Летом мы выезжали с матерью и сестрой на море, а потом ненадолго к нам присоединялся отец. С некоторых пор на море мы ездили каждый год. В Китае – на Желтое, здесь - на Черное, но всякий раз мне казалось, что я вижу его впервые. К морю невозможно привыкнуть. Оно поражало своим величавым спокойствием, скрытой мощью и красотой. Я любил прозрачную глубину, где хорошо видны на дне гладкие камни, косматые бурые водоросли, рыбы разных пород, крабы. Любил плавать до посинения и нырять с открытыми глазами, чтобы лучше разглядеть подводный мир, отчего глаза становились красными как у судака. Любил шум прибоя и вкус соли на губах, когда идешь вдоль берега, крик чаек. Впрочем, красивым было не только море, но и вся природа Черноморского побережья. Мне нравилось стройное пение цикад по ночам, экзотические растения: кипарисы и пальмы, и конечно же горы, покрытые лесом. Издалека казалось, что горы обтянуты зеленой материей из плюша, и оттого они больше походили на сказочные, чем на реальные. Население приморского городишки состояло в основном из приезжих. Люди хотели отдохнуть от повседневных забот и расслабиться, потому и атмосфера царила самая непринужденная и веселая.
В один из таких приездов, мы поселились в маленькой комнатушке, которая размещалась в одноэтажном бараке в 15-ти минутах ходьбы от моря. Наши хозяева – муж с женой средних лет – ютились в летней кухне. Это была обычная практика – сдавать в сезон свое жилье отдыхающим, а самим перебиваться как придется, и все для того, чтобы заработать денежку. Их 16-летняя дочь Светлана была настолько восхитительной и привлекательной, что я тут же в нее влюбился. К летней кухне, походившей на ветхий сарайчик, примыкала беседка, увитая диким виноградом, отчего тут всегда были тень и прохлада. Здесь стоял стол, а чуть поодаль топчан. Иногда они приглашали нас пообедать вместе с ними. Мы с сестрой были рады такому приглашению, потому как еда в столовой была просто отвратительной.
Именно там мы познакомились с их соседом, который время от времени заглядывал к ним по какому-нибудь делу. Это был старичок с седой шелковистой бородкой, в белом парусиновом костюме, и наивными детскими глазами. Всем своим видом он напоминал старика Хоттабыча из одноименного и популярного в то время детского фильма о добром джине. Старичок до самой пенсии проработал на почте и его единственным смыслом в жизни было коллекционирование марок. Он говорил только о марках, всегда нежно называя их «марочками», причем делал это с таким благоговением и трепетом, что сразу выдавало в нем большого ребенка и неисправимого чудака. Однажды он показал нам свою коллекцию, помещавшуюся в нескольких альбомчиках. Это было что-то! Хоттабыч был человеком мягким, но тут он преобразился и оберегал «марочки», как квочка своих цыплят. Он не позволял нам дотрагиваться до марок, до страниц в альбоме, еще немного и он, пожалуй, запретил бы нам дышать, лишь бы не навредить своей коллекции. Марки действительно были очень редкие и старинные. О каждой «марочке» он говорил с счастливой улыбкой долго и подробно, и очень скоро утомил нас. Мы с сестрой уже потихоньку начали зевать, но Хоттабыч был настолько увлечен, что совершенно не замечал этого.
В самую жару, вдоволь накупавшись, мы возвращались к обеду домой. Нужно было где-то что-то перекусить и пару часиков вздремнуть, а потом опять на море. По правде, спать мы с сестрой совсем не хотели, но на этом настаивала мать. Жара стояла нестерпимая и ужасно хотелось пить. А вот с этим была проблема. Это сейчас везде киоски, маленькие магазинчики и огромные супермаркеты, где можно приобрести прохладительные напитки на любой вкус, или выпить прямо на улице квас или лимонад из полиэтиленового стаканчика. Все это сейчас, а тогда, в конце 50-х, начале 60-х, было иначе. Единственным местом, где можно утолить жажду по ходу нашего движения, была пивная точка, помещавшаяся в железном вагончике на автомобильных колесах. Кругом стояли и лежали огромные деревянные бочки, перетянутые железными обручами, и распространявшие терпкий дух пива. Здесь всегда толпились страждущие самых разных возрастов. Кто-то от жары обмахивался газетой, кто-то просто руками, толстяки обтирали свои мокрые от пота лысины и шеи носовым платком. Любившая пиво мать, готова была стоять в нескончаемой очереди до победного конца, а мы с сестрой изнывали от жары и скуки. Пиво я любил тоже, мне нравилось в нем почти все – и золотистый цвет с пузырьками газа, и белоснежная воздушная пена, и характерный пивной дух… Не нравилось только одно - вкус, вкус горечи. Когда через час подходила наша очередь, мать брала себе большую кружку (0,5 л), а нам маленькие по 0.25 л. Мы с сестрой с жадностью набрасывались на золотистую влагу, заставляя себя поверить, что это лимонад, но сделав два-три глотка, морщились, и не смотря на мучившую нас жажду, отдавали пиво матери. Пивную горечь я тогда не переносил.
По вечерам все вместе мы ходили на летнюю открытую киноплощадку. Киноплощадки на свежем воздухе, огороженные высоким забором или каменной стеной, были тогда не только в курортных местах, но и в крупных городах. Когда шел фильм, звук разносился по всей округе. Я всегда невольно прислушивался и пытался по диалогам и монологам героев угадать, что это за фильм. Если не удавалось узнать, тут же представлял , что это иностранный фильм с пометкой «Дети до 16 лет не допускаются». Знакомые пацаны рассказывали, что в таких фильмах показывали голых женщин. И тут уж я давал волю своим безудержным мечтам.
Однажды вечером мы с сестрой чем-то занимались вблизи нашего барака. Уже стемнело, и мать была дома. Видно сестра решила что-то спросить у нее и поспешила к нашему освещенному окну. Через несколько мгновений я услышал ее голос. Cестра стояла на выступе фасада дома как раз напротив нашего окна, одной рукой держась за железный отлив, а другой звала меня к себе. Я подбежал, взобрался на выступ и, глянув внутрь, замер. В комнате кроме матери, были две девушки: дочка наших хозяев Светлана, в которую я был по уши влюблен и ее подруга. Светлана примеряла белое свадебное платье из почти прозрачной ткани. Это нарядное платье одиноко висело в пустом шифоньере в нашей комнате, и я каждый раз удивлялся, зачем хозяева оставили его тут. Сквозь тонкую ткань просвечивали ее черные трусики и майка. Мать сказала: «Да сними ты это, - только мешает! Не бойся, ведь никого нет!» Девушка пару секунд колебалась, затем смущенно засмеялась и скинула все лишнее. Трудно описать, что творилось со мной, в то время 10-летним пацаном, когда я увидел Светлану, ее обнаженное стройное тело. Это был дикий восторг, изумление и невероятное возбуждение. Меня всего распирало изнутри, казалось, еще чуть-чуть, и я лопну как воздушный шар. Сестра, поглядывая то в комнату, то на меня, хихикала, явно ожидая от меня такой же реакции. Но мне было не до смеха. Я смотрел на девушку широко раскрытыми глазами, во рту все пересохло. А она кружилась словно в вальсе, платье ее развевалось, снова и снова являя мне притягательную девичью плоть.
продолжение: http://www.proza.ru/2016/01/24/765