книжку. 

Эх, не взял пистолет! Она бы с испугу...

Он запустил в неё черешенкой. Если что – попробуй догони: закроется в бунгало.

Не попал! Мадьярка и не заметила, только чёрная кошка спрыгнула с лавочки.

Чёрный кот!

Валерку воодушевило:

Говорят, не повезёт,
Если чёрный кот дорогу перейдёт.

Затянул не в такт, без мотива.

А пока наоборот,
А пока наоборот!

Только ей не повезёт!

Целый день во дворе... Тра-та-та!
Прогоняют с дороги кота.

Пусть только попробует. Он прутом – выж! выж! – и она убита.

Юлия вскинула голову:

- Это ты, Валерик?

Он поморщился. Валерик! Будто в детском саду, в малышовой группе.

Он демонстративно прошагал вдоль палисадника, не глядя на неё: взад-вперёд, взад-вперёд.

Даже с кошкой своей за версту
Приходилось встречаться коту.
Только песня совсем не о том,
Как мурлы…

Юлия не утерпела:

- Вы это в детском саду поёте? Про кошку с котом?

- Я в детский сад больше не хожу, – гордо отрапортовал Валерка. – Я в школу пойду.

- Правда?

- Осталось сорок дней, – брякнул наугад, для солидности.

Она прыснула, но тут же осеклась, задумалась. Сколько, в самом деле, осталось? А если правильно?

- Я и читать, и писать могу, – расхвастался Валерка. – Показать?

Он хотел написать своё имя, фамилию. Не в первый раз. Или попробовать: «НЕ ВЛЕЗАЙ - УБЬЁТ! ОГНЕОПАСНО!»               

Острым кончиком шпаги вывел, как по линейке, большими буквами:
               
                Ю Л И Я
Смотри!

Она встала и книжку положила. Наконец-то! Подошла, глянула сверху вниз:

- Напиши ещё: Вереш.

- Кому верю? – не понял он.

- Вереш Юлия, школа номер три, четвёртый «Б», – объяснила, как в детском саду. – Это я.

И выхватила у него прутик.

Он машинально отпрянул.

- Смотри, не бойся!

Юлия не собиралась драться. Его же прутиком написала по-своему: галочки, палочки, крючки.

- Так фашисты пишут, – пробурчал Валерка.

Он в книжке видел, у Гали: буква Я тоже задом наперёд, и полвосьмёрки. Всё не как у людей.

- Они пишут, а ты не можешь, – передразнила Юлия. – Хочешь, напишу, как тебя зовут, по-венгерски?

- Больно надо! – отмахнулся, тут же пожалев.

Интересно всё-таки.

Она ещё что-то чиркнула, обвела, рассмеялась, как маленькая.

- Если девочка мадьярка, её зовут Илонка или Эржи. Ты понял? Ещё есть Агнешка. А мой папа сказал: «Пусть будет Юлишка».

- Лучше «Юлия», – рассудил Валерка, ещё раз глянув под ноги.

От его «Юлии» осталась «Ия» – как печать на её каракулях.

- Мне тоже Агнешка не нравится. Будут дразнить – Агния Барто.

- Разве она венгра?

Юлия пожала плечами:

- Может быть. Раньше она была Барток, а потом переделала, когда немцы напали. А то в Сибирь пошлют.

- Тебя надо в Сибирь. К чукчам.

Думает, что он маленький. Вот и врёт.

- Барто стихи пишет. Как Пушкин.

- Ты знаешь?

- Знаю:
Ливень, ливень льётся, льётся,
Поломал кусты ольхи.
Вот уж мне потом придётся
Исправлять его грехи.
Перестанет ливень лить –
Выйду землю порыхлить.

Он мог бы ещё: «Самолёт построим сами…» Или как «уронили мишку на пол». И про фонарик.

Разве плохо? Венгра не напишет: никто же не поймёт. Одна только Юлия.

Что у неё за книжка?

Он подошёл поближе. Видать, про войну: дядька верхом на лошади, в рожок трубит. На шапке пёрышко…

Вот кто у бабушки кур щипал! Этот…

Мальчишка сжал кулаки: «Щас как дам!»

… Как по заказу, откуда-то набежал ветерок, перевернул лист.

- Ма-лень-кие курицы! – прочёл изумлённый Валерка.

- Сам ты курица! – Юлия замахнулась прутом – едва увернулся. – Читать не умеешь! – опять послышался акцент. – Читай: «Маленькие куруцы». Знаешь, кто это?

- Кто кур ворует?

- Дурак! Куруцы не хотели быть рабами.

Валерка дипломатично смолчал. Да, он слышал: при царе продавали живых людей, чтобы они работали. Поэтому и рабы. Немцы тоже хотели…

- Куруцы – самые смелые. Сперва они грабили богачей, как Дубровский. А потом собрались вместе и пошли воевать.

- С русскими? – встревожился Валерка.

- С австрияками. Это такие немцы: на лошадях, с усами, с копьями.

- Фрицы, – выговорил с презрением.

- Швабы, – прибавила Юлия. – У них город Вена.

- Венеция, – поправил он. – Там на моторках плавают.

Сколько раз он слышал! Вспомнилась речка Суша, разлив, плавучие «айсберги». А там – весь год, в этой Вене-Венеции.

Зачем их туда пустили – этих жаб? Надо было выгнать: напали бы все вместе.

- У австрияков был король Леопольд. ОН ТАКОЙ ТРУС! А у куруцев – принц Ракоци Ференц.

- Как?.. 

Она ткнула в дядьку с пёрышком.

- Это принц? Больно старый. – Валерка задумался. – А он не "хайль Гитлер"? 

- Какой тебе Гитлер? Ты хоть знаешь, когда он жил? При Петре Первом.

- В Ленинграде?

- Балда! Разве Ленинград в Венгрии? Вы были в замке?

- Нет, – признался, поглядывая с любопытством.

- Он там жил с матерью. Они всю Венгрию освободили, все города: Мункач, Хуст, Рахов…

- Львов, – подсказал путешественник.

- Львов был у поляков. ОНИ ЗНАЕШЬ КАКИЕ ВРЕДНЫЕ! Если бы не Ракоци Ференц, они бы договорились и напали на русских со всех сторон. Он им дорогу загородил. Ты понял? Ему даже малыши помогали, маленькие куруцы: в разведку ходили. Ты бы не пошёл.

- Пошёл бы! – закипятился Валерка. – Если немцы с китайцами нападут…

Юлия, фыркнув, открыла другую картинку: старый принц лежит, болеет. Наверно, ранили.

- Он умер?

- Сам ты умер! Его все любили, все хотели дружить. Только богатые графы завидовали. Это они его предали.

- Как Плохиш?

- Нет: они все ворота открыли. А он ушёл от них через подземный ход к татарам.

- Лучше к мордвам, – простодушно заметил Валерка.

Мордва рядом, тоже на Суше: за пристанью – деревня мордовская. А это не знай где! Город вроде Рязани – на Волге.

- Там было много ходов.

- Лабиринт?

- Ну да. Если кто зайдёт, заблудится и назад не выйдет.

- А Рациферец не заблудился?

- У Ракоци Ференца был план, – отвечала Юлия. – Бумажка такая, там всё есть. Тебе покажут – ты ничего не поймёшь.

- Не по-русски?

- Ты и по-русски не поймёшь. Провалишься в царство мёртвых. Или попадёшь к песиголовцам.

- К каким ещё?..

- Люди такие – с собачьей головой. Кутья-фее.

Он аж расцвёл:      

- Это в сказках.

- Не в сказках! Их татары из Африки привезли. Или турки. Раньше их видели на полонине.

- На какой половине?

- На полонине, в горах: там гуцулы-русины овец пасут. Песиголовцы у них овец воровали. А если мальчик или девочка попадётся, они его – ам! – Юлия скорчила рожу. – Живьём съедят.

- Не поймают.

- Поймают. У них гипноз. Они одно слово скажут – ты сам пойдёшь. Или что-нибудь бросят, а ты поднимешь. С места не сойдёшь. Раньше перед праздником маленькие дети пропадали. Детских садиков не было.  А жандармы думали, что цыгане украли и продали жидам.

- Чтобы работали?

- Чтобы всю кровь у ребёнка взять – до последней капельки. Потом нальют в тесто и пироги испекут для жидовского праздника. ВЫ, РУССКИЕ, НЕ ВЕРИТЕ… Они ещё красивых девушек воровали. А одна гуцулка, крепостная девушка, сама к ним сбежала.

- Что с ней сделали?

- Ничего не сделали! Она им ребёночка родила: голова человечья, а зубы – как у нашего Неро. Если бы не сбежала, её бы сожгли на костре вместе с ребёнком. Раньше так делали. Когда вырос, он стал разбойником.

Юлия помолчала, о чём-то задумавшись. Глянула на Валерку: слушает или нет?

Он тоже молчал, крепился, наученный горьким опытом. Лучше не просить. А то будет: «Я расскажу, да ты расскажи…» Про белого бычка.

- Его собаки не трогали, даже пограничные. По следам не ходили. А потом у него был сын. Они встретились на старой границе, сын его не узнал и убил из винтовки.

- Отца не узнал?

- Он с ними не жил, – пояснила Юлия. – Он разбойник, бетяр.

- У нас Юрка Дундук грозился отца топором зарубить, – припомнил Валерка. – Говорит, мамка другого родит.

Юлия чуть не поперхнулась, но взяла себя в руки. Подумаешь, дело какое! Дурак сказал, другой повторяет.

- Сына потом повесили.

- За то что отца убил?

- Ты что? За это его наградили, дали мешок с деньгами. А он на деньги плюнул и ногой наступил.

- За это вешали?

- А ты как думаешь? Деньги королевские, на каждой денежке король. Он в короля плюнул. Вот его и повесили. На площади была виселица…

- Это где памятник?

- Рядом. Когда была война, немцы дезертиров вешали.

- Так им и надо! ОНИ ДЕДУШКУ УБИЛИ.

Юлия смотрела, как на прокажённого:

- Твой дедушка был с немцами? Или с Хорти?

- Какой Кортик? Его даже на войну не взяли: старых не берут. Он домой ехал со   станции. Надо было в деревню – переночевать. А он мимо поехал, по льду, чтобы крюк не делать.

- Твой дедушка кузнец?

- Он людей возил вместо автобуса. А эти гады – на том берегу с ножом. Убили дедушку и лошадь увели.

- Это не дезертиры, а разбойники, – сказала Юлия.

- Дезертиры! Папа говорит, они с поезда спрыгнули, на другой хотели сесть. Их на станции поймали: одного сразу застрелили, а другого после. Сперва его судили. Знаешь, почему? Один дяденька лошадь увидал, сказал: это дяди Лёши…

Девчонка не перебивала. Кажется, хотела что-то спросить, да, видать, постеснялась. Дело всё-таки было в войну – воевали не с одними немцами.

- А разбойники в лесу живут, – подытожил Валерка.

- В лесу живут звери, – заявила вдруг Юлия. – И пусть никто их не трогает. Я бы так велела на месте Брежнева.

Он хмыкнул: а как же охотники?..

- Скоро всех зверей убьют, – оборвала она. – Раньше в Карпатах король охотился…

- Правда? А он какой?

- Австрийский и венгерский! А ты думаешь – который с мешком, с гостинцами? Как Дед Мороз? Деду Морозу нельзя на оленей охотиться: за это в тюрьму посадят.

- Лучше бы короля посадили.

- Кто его посадит? С ним солдаты едут на поезде.

- Король в карете ездил, – уличил он Юльку.   

- Это когда машин не было, – парировала та. – У нас при короле метро сделали. Ни у кого не было(2), только лошади...

«У мамы спрошу, – решил про себя Валерка. – Если Юлька врёт…»

Он погрозил ей кулаком – тоже про себя.               

Чудно всё-таки: король в метро…

- Ты думаешь, король – как в сказке? – не унималась Юлия. – Всё время в короне? Я видела в кино. Он – как солдаты до революции, в треуголке. Шляпа у него такая, трёхугольная. Это на королевских деньгах корона.

- У тебя есть?

Она посмотрела налево, направо, словно собралась дорогу переходить.

- Не говори никому. Ты понял?

- А то отнимут?

Наверно, нашла где-нибудь и прячет. Она, конечно, ему не даст. А он бы не жался: на, смотри. Жалко, что ли? Дома у них есть одна – царская: без царя, зато двухголовый орёл. Как Змей Горыныч! Они с папой в огороде нашли.

Ещё у Гали осталась книжка: там все цари, короли. Есть даже хан в малахае: жил, говорят, за селом Городищем. Царь – и то лучше: он русский. А короли – даже в сказках дураки: одному блоха милее родного брата, другой по городу ходит без трусов.

И этот венгерский король такой же - вместе с австралийским: переоделся солдатом, чтобы в метро его не узнали.

А ещё ему Галя говорила:  сорок королей хотели всю Россию поделить, чтобы русским ничего не осталось.

                * * *

- У нас в день святого Яноша, – вновь заговорила Юлия, – один кладовщик нашёл королевский клад.

- Золото?

- И золото, и серебро – вот сколько! Говорят, он русский, воевал в Венгрии, где-то план достал. В него пограничники стреляли.

- Он на границе выкопал?

- Да ну тебя! – Она поморщилась. – Он за границу сбежал вместе с кладом, в Румынию. А нашёл в Старом Городе, в развалинах, где жиды молились.

Мальчик глянул по сторонам, словно ждал хоть что-нибудь, да увидеть.

- А далеко?

Юлия нос вздёрнула:

- Я за десять минут…

«А я за пятнадцать», – прикинул Валерка. За пятнадцать минут в детский сад успеешь. Или в кино. Они засекали.

- Там сейчас копают.

- Ищут?

Она фыркнула – всё ей смешно:

- Ты знаешь, где?..

Он слушал о каких-то дукатах, талерах под койкой в общежитии. О том, что была тревога, пригнали милицию – аж из Киева. И что в день Яноша папоротник цветёт: сорвёшь цветок – будет как золотой ключик. Теперь всё: румыны не отдадут, скажут – не знаем, не видели. Потому что сами воры.

Всё Юлия знает. И чего она?..

Если бы у них в Канах искали клад – хоть в барском саду, хоть на озере Братином… Или как было на пустыре… Люди с уроков бегали посмотреть. Это детский сад никуда не пускают. А то бы и он…

Юлия успела прочесть его мысли:

- Я сейчас уйду.

- Я с тобой, – встрепенулся Валерка.

Они переглянулись. Он решил не сдаваться. Не возьмут – так всё равно не отвяжется, пойдет, как пограничник, по следу.

Она опять поняла:

- А ты не боишься?

Кого? Да что он, маленький?

- Маме ни слова, – предупредила девчонка.

- Честное ленинское! – побожился тот.

Она приоткрыла окно, положила своих «Куруцев».

- Идём!
 
Он – за нею. Перебежали дорогу – и за угол. Как будто границу без спроса перешли. Всё другое. Вроде бы стало темнее, словно перед дождём.

Дождя не было.

«Как у нас», – вдруг осенило Валерку.

Знал бы в то время, сказал бы: пейзаж такой же. Если, пройдя весь парк, выйдешь в деревянную калиточку и не под гору пойдёшь, а направо…

Бармалеева улица – так почему-то говорят. У неё названия нет: заржавело – не разберёшь. Зато красиво. Кругом кусты, цветы – выше забора. На окнах вьюнок. Один дом, угловой – как после войны.

Ходить туда не велели – там все чужие. А интересно.

Так и у них. Улица пойдёт сейчас под гору: сперва огороды, сады, за ними дома, сараи. И город кончится. Дальше – выселки, луга, стога. Может быть, даже цыганское стойбище ближе к лесу.

За лесом – чужие страны: Венгрия и Румыния.

Неподалёку затарахтел трактор. Может быть, экскаватор? Ковшом черпают.

Сколько там! Наверно, не деньги, не золото – драгоценные камни.
Посмотреть бы: они светятся в темноте? Или это сказки?

- А белое золото есть?

Юлия отвечала совсем не то: начала про какую-то речку.

На пути – река!

И Бармалеева улица, вся в зелени, стала таёжной тропой, что ведёт к безымянной реке. А он – разведчик, геолог, зверолов. Кто ещё в тайге? Речку они перейдут – вброд, по мостику, по доске, по бревну. Юлия даст ему руку.

Только не поспеешь за нею, длинноногой.

- Юль, не беги.

Он чуть не упал. У разведчика развязался шнурок. Стал завязывать – затянул морским узлом. Зубы сломаешь.

Лучше бы сандалии надел!

Юлия остановилась:

- Ну, что у тебя?

- Ботинок! – всхлипнул Валерка.

- Хюли татар!(3) – Длинными, острыми ноготками распутала узел, аккуратно завязала бантиком. – Пошли!

Мальчишка ускорил шаг; та, напротив, сбавила скорость.

На другой стороне, возле чьих-то ворот, возникла пара мальчишек: оба старше Валерки.

Юлия их первой заметила:

- Шанди пирош рока!(4)

Валерка вздрогнул.

- Не бойся! При мне никто тебя не тронет.

Рыжий парень что-то прокричал в ответ – тоже по-своему. Оба заржали.

- Халас отт?(5) – поинтересовалась вдогонку Юлия, подмигнув Валерке.

- «Рыбаки ловили рыбу, а поймали рака!..» – подхватил, догадавшись без перевода.

Юлия дождалась, когда же венгритята уйдут. Повернулась к нему:

- Жди меня здесь, – приказала торопливым тоном. – Ни с кем не говори.

Ждать пришлось долго. Он попробовал залезть на дерево, несколько раз обошёл вокруг. Сосчитал до десяти – тоже раз десять. Стало чуточку не по себе. Он начал уже думать: а не бросила ли она его, как того глупого мальчишку, который дал честное слово и до ночи караулил? По радио говорили.

Он не дурак.

«Сосчитаю ещё раз».

Наконец она явилась – выскочила откуда-то, как коза.

- Ты где была?

Та не удостоила его ответом. Осмотрелась, как перед зеркалом, поправила платье.

- Я не поняла: ты можешь плавать?

Мальчишка немного опешил. Он, конечно, плавал, но там, где мелко. Или с кругом.

У Юлии круга нет. Как же на ту сторону?

- Ты за мной не ходи, – предупредила, не дождавшись ответа. – Я тебе покажу, где мелко, вот так, – потрогала его за грудь и плечи. – Не утонешь.

- А клад?

Теперь она глаза вытаращила:

- Какой ещё клад?

- Как какой? Королевский, с короной.

Она чуть не подпрыгнула:

- Глупый Яношка! Ты думаешь, мы идём на стройку? На речку мы идём! Купаться!

- Наврала!

Как будто ударило током:

- Ты!..

Он всхлипнул, расплакался. Лучше бы и не было… Он бы маму пошёл встречать. Он-то думал…

- Жулик!

Убил бы её!

- Я не жулик. – На всякий случай она отошла подальше. – Надо слушать, что тебе говорят.

Её слушать?!

- Вы все такие!

- А ты какой? – Юлия вконец разозлилась. – Иди один, если хочешь. Вон туда, а потом направо. Знаешь правую руку?

- А ты – купаться? Да?

- Боишься, что я утону? – Она состроила рожу. – Ты не знаешь, как я плаваю. Как человек-амфибия.

Может быть, не врёт?

Не только в детстве бывает: выдумал сам себе, возникли сокровища. Целые россыпи. А надо тебе?

- Тут есть одно место, там малыши купаются. Никто тебя не увидит.

- Трусы будут мокрые.

- Купайся без трусов. Я не буду смотреть. И ты не смотри – утоплю. Ты понял?

Валерка пошмыгал носом – скорее машинально, чем от обиды, хоть обида была.

- Кто тебя пустит на стройку? – опять она завелась. – А если даже пустят… Ты думаешь, там, как в пещере: «Сим-сим, открой дверь»?  Была одна бочка. Кладовщик с кем-нибудь договорился, насыпали по мешку…

- А зачем копают?

- Тебе русским языком сказано: стройка! Эпитеш! Яму выкопали для фундамента.

- Не яму, а котлован, – деловито поправил Валерка.

Мадьярка надула губы.

- А что у вас строят?

- Детский сад, – отвечала нехотя.

- А у нас школу строят. Это знаешь где? На пустыре, где рынок.

Он зажмурился, вспомнив, как ходили все вместе на ярмарку. На пустыре – автолавки, ларьки. До самого леса. В лесу – газировка, мороженое. Теперь всё перекопали, кирпичей навалили. Сказали – должны к годовщине.

- Там асфальт будет.

Давно пора! А то на станции смеются: «Какой у вас город? Деревня сбежавшая. Тыщу лет асфальта нет. Город на Суше – по самые уши!» У самих даже речки нету: так, ручеёк. Зато асфальт.

По асфальту хорошо на велике. Как с горы на салазках. А у Юльки нет велика, а то бы он на багажник. Или хоть на раму. Ещё лучше на мопеде. Только надо бензинчику.

- Ты идёшь или нет?

- Иду.

Он пошарил зачем-то в карманах штанишек, нашёл два гривенника. Вот это да!  Конечно, велосипеда не купишь: пожалуй, и червонца не хватит. Если только керосин. Вместо бензина. Они с Галей ходили в керосинный: ей налили в бидончик, ему – в большую бутылку. А деньги он заплатил – за себя и за Галю.

- У вас почём керосин?

Она глянула, как на тронутого:

- Зачем тебе керосин? У всех людей газ.

И вдруг схватилась за голову:

- Газ! – повторила с испугом. – Газтюзхели!(6)

Поглядела на часы:

- Скоро мама придёт. Я забыла выключить!.. Из-за тебя!..

- Пожар будет? – пролепетал Валерка.

Он пихнула его с дороги – он чуть не упал.

- Иди домой! Я сказала!

И, не дожидаясь, рванула с места.

- Юля, подожди!

Что ты! Юля пулей летела – сандалии пятками кверху.

Он шёл за нею – то бегом, то шагом.

Как будто в гору, а гора – выше неба.

Если пожар – что будет?

«Будет сирена: у-у-у!»

Сирены не было. И ни огня, ни дыма.

Выключила, успела!

Нет! Юлия топталась на улице, не могла дверь открыть. Забыла, в какую сторону. Окно у них в доме настежь. А у окна – её мать. Встала надолбой, глядит на него, на Юлию – и ни слова, ни по-русски, ни по-венгерски.

«Как Медуза Горгона», – подумал мальчик.

Он подождал, пока они уйдут – обе.

А его уже искали. Шутка ли: вся группа в сборе – экскурсия, автобус подъехал. А тут ребёнок пропал. В двух шагах от границы! Что хочешь думай: тут и «братья-славяне» хороши, и венгритосы с хвостами, с рогами.

Мальчик выслушал, что заслужил, получил от сестры по попке. Он не стал обижаться: его взяли-таки на экскурсию, хоть сперва и грозились запереть и оставить одного в бунгало.

Весь день катались. Вечером – наперебой: «Я и не знала… Я думала…»

Вспомнили, как в замке на башню с часами залезли, на самый верх: Галя чуть не обмочилась.

Фронтовичка называется!

Помянули к слову Литву-татарву: вон куда их черти носили! И всё по нашей земле, через Минск да Брянск. И Наполеон был: приезжал вроде бы с молодой женой-австриячкой. Наверно, тоже искал сокровища.

- В колодец бы его, паразита! Вниз головой! Сколько народу, сукин сын, загубил!

В замке как раз колодец. Немцы воду отравили дустом, чтобы наши сдались или умерли.

С нашими была одна румынка – Алёнка или Жанка, не поймёшь. Муж у неё струсил, сбежал – она вместо него на войну поехала. Все сдались, а она нет: три года дралась с фашистами.

- У них стены – не прошибёшь, – рассуждала мама. – Тогда ни «катюши», ни «ванюши», камнями из пушек стреляли. А в замке в этом всего навалом: ешь, пей, лоб мажь! Не как у нас в Питере. Да что уж там? Мы-то как жили в войну – без блокады? Вон ваша тётка Зоя: до самого Берлина дошла, вернулась в чистое поле.

«А Юлька не знает, – торжествовал Валерка. – Думает, все румыны плохие. А вот и нет!»

Он больше её не видел – ни здесь, ни на речке. А утром ему сказали по секрету, что она наказана: тётя Ева – это Юлькина мама – высекла девочку розгами.

- Это как?

- С тебя бы портки спустить да всыпать как следует, чтобы знал, не спрашивал! Ей сидеть больно!

Мама сама не видела: тётя Анка заходила к соседям. Говорит, во дворе было слышно: «Мама, фай! Нэ ньом!»(7) А мать: "Из-за тебя в Сибирь!.." Задрала ей платье, сняла трусики…

Мальчик чувствовал, как загорелись щёки. Как будто он встал на виду и смотрит.
 
«Бесстыдник!»

Он представил большую Юлию девочкой лет пяти, тоже без трусиков, на берегу речки Суши. Она залезла, где глубоко, где Валерка; мать вытащила её из воды и шлёпает.

ДЕВОЧКУ ЗВАЛИ РИММА.

- Это не мать, а Салтычиха, – возмущалась Галя. – Девочку – по голой попе!

- В чужой монастырь да со своим уставом… – Мама рукой махнула. – Сама знаешь.

- Нет, я бы ей сказала…

- Ещё свяжись! ОНИ, МАДЬЯРЫ, ЦЫГАНСКОЙ ПОРОДЫ, только с немчурой перемешались.

- Юлька тоже? – переспросил он.

От него отмахнулись.

Нет, она не такая. Его предупреждали: нельзя с цыганами говорить. А с Юлькой можно. И что пристали в автобусе: «Куда она тебя потащила?» Он сам пошёл.

Теперь думают, что он виноват: «С тобой заболталась, забыла». Надо было сразу – пойти и выключить. Придёшь – опять включишь. Мама сама говорит: нельзя ни на минуту.               

Как будто Юлька не знает. Не маленькая, с часами ходит.

Теперь - всё: на глаза ей не попадайся. Поймает - отлупит.

                Продолжение следует http://www.proza.ru/2019/12/21/275 



1. На Украине, в отличие от РСФСР, сдавали переводные экзамены - начиная с четвёртого класса.

2. Юлька преувеличивает: было в Англии и США. Венгры - первые на нашем материке.

3. Глупый татарин.

4. Шанди - рыжая лиса.

5. Рыба есть?

6. Газовая плита.

7. Больно! Не бей! (искаж. венгер.).