Народ раньше был простой, работящий и без претензий. Взрослые работали, дети учились. Если не работаешь, значит тунеядец, и загремишь, понимаешь, по статье года на три. Там живо из тебя дурь выбьют. Если малолеток, учись, сыночек. Не захочешь учится, тоже загремишь, но уже в колонию для малолеток. А это печать на всю жизнь. И, кстати, также в прямом смысле, поскольку первую ходку в колонию, как правило, отмечали наколками. Была даже особая татуировка -перстень на пальце, которая означала, что обладатель сего сидел в тюрьме. Так и жил народ, незатейливо, без дураков. По центральной улице среднего провинциального города машины "Победа", они же "Опель-капитан", полученные в качестве контрибуции от Германии, прозжали в среднем один раз в пять минут. Были и другие машины, но их было гораздо меньше. Вечерами главные улицы освещались тусклыми грязными лампочками, а прочие улицы, проезды и тупики только луной и светом из окон. Зато страна строила коммунизм, рабочие и крестьяне рапортовали партии и правительству о миллионах тонн цемента, угля и нефти. Люди читали газеты и книги. В отсутствие туалетной бумаги народ охотно выписывал "Правду" и "Известия". В немногочисленных магазинах были очереди за продуктами, хотя на рынке очередей не было. Слово экология еще не придумали, поэтому колбаса была очень вкусной, помидоры тоже. Телевизора не было, телефона тоже. Были свет, вода и радио, а топили дровами. Туалета в современном понимании тоже не было. Была, как правило, покосевшая деревянная будка, обложенная толем, грязная и вонючая, с большим ржавым гвоздем, на который была приколота стопка аккуратно разрезанных газетных листиков. Так и жили. Нет, конечно, не все так жили. Некоторые жили неплохо и даже хорошо. У тех, кто жил неплохо, были и телевизор, и телефон, и канализация. У тех, кто хорошо, была в доме еще и горячая вода и ванна, а еще правительственная связь. Но таких было немного и по радио об этой стороне их жизни не говорили.
Но времена меняются. В магазинах появились телевизоры, проигрыватели и унитазы. Естественно, телевизоры были черно-белые и, о ужас! - без дистанционного контроля, а наладка их производилась особыми техниками, прошедшими углубленный курс по их эксплуатации, что давало ясное представление об их надежности. Проигрыватели тоже работали не ахти как, - часто портились и царапали виниловые пластинки стальной иглой. Ну, а унитазы были унифицированы, то есть однотипны, правда цвета их варьировались, от бежевого до цвета морской волны. И в один прекрасный день, Борис Григорьевич Сипунов решил провести канализацию. Поскольку централизованной канализации тогда не было, он решил выкопать для сточных вод глубокую яму, как ему посоветовали знающие люди. "Знающими" людьми были сосед Семен, водитель самосвала, имеющий три ходки в колонию, и его старший брат Гена, алкоголик и дебошир, имеющий семь ходок. Но решающим было то, что сосед напротив, бригадир Коля, уже заимел у себя дома это удовольствие и был избавлен от необходимости бежать во двор в лютые морозы. По натуре этот строитель был необычайно словоохотлив, а по внешности плюгав. Кроме того, у него были хвори с желудком, отчего изо рта несло аж через дорогу. Поскольку "искусство требует жертв", то отец семейства пошел к бригадиру за консультацией, разумеется, был немедленно принят, а через два часа вернулся бледнозеленый, но с заветными чертежами и пояснениями в руке.
На неделе все нехитрые атрибуты, нужные для земляных работ, были либо куплены, либо одолжены у соседей. Так, семья разжилась двумя лопатами с укороченными ручками, очень удобными для работы в тесных помещениях, двумя разнокалиберными ломами, огромной кувалдой, еще одной поменьше и набором разнообразных клиньев. Рано утром, в субботу отец разбудил братьев со словами:
- Подъем, труба зовет. Вперед, гусары.
"Гусарами" являлись два брата. Старшему, Толе, было двадцать три года, и, отслужив в армии, он работал на станкостроительном заводе, был энергичен и предприимчив, весьма охоч до женского пола и служил в этом отношении примером младшему брату Сергею, девятикласснику местной школы. Братья работали не задаром - Борис Григорьевич заранее пригласил поденщиков, дабы узнать истинную цену работ и платил братьям в три таза меньше, то есть один рубль за каждый день работы, справедливо считая, что имея стимул, работаешь охотнее.
"Гусары", огрызаясь, нехотя встали и поев, принялись за работу. Как водится, поначалу работа шла споро, потом все медленней и медленней. На глубине приблизительно с метр, пошли камни, с голову величиной, потом побольше, так что в ход пошли клинья и кувалды. Работали братья в выходные, с утра до вечера. Пару раз вместо старшего брата работал сосед Слава, проигравший Толе в карты. Шел уже третий месяц и работа подходила к концу. Отец не работал, но очень любил смотреть, как двое братьев копошатся на дне глубокой ямы. Сядет , бывало, на удобную табуретку и время от времени прихлебывая пиво, начнет давать указания.
- Толя, возьми лом и подкапывай под камнем. Да не с этой стороны, а с другой, дубина. Вот так.
- Сережа, не ленись, заполняй ведро землей. Работай, парень, не сачкуй.
А когда работяги стали раскалывать базальтовые глыбы, чтобы потом по кускам вытащить из ямы, он даже приносил театральный бинокль и сидя на краю ямы, смотрел в бинокль и давал советы. Но всему на свете приходит конец. Яма готова, вычищена, облизана, а глубина ее три с лишним метра. Борис Григорьевич, кряхтя и поднатужившись, впервые по лестнице спустился туда, осмотрелся, потрогал стенки, потоптался, нашел на дне ямы гальку и выкинул ее наверх, с таким выражением, мол, вот теперь-то все готово. Галька упала на горку выкинутой из ямы земли, покатилась, и следуя закону всемирного тяготения вернулась в яму, упав с глухим звуком прямо на лысину отца. Видимо, для него это было скорее неожиданно, чем больно. Отец присел , схватился за лысину, обернулся и испытующе посмотрел на братьев. Сказать, что они смеялись, значит ничего не сказать. Братья рыдали. Как потом рассказывал Славе старший брат.
- Я никогда в жизни не представлял себе, что можно так смеяться. Куда там фильмам Чарли Чаплина.
Схватившись за животы братья ржали, икали и блеяли. В этот смех бедняги вложили все облегчение, которое на них нашло, закончив наконец-то эту адову работу, нажив кровавые мозоли и накачав бицепсы, лишая себя законных воскресных радостей. В тот же день общими усилиями застелили яму досками и засыпали землей, а окончание земляных работ семья отметила знатными шашлыками, делать которые Толю обучил армейский кореш из далекой Армении. Дальше дело пошло совсем не так, как выражался популярный футбольный комментатор, "закончилась тридцать первая минута матча и сразу же началась тридцать вторая". Работы по проводке канализации были заморожены. Борис Григорьевич отдельно покупал чугунные трубы, унитаз, бачок и прочую канализационную амуницию. Не все было так просто - поди, оплати, купи. Если, положим, в магазине были унитазы, то, значит, не было бачков. Легко вывести, что, наоборот, если были бачки, то, естественно, не было унитазов. Поэтому опытные люди покупали то, что в данное время есть. Этот увлекательный процесс комплектации продлился несколько месяцев и закончился тем, что канализация была, наконец-то проведена. И хотя бачок был зеленого цвета, а унитаз бежевого, на эти мелочи никто не обращал внимание. Еще один маленький шаг к коммунизму был сделан.
Весной следующего года наступило время сельскохозяйственных работ и отец, оторвав братьев от игры в дурака, погнал в огород, именно в то место, где находилась искомая яма с деревянным настилом, между грядками и стеной. Братья дружно копали грядки, находясь спиной к настилу, а отец зачем-то отошел к стене. Тут-то послышался глухой звук, сопровождаемый треском. Обернувшись, землекопы никак не смогли определить, что же случилось. Но самое странное, отца нигде не было, хотя деваться ему было, ну, решительно некуда. Пока Толя вслух рассуждал, что вообще могло произойти, откуда-то снизу раздался замогильный, хотя и очень спокойный, голос Бориса Григорьевича: "Помогите". Братья несколько раз оглянулись и опять-таки ничего не заметили. И лишь когда отец еще раз пробормотал свое "Помогите", и вдобавок зашевелился, Толик разглядел, что он по самую грудь провалился в яму, а удерживается на поверхности руками и оставшимися досками. Отец смотрел на братьев снизу вверх и хлопал глазами. Зрелище было чрезвычайно забавным, потому что младшему брату сразу на ум пришла мысль о голове профессора Доуэля, провалившейся в сточную яму. Конечно, шутник начал хохотать, а старший брат ему вторил. И тут Борис Григорьевич в полный голос завопил:
- Идиоты! Кретины! Дураки! Балбесы! Сейчас же вытащите меня отсюда, свиньи, скоты.
Тогда времена были простые, и родители не особенно утруждали себя вежливым отношением к детям.
Братья помогли отцу вылезти и в награду выслушали гневную нотацию с аккомпанементом в виде отборных эпитетов. Яму в тот же день накрыли железобетоном, а вечером, смягчившись, отец наградил тружеников денежной премией - как обычно, по рублю на брата.