Говорит:
«Вот представь, что ты маяк,
Почему-то тут лезет еще слово маятник.
Стоишь где-нибудь на утесе,
А может быть посреди равнин или на острове вовсе.
И быть может ты очень маленький
В размерах огромной Вселенной
Но это тоже, с какой стороны посмотреть и на каких схемах.
В общем, стоишь ты такой и светишь дальним кораблям
Или как это принято в книгах и песнях?
Стоишь, понурый, и не видишь сам, как твой свет чудесен.
Нет, ты только представь, в темноте, посреди бушующего океана,
Как немилосердный Бог, хоть одним лучиком, но без изъяна.
Про немилосердного это, конечно, вранье,
Просто от твоего понурого вида хочется чуть смешнее. Ты прав, не смешно.
Зато ты поднял взгляд и глядишь прямо.
А представь, что б ты был кораблем, а маяка не было,
Как оно? Стремно? То-то же. А представь, как вселенной.
Вот был у нее маяк, специально туда поставлен,
А он, видите ли, понур, уныл и не рад призванию.
И не видит, упрямый столб, что в его свете,
Играют и волны, и камни, и взрослые, как дети.
Даже если просто видят его на картинке, в кино, вдали
Им же этот маяк как знак, что они корабли.
В том, что для них темно, а тебе привычно,
И есть твоя полосатая необычная обычность.
Ты можешь быть домом, складом, священным столбом, да кем хочешь,
Только свети свое и днем, и посреди ночи.
Не надо фонариком, лампочкой, солнцем или свечой,
Ну или постой веков пять еще и поймешь, я о чем.
Я никуда не спешу и побуду рядом тут,
Этот Мир не так уж и плох, даже очень не плох,
Даже если не смешно шучу про себя, что немилосердный»,
Улыбнулся, щурясь в маячном свете, милосердный Б-г.