Доехав до населенного пункта, о котором, наверное, и говорила Агата, Лена бросила машину в первом попавшемся дворе. Ей до безумия было холодно и хотелось есть. Но в карманах шинели ничего не было, кроме пистолета и ключей. Выбора у нее не было — обменяла местной шпане пистолет на сорок рейхсмарок. Вообще, она просила больше, но мальчишки смогли насобирать только эту сумму. Но Лене хватило и этого. Постучав в дверь одного из домов, Лена попросила у женщины, которая открыла ей дверь, одежду в обмен на двадцать рейхсмарок и платье. Тут Лена тоже не прогадала — женщина взяла платье и деньги и принесла длинную юбку и теплую рубашку, заодно и, по доброте душевной, накормив незнакомку.
Дальше Лена села на поезд, который шел до Берна. Если быть точнее, то она ехала зайцем в тамбуре последнего вагона. Если заходил проводник, то она пряталась за дверью. Хоть она и хотела есть, но деньги не тратила — приходилось экономить, мучаясь от голода. Она-то знала, что оставшиеся деньги ей еще пригодятся.
В Берне она так же ехала зайцем. Только с поездом ей не повезло — в этот раз это был не пассажирский поезд, а товарный. Зерно везли. Но и тут Лена выкрутилась — предложила машинистам оставшиеся у нее двадцать рейхсмарок, и те разрешили ей ехать с ними.
В Братиславе Лена сошла с товарняка. Денег у нее больше не было, так что она решила добираться до России своими силами. Идти пришлось по трассе весь день. Хоть весь день и светило солнце, но было довольно-таки прохладно — Лена радовалась, что никому не отдала шинель.
Трасса была пустая. Ни людей, ни машин — будто вымерли здесь все. Это даже немного пугало девушку.
Уже вечером, когда начало смеркаться и заморосил мелкий дождь, она услышала позади себя мерный рев мотора. Не зная, кто это может быть, Лена быстро спустилась на обочину и спряталась за деревьями. Проехал крытый грузовик, из которого доносился смех мужчин. И Лена, услышав их речь, кинулась, превозмогая боль и усталость, за грузовиком. Это были русские.
— Стойте! — кричала она на русском, пытаясь догнать уезжающий от нее грузовик. — Подождите!
Все солдаты, едущие в грузовике, заметили Лену, и только трое из них подвинулись ближе, чтобы рассмотреть девушку. Из-за шума дождя ее крики были почти не слышны им, но каждый пытался услышать, что же она кричала им.
— Что это она делает? — спросил один, выглядывая из-под навеса.
— Дурочка, — хмыкнул второй.
И только третий, самый молодой из них изо всех сил пытался расслышать ее слова.
— Стойте! — неожиданно вскрикнул он. — Наша! Русская!
— Останови грузовик! — крикнул первый. Машина сразу же затормозила.
Лена подбежала к остановившемуся грузовику и, пытаясь отдышаться, хотела кое-что спросить у солдат, но те перебили ее:
— Ты это откуда такая? — спросив, первый улыбнулся.
— Мишка, да погоди ты, — отмахнулся от него второй. — Руки давай.
Лена, сразу не сообразив, чего он хочет, глупо подняла руки вверх. Солдат, усмехнувшись, ловко схватив ее за руки, поднял в кузов и усадил рядом с тем самым Мишкой. Спустя пару секунд грузовик продолжил ехать.
Как только Лена оказалась в кузове, на нее сразу же все обратили внимание. Каждый подвинулся ближе к ней, отчего девушке стало немного не по себе.
— Не боись, — произнес ее спаситель, усаживаясь рядом, — мы не тронем.
— Ты где форму-то взяла? — не унимался Мишка. — Эсэсовская… Ишь!
— Одолжила, — призналась она.
— Неужто шпионка наша? — присвистнул Мишка. — Во дает, а! Небось убила этого своего… ну-ка, дай на погонах рассмотрю…
— Никого я не убивала, — пробурчала Лена.
— Сказано же тебе, — вздохнул тот второй, что втянул ее в грузовик, — одолжила.
— Откуда ты? — быстро спросил тот самый, третий, что расслышал ее речь. Он не договорил своего вопроса, но Лена и так поняла его.
— Из Берна.
— А взяли где? Там же?
— В Берлине.
— Не уж-то в самом Берлине? — не поверил Мишка.
— В нем, — еле заметно улыбнулась Лена.
— Н-да, — протянул Мишка, — не завидую я тому штандартенфюреру… С такой-то шпионкой я бы и сам… Э-эх!..
Все замолчали на пару минут, обдумывая услышанное. Кто-то вернулся на свое место, кто-то закурил. Большая часть сидящих в кузове вернулась к своим разговорам, и лишь те трое остались сидеть рядом с Леной.
Теперь настало время Лене задавать вопросы:
— Вы куда едете?
— До Минска. А что?
— Мне в Москву надо.
— В Москву всем надо…
Больше Лена ничего не спрашивала. Да и солдатам надоело задавать ей вопросы. Поэтому прислонившись плечом к тенту, она стала смотреть на дорогу. Она пыталась не думать о том, что произошло с ней за последние несколько дней, и что ей предстоит сказать полковнику — Павлову Владимиру Сергеевичу — в Центре. И только сейчас Лена вспомнила о штандартенфюрере Томасе Шнайдере. Как же она начала корить себя за то, что вообще вспомнила о нем. Она пыталась заставить себя забыть о нем. Будто и не было его вовсе. Эрдман был, допросы были, слежка была, а Шнайдера не было. «Но шинель-то ты оставила», — усмехнулась про себя она. Шинель эта, как решила для себя девушка, это был маленький подарок, оставшийся у нее от Шнайдера. Чтобы она не смогла полностью забыть его. Эдакая маленькая заметка только для нее. Есть шинель, значит, были и допросы, и зима в горной Швейцарии, и сам Шнайдер. Нет шинели, значит, ничего и не было.
Лена уже давно призналась себе, что была по уши влюблена в Шнайдера. «Как бы ты не отнекивалась, — говорила она себе, — но если бы он решил расстрелять весь мир, то ты бы стояла рядом и подавала ему патроны».
Сейчас Лене больше всего на свете хотелось попросить остановить грузовик, спрыгнуть на землю и побежать назад, в горы к Томасу. Бросить к черту все, забыть обо всех и вся, и просто жить. Но в мыслях сразу же всплывал образ бабушки, которая так и ждет ее в Ростове, поэтому Лена старалась запихнуть свои желания куда поглубже или же вовсе выкинуть их из головы.
Иногда до Лены долетали мелкие капли дождя. Они напоминали ей о той последней встрече с Томасом в Берлине, когда они прятались под небольшим навесом от весеннего теплого дождя. От этого ей хотелось зарыдать и выцарапать себе глаза. Или застрелиться, чтоб больше не вспоминать о штандартенфюрере.
— А больно было? — вдруг раздался голос совсем рядом с Леной. Та даже вздрогнула от неожиданности.
— О чем ты? — не поняла она вопроса, но увидев, что парень смотрит на ее побитое лицо, усмехнулась и честно ответила: — Очень.
— Петька, отстань от нее! — забасил из глубины кузова Мишка.
— Что вы, он мне не мешает, — мягко улыбнулась Лена.
— И это он тебя так? — вновь спросил молодой Петя. — Ну, хозяин шинели?
— Нет.
— Значит, на допросе?
— На допросе.
— И каково это?
И тут Лена только рассмотрела его. Совсем молодое, даже юное лицо обрамляли абсолютно седые волосы. «Он же совсем ребенок, — подумала она, смотря на парнишку. — Седой ребенок в заляпанной кровью гимнастерке». Огромные зеленые глаза, обрамленные пушистыми, чуть подпаленными ресницами, парня смотрели на Лену, ожидая от нее ответа.
— Ужасно, — произнесла она. — Тебе выворачивает наизнанку, когда врач вводит еще, и ты понимаешь, что конец еще явно не скоро. А потом тебя просто бросают на пол и начинают забивать ногами. В такие моменты ты готов рассказать, что угодно.
— А ты?
— Я — нет.
— Молодец, — Петя, дружески хлопнув ее по плечу, рывком встал и вернулся вглубь кузова к своим друзьям.
Ночью они сделали остановку в Варшаве. Перед тем, как лечь спать, некоторые вышли из кузова грузовика подышать чистым ночным воздухом. В их числе была и Лена.
Увидев, как в сторонке, у дерева, курит Михаил, она решила подойти к нему. Ее уже несколько часов мучил один вопрос, но во время поездки она не хотела его задавать. Хоть этот Михаил и относился к Лене с недоверием, даже скорее с издевкой, спросить о своем вопросе Лена решилась только его.
— Не потревожу? — тихо спросила она, подходя к мужчине.
— Что? — недовольно «выплюнул» он.
— Я насчет Пети. Что с ним произошло?
— Все-то тебе надо знать, — хмыкнул Михаил и, выкинув самокрутку, уже собрался уходить. Но, сделав пару шагов назад и приблизившись почти вплотную к девушке, он быстро зашептал, — пошел с взводом на немцев под Прагой. Всех убили, остался он один. А тут еще и бомбить начали… Вернулся все-таки! Живой, весь в ссадинах, синяках и седой. Ни слова не мог сказать. Теперь вот нянчимся с ним… Ему шестнадцать скоро, а он постоянно спрашивает, куда и зачем мы едем. Это он только при тебе такой… Что я его матери-то скажу?!..
И, шумно вздохнув, развернулся и ушел в грузовик. Лена, опешив, осталась стоять на своем месте и смотреть вслед ушедшему мужчине.
Тут ей на глаза попался Петя, который стоял в стороне и, задрав голову, смотрел на звездное небо. Со спины могло показаться, что это старик, судя по седым волосам, но нет, это всего лишь пятнадцатилетний мальчик. «Вот оно, — подумала Лена, пытаясь сдержать слезы, — лицо войны».
Спустя полчаса сюда приехал еще один грузовик с солдатами. Как узнала Лена, они едут в Калугу. Лене удалось договориться с ними, чтоб они подвезли ее.
— Ну, подруга, удачи тебе, — произнес тот самый мужчина, что затащил Лену в грузовик.
— Спасибо вам за все, — улыбнулась девушка. — Простите, не знаю вашего имени…
— Стас, — улыбнулся он. — Ну, садись. И там, у себя в Москве скажи, что тебе помог не абы кто, а ребята со второго белорусского!
— Обязательно, — вздохнула она, садясь на лавку.
— Так, — Стас хлопнул рукой по кузову, привлекая внимание солдат, — чтоб не трогали ее. Ясно?
— Ясно, — засмеялись солдаты.
Уже когда грузовик, в котором сидела Лена, начал отъезжать, Стас, который до этого стоял рядом со своими, со свистом побежал за ним. Он бежал, размахивая пилоткой. Но, секунд через двадцать-тридцать, он остановился и, еще раз на прощание махнув Лене, развернулся и побрел к своим.
После долгого пути в Калугу, где Лену высадили, она не знала, как ей добраться до Москвы, куда ей срочно нужно было попасть. Но и тут ей помогли солдаты советской армии — посадили в грузовик, который вез продовольствие в Москву.
— Ты не бойся, — сказал один из солдат, наблюдая за тем, как Лена садится в кабину, — наш Михалыч, — он кивнул на водителя, — хороший мужик. Если что, то и в обиду не даст!
В Москву Лена приехала с рассветом. Михалыч высадил ее прямо у штаб-квартиры ГРУ. Попрощавшись с водителем и поправив на плечах шинель, девушка начала подниматься по ступеням наверх. У дверей она остановилась и закрыла глаза, собираясь с духом. Вдох, выдох. Пахло, как и тогда, после окончания допроса, — бензином, сигаретами и тюльпанами. «Кажется, я не ошиблась, — подумала Лена, открывая глаза, — это и есть запах свободы».
Когда девушка зашла в здание, то там, уже в холле, ее попыталась остановить два ефрейтора, заметившие ее эсэсовскую шинель.
— Свои! — рявкнула на русском Лена, продолжая подниматься по лестнице и не обращая внимания на опешивших парней.
По пути стоявшие на своих постах солдаты пытались остановить ее еще несколько раз. Лена, брыкаясь и расталкивая их, с трудом добралась до коридора, в конце которого располагался кабинет полковника Павлова.
— Неси ее к капитану! — кричал кто-то, когда кому-то из них удалось скрутить девушку.
— Стойте! — задыхаясь от боли в боку, до которых грубо докоснулись несколько раз, просила Лена. Она уже начала жалеть, что не сняла шинель еще при входе в здание. — Своя я, своя!
Каким-то образом заехав в челюсть скрутившему ее парню, Лена понеслась в конец коридора. Она даже не остановилась возле приемной полковника Павлова, чтобы перевести дух — скинув по пути с себя шинель, Лена зашла в приемную и твердым шагом направилась к кабинету Павлова.
— Но… — начал было сидевший за столом в приемной офицер, — у Владимира Сергеевича прием…
— Задержать! Задержать ее! — доносились крики из коридора. — Взять!
— Это срочное дело! — быстро произнесла девушка и, кинув свою шинель на стулья (заметив немецкую шинель, и без того удивленный внезапным приходом девушки офицер удивился еще больше), двинулась к дверям.
Распахнув двери и произнеся «Владимир Сергеевич, это срочно!», Лена остановилась на пороге и замерла. За своим широким дубовым столом сидел Павлов Владимир Сергеевич именно такой, каким она его запомнила в сорок втором. Он совсем не изменился, только прибавилось седых волос и наград на груди.
Но напротив генерала, спиной к Лене, сидел кто-то с аккуратно зачесанными назад черными волосами. В этот момент, когда Лена заметила темные волосы незнакомца, ее сердце пропустило удар. Но, увидев, что он был в советской форме, она разочарованно вздохнула. Но когда мужчина развернулся к ней лицом, Лена готова была разрыдаться. Судьба снова сыграла с ней шутку.
Лене, уже совершенно потерявшей всякую надежду и смирившейся с этим, не верилось, что она снова видит его. Ей казалось, что она сейчас моргнет или протянет руку к нему — и он развеется, как мираж. На глазах выступили слезы, ноги начали подкашиваться, и, чтоб не упасть, девушка оперлась о дверной косяк. Она не верила в то, что видит.
Сидящий перед ней Шнайдер выглядел не менее удивленным. Хоть он и был удивлен, но казалось, что он только и ожидал увидеть здесь не кого-нибудь, а именно Лену. На лице его появилась слегка смущенная улыбка, когда он посмотрел в глаза девушки.
Тут Лену схватили, завернув руки за спину, подоспевшие офицеры.
— Извините, Владимир Сергеевич, недоразумение вышло, — пробасил один из них, загораживая собой упирающуюся девушку.
Владимир Сергеевич, не проронивший до этого ни слова, был удивлен не меньше остальных. Он не понимал, что произошло сейчас между сидящим перед ним молодым человеком и вошедшей девушкой. Не понимал, что сейчас происходит, куда и зачем пытаются утащить эту девушку, в которой он узнал Лену Романову. Встретившись взглядом с офицером, который к нему обратился, он недобро нахмурил брови, вставая из-за стола.
— Что вы делаете? — произнес он, видя, как брыкающуюся девчонку уже потащили в коридор. — Отпустите ее.
Офицер стушевался. Лену сразу же отпустили. Ничего не понимающий офицер еще раз извинился перед полковником и, с недоумением взглянув на Лену, поспешил удалиться, бесшумно закрыв за собой дверь.
В кабинете повисло молчание. Лена, неотрывно смотря на сидящего перед ней Шнайдера, пыталась выровнять сбившееся дыхание и унять боль. Поняв, что молчание тянется слишком долго, Томас решил прервать его:
— Ну, здравствуй, — тихо, почти шепотом произнес Шнайдер на чисто русском языке, смотря на Лену, до сих пор не верившую в реальность случившегося.
— Что здесь происходит? — раздраженно произнес Владимир Сергеевич. Его уже откровенно начала выбешивать сложившаяся ситуация.
— Ненавижу тебя, — прошептала она, обращаясь к Шнайдеру. — Ненавижу!
— Я попрошу! — повысил голос Павлов, услышав слова девушки.
Томас поднялся со своего места и медленно подошел к Лене, но та сразу же отпрянула от него. Как затравленный зверек она остановилась в углу, переводя взгляд с полковника на немца (или нет?).
— Может, объясните мне, что здесь происходит? — пробасил Павлов.
— Извини, отец, — произнес Шнайдер (или уже не Шнайдер?), повернувшись лицом к мужчине. — Моя вина.
«Отец? — удивилась девушка, услышав слова парня. — Или я что-то попутала?»
Томасу все-таки удалось достать Лену и, приобняв ее за плечи, он вместе с ней повернулся лицом к отцу и сказал:
— У нас, видимо, с агентом, — он кивнул на девушку, — возникла некая… несогласованность — мы не проверили друг друга паролем. Из-за этого агент Ирма Шульц попала в плен к оберштурмбаннфюреру Эрдману, собственно, как и я. Но позже, каким-то образом агенту удалось сбежать, и мы встретились с ней в Швейцарии, где я восстанавливал силы после ранения, полученного от Эрдмана на допросе. Как я понял, агент тоже была подвержена жесткому допросу…
Лена не слушала. Она просто стояла и тупо переводила взгляд с полковника на того, кого пару минут назад она считала штандартенфюрером СС. «Неужели все это реально? — думала она. — Неужели все это происходит сейчас со мной? Может, я сплю в кузове грузовика с солдатами второго белорусского? Нет. Это реальность. Неужели это все со мной? Неужели это моя сказка со счастливым концом? Да».
— Может, — насмешливо спросил Павлов, — Елена расскажет нам все сама?
— Так вот как тебя зовут, — шепнул на ухо девушке парень (Томасом Шнайдером она его больше звать не могла).
Услышав вопрос полковника, Лена неопределенно помотала головой. Для нее все вопросы сейчас ушли на второй план. Единственное, о чем она сейчас думала, смотря на приобнявшего ее бывшего штандартенфюрера, так это то, что он — русский.
— Это значит «да»? — переспросил он.
— Нет, — пролепетала она.
— Позже, отец, — ответил за нее бывший немец.
— Ладно, идите, — вздохнул полковник, откидываясь на спинку кресла.
Уже когда Лена и державший ее под руки парень дошли до двери, Владимир Сергеевич окликнул их.
— И, Андрей, — он кивнул бывшему штандартенфюреру, — ты только не дави на нее.
— Хорошо, отец, — ответил он и, подтолкнув Лену к выходу, повел по коридору.
— Так вот как тебя зовут, — усмехнулась Лена, шагая вперед.
— Вот и познакомились.
— Ненавижу тебя.
— А я, кажется, люблю тебя.