Аутодафе

Олдер Мао
"Во имя святой матери церкви! По распоряжению отца Родригеса, архиепископа Арагона произведена эта запись. В ней содержится история одного из самых страшных еретиков, кои были выявлены отцами-инквизиторами за последние двадцать пять лет. Ибо страшен иудей нераскаянный, но куда страшнее отец церкви нашей учение ее предавший и впавший в ересь иноземную. Речь пойдет о сожженном на центральной площади города Толедо в день Святой Троицы года одна тысяча шестьсот девяностого нераскаянном еретике доне Хосе де Гусман, более известном, как отец Хосе из Толедо.
Рода он был знатного и богатого b по совершеннолетию выбрал служение церкви, как занятие,  наиболее отвечавшее велению его души и сердца. Уже через четыре года сам настоятель храма ордена францисканцев в Толедо восхищался его познаниями в  Писании и ревностью служения. Во многом благодаря этим заслугам был он представлен ко двору Папы Климента Х. После непродолжительного пребывания в Риме, преподобный Хосе был направлен нести свет истиной веры желтолицым варварам, что пребывают во тьме невежества где-то за пределами восточных гор. Отбыв в составе посольства ко двору Императора династии Цин в конце одна тысяча шестисот семидесятого года, преподобный отец Хосе де Гусман исчез из поля зрения святой инквизиции.  О том же,что произошло в пути и в самом Закрытом городе - нам не ведомо. Из всех христиан, входивших в посольство, в Испанию, кроме преподобного Хосе, не вернулся никто. Известно так же,что отче  прибыл пешком, без знаков священничества своего, одетый лишь в рваную рясу монаха.  Годы скитаний в землях варваров настолько изменили его внешность,что даже по сделанному в подвале Святой инквизиции угольному наброску, невозможно узнать того молодого священника,что покинул наш город двадцать лет назад. В таком непотребном виде  он был схвачен бдительными стражниками и доставлен в Черный дом.  И, хотя имущества при нем не было, ереси он принес с собой столько, что святые отцы опасались для Толедо участи Содома и Гоморры. "

...Спуск в подземелье Черного дома был привычно долог и темен. Свет факела,что нес позади великого инквизитора, достопочтимого  Диего Сармиенто де Вальядареса молчаливый служка, лишь выхватывал из пустоты отдельные картины. Закрытые двери и заложенные кирпичом проемы каменных мешков, кованные кольца и пустые глазницы смотровых щелей. Здесь царила тишина - ибо по завещанию Великого Токвемады ни один звук не должен выходить за ее пределы, дабы зло ереси не достигло незрелых душ людских. Служки же были по большей части глухонемыми- ни услышать, ни тем более рассказать они ничего не могли.
- Ну,что у нас сегодня, Гарсия? Надеюсь ты не вызвал меня из королевского дворца ради еще одного нераскаянного мориска?
Отвечавший на вопросы инквизитора старший надзиратель тюрьмы преподобный отец Гарсия был толст, скверен телом и душой, но безмерно предан святому делу матери-церкви.
- Нет, ваша святость! Дело исключительной важности. Моего скудоумия недостаточно, чтобы разобраться в его хитросплетении, во славу Господа нашего!
- Ладно, дело говори и покончим с этим поскорее.
- Видите ли в чем дело, досточтимый отец, задержали намедни еретика. Только странный он какой-то. Его стражники на дороге поймали, как попрошайку - он там милостыню собирал. Судя по словам и одеждам - нищенствующий монах. Только опять же не ясно - какого ордена. Все про страдания говорил людские. Мол, страдает человек в жизни бренной и его обет все эти страдания прекратить. При задержании сопротивления не оказывал. При себе ничего не имел -чашка, ряса, посох да дешевые четки темного дерева.
- Ну,что же. Давай поглядим на твоего странного монаха. Наместник Всевышнего на земле для того нас и поставил, чтобы ересь в людях усматривать и выкорчёвывать. А монахи ныне попервее других в этой очереди ожидающих суд будут, ибо сами пастырями являются и спрос с них строже.
- Так пройдемте в третью камеру, ваша святость. Он там как раз и пребывает.
В пыточный было привычно жарко - старый глухой кат раздувал мехами угли горна. На стене был распят худой человек. Подняв на звук открывшийся двери голову и впершись взглядом в глаза преподобного дона Диего, человек сипло проговорил:
- Я вижу,что моя скромная персона заинтересовала действительно великого человека.
- Умолкни, грешник, будешь говорить только когда тебя спросят! И если не хочешь претерпеть страдания адские уже на земле, отвечай - кто ты есть и по что смущал умы людские своею проповедью безбожной?
- Жизнь и так есть страдание,отче! И не в нашей власти это прекратить. Даже если все каленое железо горна вдруг остынет - страдания человека никуда не денутся.
- Ты упорствуешь в своей ереси?!
- Нет, отче. Просто сама жизнь устроена так,что в ней есть место лишь страданию.
- Ну почему же, монах? Позволь я буду называть тебя так, ибо имя твое мне пока не важно. Оно понадобится потом, когда секретарь будет показания твои для королевского двора и архивов записывать. А пока у нас простая беседа. Ты отрицаешь таинства матери-церкви и власть Папы? Кто тебя подговорил вести речи крамольные и смущать разум людской сказками о счастливой жизни после смерти вне Рая Божьего?
- Нечего ведь смущать-то, святой отец. Поскольку нет вне разума людского ни рая, ни ада. Ни спасения нет, ни проклятия!
Палач вопросительно посмотрел на великого инквизитора, испрашивая взглядом разрешения начать пытку. Но дон Диего молча покачал головой.
; - Веруешь ли в Господа нашего Иисуса Христа, сын мой?
- Отче! Во что  я верую - не имеет ни малейшего отношение к нашей беседе. Или наоборот - имеет отношение ко всему живому в этом мире. Я знаю четыре Благие истины,что были поведаны мне в далекой стране желтых людей.
- Еретик! Нет истины вне лона нашей матери-церкви! Как нет и спасения вне веры христианской!
- Отец мой, вы же согласитесь, что жизнь есть страдание? И,что у этого страдания всегда есть причина? Вот как сейчас- мое тело,будучи распятым стене, страдает от весьма неудобного положения. Так же и любое страдание, имея начало имеет и конец...
- Твоя речь выдает благородного человека - слишком правильные фразы, слишком много в них науки. Видно, что ты обучен вести диспут и ораторствовать. Истины, что ты пытаешься проповедовать, отнюдь не новы. Об этом знает любой клирик, не говоря уже об отцах церкви. Но твое смирение и кротость наводят на мысль о долгом пути учения и схимны. Кто же ты?
- Благородный муж дон Диего Сармиенто де Вальядарес не может опознать в нищем бродяге старого друга?
; Пол покачнулся под ногами духовника королевы. Ухватив пальцами ворот инквизиторского облачения, словно ему не хватало воздуха, дон Диего вытаращился на спокойно улыбавшегося ему сумасшедшего. Эти черты лица... Мимика, выражение глаз... Тот, кому полагалось лежать в могиле уже почти двадцать лет, по ком были им лично отслужены поминальные службы - висел прикованный цепями к стене!
- Хосе?! Но ты же мертв! Изыди, нечистый! Никто из посольства не вернулся, чтобы рассказать... Нет, это сатана искушает меня за грехи! Ты же мертв!
- Вижу, что ты меня узнал, досточтимый дон Диего. Горожане рассказали мне, что главным инквизитором Арагона сейчас служит некий Де Вальядарес. Не думал, что это ты. И уж тем более не хотел «воскресать из мертвых». Моя  «жизнь после смерти» была простой, как завещали нам сами Апостолы — сбор милостыни, сон под открытым небом, проповедь любви к ближнему... Видя лишь одно страдание вокруг, я лишь пытался помочь другим.
- Вера без ритуала и церкви ничто! Человеческому стаду всегда будет нужен пастух. Ты отрицаешь примат Папы?
- Папа лишь человек, слабый и старый, а не ставленник божий, который выше всех остальных. Вы забыли о том, что должны служить людям, превратили Святой град в бордель, торгуете церковными должностями, отпуская грехи богатым и сжигая на кострах всех, кто хотя бы задумается о реальном положении вещей в этом мире..
Поняв, что он сейчас сойдет с ума, дон Диего дал знак начать пытку, а сам отвернулся к стене.
Глядя на неровную кладку каменных стен, вдыхая запах паленой человеческой плоти, великий инквизитор пытался найти единственный путь, дававший ему возможность сохранить свою должность и жизнь друга одновременно. Он не мог ни пойти к королеве, ни вынести вопрос на решение Верховного суда. Даже малейший слух, выскользнувший в мир из Черного дома, поставит крест на его карьере. Наградой за долгие годы службы станет одинокая келья в забытом всеми монастыре и долгое покаяние. Стоит ли результат всех его трудов, а свою должность он воспринимал именно как заслуженную награду, жизни давно всеми забытого еретика? Да и эти его идеи о всепрощении и помощи другим — вырвись такое в мир от имени, пусть и бывшего, но отца церкви, и все старания привести народ к покорности пойдут прахом.
Оглянувшись через плечо, он увидел лишь глаза, полные сострадания к нему. Гнев захватил всегда выдержанного в речах и жестах Великого Инквизитора. Подскочив к висевшему человеку он заорал от бессилия и злобы:
; Расскайся! Ты же давал обеты, знаешь все таинства!!
; Нет, мой старый и давно покинутый брат. Мне не в чем каяться. У тебя не получится одновременно спасти меня от огня и сохранить свою должность. И душу.
; Покайся в ереси, воссоединись с церковью и я лично буду просить за тебя Папу!
; Кроме трех первых истин, что поведал я тебе под клеймом палача, существует еще четвертая благая истина, суть которой в следующем: как есть страдание, как есть причина страдания и прекращение страдания, так есть и Благой путь, ведущий к этому. И моя смерть лишь один из необходимых его этапов.
- Ну,что же, пусть будет так, раз таков твой выбор. Ты будешь сожжен, как безымянный и не раскаявшийся еретик в день Святой Троицы.
- Почему?
- Почему безымянным? Да потому,что я лично тебя отпел и саркофаг твой, в котором лишь пыль земная, покоится в семейном склепе рода де Гусман. Да и не стоит смущать умы черни историей про не святого святого отца. Посему - сожжен ты будешь неизвестным никому сумасшедшим, который пришел в наш город из далеких восточных земель.
- Хорошо, пусть будет так. Прикажи, чтобы меня поместили в одиночку на нижнем уровне и не тревожили до часа казни.
- Прощай! Мы не увидимся больше в этой жизни, да дарует Господь тебе прощение за ересь твою.
- И ты прощай, да будет перерождение твое благим, мой друг.
...Когда отслужили мессу и костер начал лизать обнаженные ноги прикованного к столбу человека, великий инквизитор дон Диего Сармиенто де Вальядарес не стал отводить взор от жуткого зрелища. Смерть бывшего друга, ставшего еретиком и врагом церкви, уже не трогала его сердце. Но взгляд, прорвавший пламя и пробивший душу насквозь, вызывал в нем низменную дрожь ужаса. Ибо не было в том взгляде ни страдания, ни ненависти - лишь смирение перед судьбой и всепрощающая доброта. Доброта Спасителя, смотрящего на римлян, собравшихся у подножия креста.
Когда прогорели дрова, изумленные альгвасилы не обнаружили на месте сожжения ни костей, ни цепи, которой еретик был прикован к столбу. Но об этом было велено молчать под страхом отлучения от церкви. По неподтвержденной легенде, нищего монаха с чашей для подаяния видели потом неоднократно на различных дорогах королевства.
Дон Диего скончался в добром здравии спустя пять лет и три месяца после аутодафе. До последнего дня своей многотрудной жизни он носил на левом запястье дешевые старые четки, сделанные из темного дерева в далекой восточной стране...
"Записано смиренным монахом Альфонсо из ордена Святого Франциска  в год одна тысяча семисот пятый от Р.Х. в Толедо."