"Доброе дело питает и разум и тело" (русск. пог.)
- Молодой человек, в каком году вам будет сто лет? – обратилась я к незнакомому, идущему впереди меня парнишке на улице. Это его немало озадачило, ведь шёл пока 1999-й год.
- В две тысячи восемьдесят втором... – ответил он, поразмыслив. Мы оба попытались представить, какой будет тогда жизнь, и не смогли. Мы не смогли тогда даже представить себе две тысячи пятнадцатый год. Вот, наверное, когда наступит хорошая жизнь для людей! Но воображение нам отказывало в этой картинке, да и доживём ли? Мир на грани... Он всегда на моей памяти был на грани... Скоро наши пути с мальчишкой разошлись.
А вот и скромный домик в проезде на Рижской улице под нужным мне номером. Я очень волновалась, однако постучала в невысокое окно. Две кошки, сидевшие на подоконнике, не отреагировали на моё появление, зато залаяла собака во дворе. Её поддержала другая - там же. Кажется, хозяев нет дома…
Я заглянула в щель между досками забора, и была очарована: совсем рядом крошка-жеребёнок стоял на стройненьких ножках около молодой лошади. Ему было не больше нескольких дней! Оба животных, насторожив уши, в упор смотрели на меня. Как? Здесь, почти в центре города? Эта картина была так неожиданна и прелестна, что если бы мне пришлось уйти ни с чем, я бы уже не пожалела о своём визите. Но тут появилась хозяйка лет восьми. Строгим голосом она распорядилась:
- Шарик, Кнопка, замолчите! – собаки тут же утихомирились, и завиляли хвостами у её маленьких ног. – Вам кого надо? – открыв калитку, строго обратилась она уже ко мне.
- К вашей ба- прабабушке, если можно...
- Можно! Подождите, я отгоню лошадь от ворот, - она хлопнула маленькой ручкой огромное животное по коленке – выше ей было не достать:
- Маша, иди в сарай! И ты, Князь, тоже!- кобыла тут же осторожно развернулась – двор был невелик, и перешагнула высокий порог сарая. Следом, ни на шаг не отставая, прыгнул жеребёнок. Девочка захлопнула дверь.
- Дрессированные они у вас, что ли? – спросила я. – Ого, у вас и свиньи есть? - в сарае раздалось громкое хрюканье.
- Да, недавно купили двух поросят. И корова есть, Марта, скоро у неё будет телёночек. Вы проходите в дом, а мне надо кур и кроликов кормить, – распорядилась маленькая хозяйка, назвавшаяся Юлей, ей было не до гостей. Она ушла, а я вошла в дом. Хоть себя и подбадривала, было немного жутко – я в первый раз увижу столетнего человека! Как это произойдёт? И в каком состоянии Меланья Кондратьевна? Наверное, лежит... Однако навстречу мне уже торопилась… сама Меланья Кондратьевна!
- Тут кто-то пришёл! - громко сказала она кому-то в доме, и собралась выйти во двор.
- Меланья Кондратьевна, не уходите. Я пришла с вами познакомиться! Давайте поговорим, – сказала я возможно громче. Повод был, и я его не упустила – назвав себя, пожала руку, кровь в которой сердце гоняет более века! Рука была холодной...
- Да вы не кричите так, мама хорошо слышит! – сказала, войдя в кухню, пожилая симпатичная женщина, и пригласила нас в комнату. Я села на предложенный стул, они – на диван. - Дай-ка, мама, твои руки!- женщина привычно подержала сморщенные ладошки матери в своих больших, тёплых руках, согревая. Потом намочила кусок ваты одеколоном и стала энергично их растирать. В какой-то момент та застонала.
- Что, больно? Не будешь больше на крышу лазать! Недавно полезла за подушкой, упала, и повредила руку, – пояснила она уже мне. И представилась:
- Надежда. Мы с сестрой Полиной рядом живём, а мамин домик стоит на Ишимской улице. Мама гордится, что может самостоятельно жить! Но мы её забрали сюда, чтобы легче было ухаживать. Не хотела идти! Сама за водой ходила, сама печь топила. Однако нам с сестрой так спокойнее – в любое время сварим, постираем, разогреем… Правда, она после нас всё переделывает по-своему, ещё и шить пытается, да видит уже плохо. А вот кроит до сих пор хорошо!- Надежда рассказывает, что корни их по материнской линии на Алтае. Отец же, Лосев Михаил Николаевич, вятич. Жили они сначала в Семипалатинске, но в пятидесятые годы переехали в Северный Казахстан.
- Почему переехали? – Обращаюсь я к самой Меланье Кондратьевне, которая внимательно следит за нашим разговором.
- Не пошло… – Односложно отвечает она. Ответы её всегда коротки и многоплановы, разумны. «Не пошло»… - и переехали в Петропавловск. Купили домик, завели хозяйство, посадили огород. Так они привыкли – полагаться на себя, по другому не умели. И хоть сами себя на работе не жалели, жизнь не баловала – надо было растить пятерых детей. Однажды случилось горе, и их одиннадцатилетний сын Илья умер от аппендицита. Уже в пятьдесят лет Меланья родила ещё одного сына – Павла. Сейчас и ему пятьдесят, дети выросли, и сами стали в свою очередь дедушками и бабушками.
- Мама с папой научили нас не сидеть сложа руки, поэтому как бы трудно в стране не было, у нас всегда самое необходимое для жизни есть, – продолжает рассказ Надежда Михайловна, и вспоминает:
- Учили нас не только работать, но и красиво отдыхать. Бывало, отец вымоет бороду с мылом, наденет свой праздничный костюм с медалями – он у нас фронтовиком был, и мы всей семьёй идём в кино, в театр или на танцы в клуб на Молодёжном. Папа меня учит танцевать, а вокруг шепчутся:
- Смотрите, молодая, а к старику пристаёт!.. - а мы смеёмся и танцуем! - Надежда Михайловна улыбается своим воспоминаниям и снова продолжает:
- Отец был на все руки мастер! Бывало, не только матери новую юбку сошьёт – даже туфельки модельные смастерит! Разоденутся они, и идут гулять в городской парк или в гости, друзей у них и родственников много было, в праздники пар по пять собирались! Пели, танцевали под патефон или под гармошку. Тогда гармонисты очень востребованы были! Но особенно торжественно они ходили на выборы, раным-рано утром. Это был и для них, и для детей большой праздник, ведь оттуда родители возвращались с лакомствами, угощениями для нас, которыми мы не были избалованы.
Отец прожил семьдесят два года. У всех материных подруг сначала не стало мужей, потом и подруг не осталось… - На глаза Надежды Михайловны навернулись слёзы. – Хоть теперь мне и самой немало лет, за семьдесят, мне страшно подумать, что мамы не станет. Как будем жить без неё? Она у нас – всему голова, - во всё время продолжения беседы пожилая дочь грела руки старой матери. В комнату вошла встретившая меня маленькая, деловитая Юля с кошкой в руках, посадила её на колени Меланье Кондратьевне, пра-пра-прабабушке:
- На, баба, грей руки!- кошка привычно свернулась на коленях старушки, та стала её гладить. Надежда Михайловна рассмеялась:
- Вот причуда – мама одну кошку считает лечебной, а другую – нет, гонит от себя. А вообще животные – её душа. Куры, гуси, утки… Этим она всегда дорожила. Считает, что семья должна питаться не купленным, а своим, выращенным своими руками. Может, потому долго и прожила. В прошлом году ни у кого из соседей помидоры не удались, и у нас тоже, а её несколько кустов, которые она сама посадила у самого дома и вырастила, нас выручили – свои! Сон у неё хороший, и аппетит тоже, – продолжает Надежда Михайловна. – Ни от мяса, ни от сала до сих пор не отказывается.
Хоть разговор наш был довольно продолжительным, Меланья Кондратьевна во всё его время сидела рядом, принимала участие, и не выказывала никаких признаков утомления. Глядя на её осанку, я вспомнила мнение медиков, что прямой позвоночник – необходимое условие здоровья и продолжительной жизни. Вспомнила и то, как когда-то на Кавказе мне сказали: «У нас потому старики долго живут, что мы их любим!..»
И тогда я поняла, в чём основной секрет долголетия Меланьи Кондратьевны. Вовсе не в естественной жизни на земле и не в натуральных продуктах, и даже не в прямом позвоночнике… Если бы все дети любили своих родителей так же, как они их, то старики, конечно, жили бы намного дольше!..
Когда я уходила, снова пожала руку долгожительницы. Она была тёплой…
Прошло много лет... Моей героини уже нет на свете, как и её дочерей, а Юля - сказали соседи - живёт и работает в Москве, у неё всё хорошо. Только... она ничего не знает о моём рассказе, как и многие из моих героев.