Илья Бражников о Владимире Махначе
8 мая 2009 года.
Ушел из жизни Владимир Махнач…
Имя звучное; имя, рядом с которым блекнут определения «историк», «публицист» и даже «профессор»; имя, которое он носил и произносил с гордостью, иногда даже говоря о себе в третьем лице: «Стоит ли удивляться, что есть Махнач? Да нет, Махнача просто хорошо учили», — рассказывает он в автобиографии.
Он относил себя к ученикам Льва Николаевича Гумилева. Он сознавал, что был общественно значимой фигурой, что широко известен в той среде, которую во многом сам же создал. И относился к этой известности с какой-то наивностью: и гордился по-детски, и по-детски не придавал тому преувеличенного значения.
Слава шла намного впереди него: имя Махнача услышал я впервые задолго до того, как прочитал его тексты, а тексты прочел задолго до личного знакомства с ним.
Собственно, наше личное знакомство было недолгим (четыре года) и пришлось на самый конец его творческой биографии. Зато наши отношения были очень теплыми и доверительными. Махнач уже угасал и сознавал это. Часто говорил о себе в прошедшем времени. Около года назад он позвонил мне, как очень близкому человеку, и с легкой дрожью в голосе сообщил, что скоро умрет и знает это наверняка. И добавил, заполняя неловкую паузу, естественно возникшую в разговоре, что я могу ничего на то не отвечать, ему просто нужно то мне сказать, чтобы я знал и имел это в виду.
Такое доверие стоило многого. И в этот последний для Махнача год я особенно дорожил нашим общением, стараясь навещать его как можно чаще в его памятной многим квартире на Тверской. Судя по всему, на моем диктофоне оказались последние записи живого Махнача.
Конечно, сытый голодного не разумеет, и смерть приходит, когда ее не ждешь: если бы я придал большее значение тем словам, то приходил бы к Махначу еще чаще. Ему явно хотелось о многом рассказать под запись.
Махнач не терпел лицемерия, если ему что-то не нравилось, всегда об этом говорил прямо в лицо или по телефону. Но если, наоборот, ему все нравилось, он также не стеснялся на похвалы. В частности, несколько раз он подчеркивал в разговорах со мной, что ему очень нравится, как его публикуют на Правой.ру. «Вы — мой любимый редактор!» — сказал он мне как-то. В ближайшее время Правая.ру обязательно опубликует последние выступления Владимира Махнача.
Редактором Махнача я стал в 2005 году, работая в составе авторского коллектива над текстом «Русской Доктрины». В окончательный текст «Доктрины» вошло немало заветных мыслей Махнача. Несколько сотен статей Махнача, написанных лично им или в соавторстве, были все же вторичны по отношению к Махначу-лектору. Он сам себя воспринимал прежде всего человеком выступающим, человеком устной культуры. Лекции Махнача в Московском архитектурном институте 80-х — 90-х годов были знаковым событием для своего времени.
«Выступление Махнача» — это особый жанр, это всегда маленькое представление, всегда гвоздь программы. Он понимал, что является в известной степени человеком-жанром и относился к этому иронически.
Не всегда (особенно в последнее время из-за проблем со здоровьем) его выступления получались такими, как он хотел. Он сознавал это, переживал. Но совсем без аплодисментов Махнач не оставался никогда. Таков был закон его жанра.
Его прощальное большое выступление вживую перед почти пятитысячной аудиторией состоялось в Екатеринбурге летом 2008 года, во время Царских дней. Он срывал овацию четырежды. В конце зал аплодировал ему стоя.
В последнее время, почти потеряв зрение, Махнач уже ничего не писал, но продолжал читать лекции, выступать по радио и надиктовывать статьи, которые он, характерно оговариваясь, называл «передачами».
У него никогда не было компьютера. «Я — человек с каменным топором!» — не без кокетства говорил он о себе как преподавателе, имея в виду техническое оснащение своих лекций. Его главным и самым сильным оружием был голос — он прекрасно и четко говорил по-русски, чуть стилизуясь под слог любимого им XIX столетия, мастерски и неподражаемо повышал и понижал интонацию. То говорил высоко, то буквально рычал на аудиторию. В сочетании с материалом, который Махнач всегда умело и с очень хорошей памятью подбирал для того или иного случая, это почти всегда давало стопроцентный эффект. Махнач-лектор был неизменно ярок, восхитителен и слегка чудаковат (не без юродства) на фоне остальных, как правило, выступающих не очень внятно или что-то читающих по бумажке. Он давал живые уроки риторики аудитории и среде с не слишком развитыми риторическими традициями. У него были темперамент и закваска южанина — чувствовались греческие и сербские корни. Внешне он имел поразительное сходство с царем Иоанном Грозным (в реконструкции Герасимова), видимо, за счет сербской доминанты.
Общую аудиторию Махнача трудно сосчитать. Сам он насчитывал около 10 000 человек, прослушавших «полный курс Махнача». Многие его студенты сами впоследствии становились доцентами и профессорами и продолжали навещать Махнача в его известной и притом крайне скромной, почти аскетической квартире на Тверской, где он проживал вместе с больным отчимом, за которым, сам будучи больным, ухаживал до последних дней. Многие считали его своим учителем (в русском понимании слова). И практически все дорожили общением с этим добрым, сердечным и знающим человеком.
О нем, конечно, будет еще сказано немало доброго. Не исключаю того, что даже сам патриарх соблагоизволит произнести несколько слов об этом незаурядном человеке, так много поработавшем на благо возрождения Церкви в России. По крайней мере, было бы правильно, если бы он это сделал.
За свою долгую сознательную жизнь в Церкви — около 40 лет — Владимир Махнач нес все возможные для мирянина послушания. В конце 80-х он подумывал и о монашеском пути, и даже имел на то благословение духовника. Он вспоминал об этом, кажется, с оттенком некоторого сожаления. Но все же судьба его сложилась несколько иначе.
И, конечно, настоящей неутихающей болью для Махнача стало то, что он не оказался в числе участников Поместного собора 2009 года. Думаю, то сильно ускорило его преждевременную кончину. Будучи избран кандидатом на собор от Союза православных граждан, Махнач по-детски верил, что его известность сыграет свою роль, и его пригласят. «Более известного православного мирянина в Москве просто не существует», — говорил он без тени гордыни, просто констатируя очевидный факт.
Но нет, не пригласили. Не таковы были порядок и скорость организации Собора, о Махначе думать было некогда. А он надеялся до последнего. Надеялся выступить на Соборе, о значении и необходимости которого говорил 18 лет. Сказал еще раз и после Собора с нескрываемой горечью. То был «его» собор. Он должен был быть на нем. Ведь именно Махнач, и никто иной, первым в новейшей истории написал об истинном значении соборности в православии, и о порядке этой соборности.
Приободрившись на краткое предсоборное время, Владимир Махнач, конечно, не впал в уныние после собора. Но состояние здоровья его заметно ухудшилось. Вечером 5 мая, в канун празднования Георгия Победоносца, одного из любимых святых Владимира Леонидовича Махнача, считавшего себя воином Церкви, он отошел ко Господу.
Вечная память ему и Царствие Небесное!