Не возвращайся мыслью...

Ирина Дыгас
                НЕ ВОЗВРАЩАЙСЯ МЫСЛЬЮ…

    Прошлое не отпускало, тревожа кошмарами и тяжёлыми сновидениями про Алекса, мучило недосказанностью и виной.

    Да ещё «хвосты»! Так явно уже стала замечать и их и их проколы, просто позорящие Системы и Семью, что тянуть не было смысла – могли заинтересоваться «коллеги» из Лэнгли.

    Поколебавшись, решила покончить с этим одним махом: позвонить своим заклятым друзьям-соратникам в Россию.


    Стоя в телефонной будке международной связи, долго не могла себя заставить набрать на диске заветную комбинацию цифр: боялась прослушки. Смирившись с острой необходимостью, посчитала, поняла, что в Москве сейчас шесть вечера: «Нормально. Все на работе». Ещё раз оглянувшись, вздохнула и всё-таки позвонила, сев на затёртое откидное сиденье.

    Номер долго не отвечал, потом трубку сняли и молча стали слушать.

    – Здравствуйте! «Марыля». Служила здесь. Есть важная информация для …-го отдела. Прошу выслушать и принять срочные меры…

    Разговор был странным, односторонним, но главное – трубку не положили, не прерывали фраз, что случилось бы неизбежно, если б ошиблась номером или его сменили. Кто бы уже там ни сидел, на том конце провода, он из Конторы. Этого достаточно: выслушали. Не слышала в трубке дыхания или каких-то посторонних звуков – сработала запись. Потом обязательно отнесут в …-ский отдел, прослушают, проанализируют, незамедлительно предпримут соответствующие меры.

    Заканчивая разговор, почувствовала, что там, рядом с телефоном, есть живой человек.

    – …Прошу Вас передать от меня огромный привет ССу, ЮСу и АМу. Бесконечно им благодарна за помощь и чуткость. Помню и люблю… – всё говорила, растягивая время.

    – …Маринка!.. – зашёлся кто-то старый и знакомый от радости. – Еле успел! Фууу… Дай отдышусь… Ох… Добежал…

    Степаныч шумно пыхтел и дышал в трубку, на кого-то приглушённо ругаясь.

    – Я это, я! Родная! Что там у тебя опять стряслось? Чего это ребята тут сидят, рыдают и катаются от смеха по полу и стульям? Ааа… Кажется, догадался: смежники! Да? Насмешили? Знакомая ситуация, правда? – засмеялся, но одышка не дала расслабиться.

    Пожалела: «Бедняга. Совсем старый стал, а всё на посту».

    – Ты меня слушаешь? – дождавшись «угу», замялся, продолжил: – Ээээ… Приезжал, метал громы-молнии, обвинял Контору в преследовании тебя за связь с ним. Бедолага, чуть не сошёл с ума, разыскивая! – захлебнулся в восхищении и возбуждении. – Вот это ты отколола! Даже нам, при всех наших возможностях, удалось только недавно напасть на твой след! Эх, какая сотрудница пропала! Талант! Сокровище!

    – Степаныч, не отвлекайся, старый лис! Я ведь тебя хорошо знаю, – призвала к ответу болтуна.

    – Есть, товарищ начальница! – шутя, козырнул, искренне радуясь звонкому, родному, юному голоску. – Ээээ… Объясняли, что мы тут ни причём, что времена и методы изменились, никого за связь с иностранцем больше не преследуем, что сами тебя потеряли, чёрт тебя побери, засранка ты эдакая! – любяще и восхищённо хохотнул, видимо, почёсывая щёку. – Мол, страна большая, пока человек найдётся, нужно время. Так нет! Сам бегал, хлопотал, подключал дипломатические каналы, ещё кого-то…

    Вдруг просто взвыл от возмущения, не договорив.

    – Марин… чего ты сбежала, а?! Ну, в правду, не силой же тебя заставили бы тогда идти за него замуж? Кого ты испугалась? Да всё мы проверяли неоднократно: никаких угроз тебе или твоей семье обнаружено не было! Слово «чекиста»! Коммуниста! Коренного москвича! – распинался.

    Лишь хохотнула: «Не знает, беззубый червь, чем клясться!»

    – Что стряслось-то?! Я до сих пор не сплю, вспоминая те дни. Может, расскажешь, родная? Уважь старика, дай выспаться, наконец…

    Задохнувшись, хрипел больной грудью, и свист был слышен даже сквозь шум, треск и помехи международки.

    – Может, это я тебя тогда своим болтливым языком переполошил? Прости старого дурака – занесло чуток. Так тогда захотелось дать подзатыльник по твоей глупой упрямой башке, когда ты целую группу «зелёных» «на губу» отправила! Мою группу! Всю! Как ты их от себя «обрубала», ума не приложу? Он помогал? Мы чего-то не учли? Пропустили важное? С «их» стороны сюрпризы? Какого рода?..

    – Не заговаривай зубы. Мы с тобой это проходили. Сейчас рассержусь и что-нибудь сморожу в сердцах! – пригрозила, шутя, хитрецу.

    Раскусила уловку: «Информация есть, но обрадовать нечем – пытается уберечь, дорожа и любя. Все свои».

    – Ой, ой, ой, уже спугался! Щас соскочу и в лес ускачу, не разбирая дороги, путая руки и ноги! – счастливо рассмеялся, не изменяя привычке балагурить и смягчать ситуацию народной прибауткой. – Да, в общем-то, я всё рассказал…

    Вздохнул с надрывом, умерил веселье, погрустнел голосом, посопел.

    – Ээээ… Всех порасспросил, девчонок твоих «забодал» вопросами. А что они? Ты ведь и их подвела, зараза! Руками только разводили, слёзы горькие утирали, мол, пропала в одночасье, пропала с концами: ни адреса, ни телефона, ни письма – боимся худшего. Расстроенный, пожил недельку в своём номере, абсолютно без головы и лица пометался по Москве и области, помучил-помурыжил моих салаг-новичков, ну… и проводили мы до самого трапа самолёта.

    Как-то обиженно и разочарованно запыхтел, грустно и горько завздыхал.

    – А он-то, бедный… Всё оглядывался по сторонам там, на регистрации, в зале вылета, надеялся на чудо до последнего момента! Его представители посольства провожали, так на них и не смотрел, головой вертел, от каждой маленькой худенькой светловолосой женщины вздрагивал, подбегал, заглядывал в лицо! Да уж…

    Зарычал через зубы, не решаясь высказать гордячке, что о ней думает. Справился с гневом и возмущением.

    – Ждал и надеялся до последнего вздоха русского воздуха. На трапе долго стоял один, и уж когда на него стали ругаться, зашёл в салон. Да и там не успокоился – в иллюминатор смотрел, ну, прям не отрываясь! Как мальчик ждал, что ты каким-то удивительным образом появишься на лётном поле и остановишь «Боинг». Мои ребята даже прослезились, увидев это, так он их пробрал до кишок свои горем! Плакали навзрыд, когда отчёты писали, клянусь, Маришка моя глупая и любимая. Эх, тыыиии…

    Протяжно, тоскливо и жалобно скульнул, выдохнул, тяжело астматически сипя, и добавил напоследок, бья вдогонку, наверняка:

    – Хочешь, свяжемся с ним? Он, от отчаяния что ли, оставил контактные телефоны. Личные! Ты понимаешь, что это для него означает? Какие может иметь последствия такой поступок? – давил и давил. – Не передумала? Срок-то приличный. Третий год уж заканчивается после вашей разлуки. А, Мариш? Меня к себе, старого, погреть косточки пригласите? А я деток ваших буду нянчить, за дедушку, может, сойду? От тебя нельзя ничего было скрыть, поняла: ты мне дорога, как дочь. Плохого бы не посоветовал, девочка наша упрямая. А?..

    – Прости за всё, Степаныч, – тяжело вздохнув, старалась сдержать кипящие слёзы.

    Сидя в тесной душной кабинке маленького уездного городишки в самом сердце России, мыслями была с ним, с Алексом, потерянным и обезумевшим от горя и одиночества мужчиной, несбывшейся мечтой, несостоявшимся счастьем, страстным другом. Пока сердце обливалось кровавыми слезами рухнувших надежд, спокойно продолжала разговор с тем, кто мог о нём рассказать, хотя вновь безбожно растравлял подёрнувшуюся тонкой плёнкой забытья жуткую сердечную рану.

    – Ты мне столько добра сделал, а я ответила неблагодарностью…

    Давясь слезами, старалась не выдать своего состояния по телефону. Прибавила, прощаясь:

    – Перед ЮСом извинись от моего имени, пожалуйста. Он всегда поддерживал и направлял в жизни, как отец. Михалычу – низкий поклон земной. Да! Не говори никому из моих девчонок, что нашлась! Пусть ничего не знают. Так будет лучше для них, понимаешь? Меньше знаешь… Они заслужили покой. От всех и ото всюду. Хлебниковой ни-ни! Табу. Без обсуждения. Точка.

    – Ты хорошо всё обдумала? Жаааль… Такая красивая пара! А как подходили друг другу! Мы вами тогда просто любовались. Столько фотографий нашлёпали! Вы на них такие молодые и счастливые. Даже у твоего куратора ваше фото на рабочем столе стоит, клянусь здоровьем! Помнишь, вы остановились на Каменном мосту, и он тебе поправлял беретку? Вот там вас и поймали удачно в объектив. Такая красота!..

    Взволнованно упрашивал, уговаривал, убеждал всеми доводами и аргументами, всё ещё не оставив надежду на удачный исход его «программы».

    – И вовсе не скажешь по ним, что он тебя старше, больше, чем в два раза. На тех фотографиях вы смотрелись почти ровней. Может, прислать несколько штук, Маришка?..

    Замолчал, коварный лубянский иезуит, прекрасно понимая, что предложением заживо режет, ранит тупым ножом горя, калечит «по мясу» невыносимой бесчеловечной мукой безысходности! Но, желая достичь своих целей, уже не жалел – «профи». Помолчал, поняв молчаливый отказ, тяжело протяжно обескуражено вздохнул, сдаваясь и признавая полное безоговорочное поражение.

    «Всё. “Пани” встала в позу – бесполезно продолжать. Конец. Окончательный проигрыш по всем статьям. Провал. Этот звонок обрезал мне стропы! Незавидное окончание карьеры. Теперь отставку дадут, не замедлят. Пенсия, огород и пустота, вместо любимой работы и осознания собственной значимости для Конторы. Пришёл и мой черёд уйти в тень, покинуть пажити разведки, преподавательской и оперативной работы. Кто бы мог подумать раньше, что меня собьёт с ног пигалица полутора метров роста и весом с барашка! И кто? Гражданская! Свет ещё не видывал такой упёртой, упрямой девчонки! Она и есть баран! Ослица, ей-богу… – посопел огорчённо, собрался с силами, но вновь зарычал, стиснув зубы. – Стояла б сейчас здесь, напротив, встряхнул бы заразу строптивую, как грушу! Смог бы убедить полячку нашу гордую неприступную. Так нет, сбежала, обвела всех вокруг пальца. Выскользнула “за бугор” из наших сетей рыбкой».

    Закрыл глаза, взял эмоции под контроль, порадовавшись, что стажёры на цыпочках давно покинули дежурный номер, стал заканчивать тяжёлый для обоих разговор.

    – Так жаль мужика. До слёз.

    Покряхтел, посопел, но смирился с таким неженским упрямством. Знал же.

    – Да ты кремень. Уважаю, хоть и совершенно не понимаю тебя, Мариша. Так и не сказала ничего! Ох, характер у тебя, «Марыля-полячка»!.. – грустно рассмеялся, и в этом горьком смехе ощутила и осуждение, и восхищение, и… мистический страх.

    «Сами такой воспитали, лучшие наставники со мной работали, не так ли? Так чего пенять-то?» – молчаливо укорила.

    Не услышал – так и не научился. Не дождавшись ответной реакции от неё, выдохнул и сдался полностью.

    – Пока, родная! Не пропадай, звони. Что бы со мной ни случилось – сообщат и передадут тем, кто в курсе о тебе и твоих делах. Нас скоро расформируют, но этот телефон как был нашим, так и останется. Поняла? А за «смежников» не волнуйся: прослушаю твоё сообщение, помозгую и поговорю с ними. Крепко обнимаю, милая! Прощай! Да!.. – торопливо прокричал вдогонку. – Чуть не забыл! Нет уже ЮСа. Умер. Сердце. На посту. Пока!

    Связь разъединилась, в трубке пошли прерывистые гудки, а Мари всё сидела, сжимая в онемевшей дрожащей руке, и не могла сдвинуться с места.

    «Нет уже Сергеича. Умница был. Совсем не похож на гэбэшника. Не потерял человеческого лица, до конца оставался душевным и способным сочувствовать, хоть и работал на самую страшную и кровавую в мире систему ГБ долгую жизнь…»


    Резкий прерывистый звонок привёл в чувство. Удивившись, вновь сняла трубку.

    – Абонент перевёл переговоры за свой счёт, – тихо проговорил оператор и отрубился.

    Ещё больше поразившись, вернула телефон на место, нажала на кнопку внизу аппарата и получила обратно деньги.

    «Вот как! Степаныч понимал, что такое количество времени в телефонной будке международной связи будет стоить мне целого состояния, вот и перевёл разговор на Контору. Спишут, как незапланированные расходы. Последний презент от Системы. Кстати, ничего не сказал по поводу отмены “слежки”. Значит, буду охранять. Не одинока. Спасибо всем! И прощайте. Больше не позвоню. На этом конец. Становлюсь канадкой. Goodbye!»


    Покинув кабинку, вышла на воздух. Подняла лицо к небу, ослепнув от оглушающего палящего солнца.

    «Лето. Жара. Пыль. Июль. Белое, раскалённое солнце… Где-то я уже это видела… Стоп. Забыть! Навсегда! Начинается новая жизнь».

    Облегчённо вздохнув, расправив плечи, выпрямив спинку, Мэри Поллак решительно шагнула на тротуар, стуча высоченными шпильками новеньких босоножек.

    «Свобода! “Невидима и свободна!”*» – тихо воскликнула, загадочно улыбнулась, сверкнув бесподобным ведьмовским изумрудом, и легко зашагала в новую действительность.

                * «Невидима и свободна!» – фраза Маргариты из романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита».

                Январь, 2016 г.                По мотивам романа «Ждите ответа…»

                Фото из Интернета.