Плененное сердце. Глава IV

   


   - Дорогая, не грусти.

   Каталина и ее мать, Вероника, сидели в садовой беседке, увитой плетистыми розами в окружении пышной растительности, и коротали послеобеденные часы за вышиванием гобелена. Этот трудоемкий процесс давал Каталине возможность побыть наедине со своими мыслями и, если случалась вдруг какая неприятность, занятие рукоделием являлось настоящим спасением от сожалений и упреков к самой себе или окружающим. Вот и сейчас она с завидным упорством маленького котенка, который пытается забраться на вершину высокой ели, продевала шелковую нить сквозь плотную ткань полотна, закусив нижнюю губу, как обычно делала в минуты глубокой задумчивости.

   - Со свадьбы Элены и Диего прошло почти две недели, - продолжала донья Вероника, отложив свою вышивку в шкатулку из слоновой кости и бросая на дочь тревожные взгляды, - а ты никак не можешь смириться с ее отъездом. Я все понимаю, ты скучаешь, но ты же знала, что когда-нибудь это произойдет. Такова жизнь. Дочери быстро вырастают и, как только это случается, - глубоко вздохнула сеньора де Перес, - без промедления покидают родовое гнездо.
 
   - Мама, ну, что ты, - Каталина взяла мать за руку. – Ты сама печалишься. Не нужно. Скоро Элена навестит нас. Она обещала. И дом снова наполнится ее веселым смехом.

   Каталина отвела взгляд в сторону. Она не могла признаться матери в том, что последние дни ее мысли были далеки от сестринских забот и переживаний, сейчас ее переполняли иные, совсем незнакомые ей прежде чувства. Она думала об этом каждый день. Впервые в жизни ее заинтересовал мужчина. Он взволновал ее, придав значимую ценность и вдохнув в ее существование новый смысл. Никогда прежде она не воспринимала всерьез ухаживания молодых людей, для нее то была игра, невинное развлечение, флирт, от которого она быстро уставала, но не более. Она никогда не позволяла зайти себе так далеко. Ни разу ничьи губы не касались ее губ. На миг она прикрыла глаза. О, Боже, как же это было волнительно и прекрасно! Не это ли чувство называется любовью? Воспоминания вновь унесли ее в тот жаркий августовский вечер, к темноволосому молодому мужчине, открывшему другие грани ее естества, и самым упоительным моментам ее жизни…

   Голос матери вернул ее к реальности.

   - Да-да, ты права, - донья Вероника вымученно улыбнулась и, неуверенно потеребив в руках молитвенные четки, будто желая еще что-то сказать, внимательно всмотрелась в лицо младшей дочери. – Ты, ведь, знаешь, что наше поместье майоратное? – неожиданно сменила она тему разговора.

   - Конечно, - улыбнулась Каталина, не понимая, к чему клонит мать, - вы с отцом всегда говорили, что нам с Эленой следует найти себе богатых, безумно влюбленных в нас мужей, чтобы они закрыли глаза на наше скромное приданое, и вместе с тем обеспечили нам достойную жизнь. 
   
   - Правильно, - усмехнулась сеньора Перес, приглаживая дочери выбившуюся из прически прядь золотистых волос, напоминавшие ей запутавшиеся в них солнечные лучики. – Элена, хвала небесам и Пречистой Деве Марии, которой я без устали молилась все годы, что вы росли, нашла себе прекрасного человека, способного позаботиться о ней так, как она этого заслуживает. Мы с отцом теперь спокойны за нее. Она обрела свое счастье, и я каждый день благодарю за это Пречистую Деву.

   - Мама, зачем ты все это говоришь?

   - Затем, что грядет и твое время.

   - Я думала мне еще рано думать о замужестве, - недоуменно повела плечами Каталина. 

   - Когда я выходила замуж за вашего отца, - последовал сухой ответ, - мне было семнадцать, как тебе сейчас.

   Фиалковые глаза Каталины смотрели на мать с беспокойством:

   - Что ты хочешь этим сказать?

   Женщина перевела дыхание, собираясь с силами. По правде говоря, ее материнское сердце изнывало от мучительных сомнений. Правильно ли они поступают с младшей дочерью, распоряжаясь ее судьбой по своему уразумению?

   - Дорогая моя, у нас с отцом к тебе важный разговор. Пойдем со мной. Он, должно быть, уже вернулся из Гранады, - и, подхватив дочь под руку, пока та не стала задавать слишком много вопросов, увлекла ее за собой.

   Они быстро миновали тенистые аллеи сада, раскинувшиеся под сводами пушистых хвойных ветвей голубых кипарисов, мягкую зеленую лужайку с душистой травой и цветочными клумбами и через минуту-другую вышли к крыльцу парадного входа. Донья Вероника оказалась права. На мощеной дорожке рядом со старинным фамильным домом семьи де Перес, который давно не перестраивался, и ремонтировался только по мере крайней необходимости, стояла запыленная карета, а рядом с ней молодой парнишка лет четырнадцати. Он проверял подковы лошадей и громко цокал.
 
   - Гуга, случилось что-то серьезное? – Каталина подошла к взмыленной тройке гнедых, понуро опустивших лохматые гривы, и заглянула через плечо конюха, склонившегося над копытом одной из лошадей.

   - Да вот, сеньорита Каталина, судите сами, - парнишка деловито продемонстрировал кровоточащую рану на копыте животного. – У Дези по дороге слетела подкова и она сильно поранилась о какой-то острый шип… Похоже, туда попало что-то еще. 

   - Нужно промыть порез, чтобы не началось загноения, и на место раны нанести густой слой мази, а после туго забинтовать, - Каталина внимательно осмотрела копыто и посочувствовав кобылке, нежно потрепав ее по холке. Та жалобно заржала, жалуясь на свою беду, и уткнулась хозяйке в плечо. – Ну-ну, милая, - уговаривала девушка свою любимицу, - Гуга о тебе позаботится, вот увидишь, он все сделает, как надо. Ведь, правда, Гуга? Ты поможешь нашей красавице обрести прежнюю походку?

   - Конечно, сеньорита Каталина, - зарделся паренек, смущенно почесывая косматый затылок. – Даю слово, Дези скоро поправится.

   - Вот и славно, - девушка улыбнулась одной из тех редких улыбок, которая способна была окрылить окружающих, и Гуга тут же засуетился, польщенный вниманием молодой хозяйки, и тотчас взялся за выполнение приказа. – А тебя я навещу позже и принесу что-нибудь вкусненькое, - напоследок обратилась Каталина к Дези и вслед за матерью поднялась на крыльцо.

   Хозяин поместья ожидал жену и дочь в своем кабинете, нетерпеливо меряя шагами небольшую комнату, заваленную разными бумагами, расчетными книгами и философскими учениями древних авторов о смысле бытия. В одной руке сеньор Перес держал бокал с хересом, а другой сердито размахивал письмом. 

   - Нет! Ты видела? – раскрасневшийся и возбужденный, без приветствия и светской учтивости, обычно присущей словоохотливому дону Педро, он бросился навстречу донье Вероники, суя ей под нос листок бумаги. Его раздраженный тон и несвойственная мягкому характеру доброго католика эмоциональная горячность означала только одно, случилось что-то непредвиденное и очень неприятное.

   - Да, дорогой, - женщина спокойно взяла протянутое мужем письмо, исписанное крупным витиеватым подчерком, и аккуратно сложив пополам, убрала в шкатулку на столе. - Я вскрыла его еще утром, когда оно было доставлено. Я не знала, когда ты вернешься домой, вдруг там было что-то срочное, не терпящее отлагательств.

   - Я не в кой мере не упрекаю тебя, дорогая, - сеньор Перес поспешил обнять жену за плечи. Ее завидное хладнокровие и безупречные манеры истинной аристократки поубавили его чрезмерную запальчивость. Он быстро успокоился, поцеловал ее в висок и заглянул в лучистые, не потускневшие за долгие годы супружества, сияющие, как и раньше, глаза. - Ты все сделала верно. Этот самодовольный хлыщ способен на все.

   - О ком вы говорите?

   Каталина не понимала, что происходит. Почему отец так взвинчен? Что его беспокоит? Еще до свадьбы Элены и Диего все было в полном порядке, все радовались жизни, ходили счастливыми, веселыми и неугомонными, нетерпеливо дожидаясь праздничного веселья. Даже тот безрассудный шаг, на который пошел отец, не посоветовавшийся с матерью и в тайне заказав на свадьбу старшей дочери три роскошных платья, чтобы порадовать своих любимых женщин, при этом понабрав долгов на год вперед, не вызвал такого всплеска негодования и переживаний в семье, как последние дни, прошедшие с момента церемонии. Что же изменилось за столь короткое время?      

   Резко вскинув голову, отчего красная кружевная мантилья упала ей на плечи, открывая взору густые каштановые волосы, собранные из двух тяжелых кос узлом на затылке, сеньора Перес с тоской посмотрела на дочь:

   - Мы говорим о твоем кузене, Луисе-Антонио Наварро де Пересе из Севильи.

   - О том, кого ты, отец, объявил своим наследником? – с осторожностью уточнила Каталина.

   - Да, ты правильно поняла, мы говорим о нем, - безрадостно кивнул дон Педро и залпом выпил вино, с глухим стуком поставив пустой бокал на стол.

   - Это тот сеньор, который стоял возле тебя в часовне во время брачной церемонии, - вдаваясь в подробности, начала объяснять мать, - на нем еще был такой кричащий зеленом камзол с причудливой вышивкой, что все обратили на него внимание. Может, припоминаешь? Он все хотел познакомиться с тобой, но ты была окружена таким количеством поклонников, что этот франт не знал, с какой стороны к тебе подступиться, - она неожиданно рассмеялась чистым заливистым смехом так, что все мелкие морщинки на ее красивом лице моментально разгладились. - И я не применила ничего, чтобы облегчить ему работу, просто сделала вид, что не замечаю его пустых усилий, а потом ты и вовсе исчезла. Все подумали, что ты устала и просто ушла отдыхать.   

   Каталина, конечно, вспомнила надменного сеньора в ярком кичливом одеянии, который вел себя с ней неподобающим образом, по-видимому, принимая ее за деревенскую простушку. В нем не было ничего святого, решила она, если он позволял выказывать свои вульгарные манеры в стенах Божьего дома. Он также был груб с Марсело, когда тот подошел к Каталине с целью поухаживать за ней на лужайке во время свадебного веселья, но кузен высмеял его потертый, давно вышедший из моды камзол и язвительно заметил, что «ни одна благородная сеньорита не станет всерьез воспринимать знаки внимания нищего идальго». Бедняга вспыхнул, но не стал отвечать на оскорбительные выпады невежественного дворянина, а предпочел тихо и незаметно удалиться.

   - И что же пишет кузен? – напряженно спросила Каталина, заранее догадываясь, что такой человек, как Луис-Антонио не станет лишний раз любезничать и вести светские разговоры ни о чем. Он слишком заносчив и спесив для этого.
 
   Мать поджала губы и посмотрела на отца, ожидая от него объяснений. Дон Педро заложил руки за спину и в свою очередь устремил взор на резное распятие Христа, висевшее над его столом, будто ища помощи у Всевышнего. Минуту спустя он вздохнул и повернулся к дочери:

   - Он хочет, чтобы я повысил арендную плату.

   - Что он хочет? – Каталина была вне себя от негодования. Мало того, что малознакомый ей кузен был нагл, груб и высокомерен, так еще обладал весьма дурным тоном, смея дерзостно указывать на то, кто и чем должен заниматься.

   - Иначе говоря, его не устраивает наш доход.