5.
«Что-то всё ничего не происходит и не происходит» – подумала как-то Алёнка и поправила причёску.
В атмосфере царил относительный штиль, но раскачалась она изрядно. Её короткая юбочка то и дело приподнималась, но тот, кому могло бы быть всерьёз интересно её межножье, как обычно был на манёврах.
Она пыталась ему понравиться уже третий месяц, но пока в ходе событий не было ничего обнадёживающего. Вместо того, чтобы заинтересовать собой Парасольку, она лишь настроила против себя Симу, которая первоначально тоже была нужна Алёнке совсем в другом качестве. Даже Тяпа то и дело бросала на неё косые взгляды, а однажды даже не позволила Андрюше взять синее яблоко, которым Алёнка пыталась его угостить. То есть картина жизни была вполне безрадостной, а размышления Алёнки о своём будущем – совершенно неутешительными.
Покачавшись ещё с часок, она наконец отправилась домой, чтобы успеть навести красоту к возвращению Парасольки в город. Стояла пятница, которую Алёнка привыкла считать относительно удачным для себя днём.
Однако дома её ждал неприятный сюрприз. На крыльце, у порога, лежал красный почтовый конверт. Сердце её упало. Она так и знала. Как чувствовала!
Пока девушка вскрывала конверт, надежда ещё агонизировала в её душе, но… вероятно в эту пятницу у чудес был выходной день.
На чёрном в фиолетовую клетку листке бумаги жёлтым фломастером было написано:
ГДЕ РЕЗУЛЬТАТ?
И подпись размашистым почерком:
ЧИНГАЧГУК
Заплакать она не успела лишь потому, что в следующую секунду Ваня выволок её из квартиры и принялся раздевать.
6.
Мне очень хочется полагать, что подлинная причина Ваниной страсти к раздеванию кукол не требует публичного озвучания. То есть, хочется мне надеяться, что ты, читатель, уже и так обо всём догадался. Ну да! Ну конечно! И Симу и Алёнку он раздевал только от… безысходности!
Истинным же предметом его ещё неумелого и рассеянного вожделения была его тётя, Наташа; девица двадцати трёх лет отроду, стройная длинноволосая брюнетка с хорошим вторым размером груди.
Однако даже в свои шесть у Вани хватало ума, чтобы понимать, что раздеть эту сладкую умницу в реальности – дохлый номер. И как это всегда бывает с людьми, когда реальность категорически препятствует осуществлению их смелых мечтаний, он, опять-таки от безысходности, тоже, как и абсолютное большинство мужчин, был вынужден построить другую, более перспективную для себя, юного эротомана, реальность. Этим самым, прямо скажем, небеспрецедентным строительством Ваня и занимался каждый вечер перед тем, как отдаться Морфею, а иногда и в процессе дневного сна.
Вся проблема, как он правильно определил, состояла в том, что Наташа… не была куклой. В принципе, этим она и привлекала его, но это же обстоятельство и разбивало его мечты в прах. То есть, если бы эта книга писалась несколько в ином жанре, можно было бы ляпнуть что-нибудь вроде того, что в первую очередь мелкий Ваня любил в Наташе абсолютную невозможность обладания ею. И даже было бы можно продолжить так: именно потому, что Ваня, в принципе болезненно любил невозможность всякого рода, он подсознательно и избрал объектом своей страсти Наташу. Но только сие, если и не совсем чепуха, то уж из другой (и, кстати, более скучной) оперы точно.
На самом деле, тогда всё ещё было проще. Ему просто очень хотелось её раздеть. Раздеть своими детскими руками и, конечно, против её воли, поскольку никакая взрослая женщина, даже если она и не совсем в здравом уме, не позволит раздеть себя донага какому-то даже не мальчишке, а ребёнку дошкольного возраста. «Поэтому, – размышлял Ваня, – скорей всего Наташу придётся связать, чтобы она не могла мне сопротивляться»
Сказать по правде, Наташа действительно была очень красивой девкой и, более того, обожала секс. За год, прошедший с момента её легальной, ввиду замужества, дефлорации, она настолько прикипела сердцем ко всякого рода совокуплениям, что, в принципе, больше не могла ни о чём всерьёз думать. Однако её эротический быт, как, собственно, и фантазии, совершено исключали присутствие в них Вани. Само собой, ей это и в голову не могло прийти.
Да, куклой она не была. Ни в коем разе. Но самым главным отличием Наташи от Алёнки и Симы, о чём Ваня, в силу своего возраста, мог только догадываться, была… вагина, то есть половая щель. И именно в эту щель так и хотелось ему проникнуть, хоть сам он ещё и не знал об этом.
Но щель охранялась. Да-да, половая щель красавицы тёти Наташи, двадцати трёх лет отроду, охранялась не хуже, чем мёртвый дедушка Ленин в своём мавзолее. И не то, чтоб её щель охранял её муж. Нет. Во всяком случае, далеко не в первую очередь. Наташину вагину охранял от Вани никто иной, как собственной персоной его величество Миропорядок, ибо где это видано, чтобы дети дошкольного возраста сексуально доминировали над половозрелыми особями!
«Пожалуй, было бы здорово, – подумал как-то раз Ваня, – уменьшить Наташу до размеров Алёнки! Тогда она бы и оставалась живой, но никто не знал бы, где её искать, а я бы делал с ней всё, что захочу. Может, есть такое волшебное слово? Или, может быть, существуют такие таблетки?»
Затем Ваня стал фантазировать, что бы он сделал с Наташей, если бы ему и впрямь удалось её уменьшить. Он так увлёкся, что и сам не заметил, как к нему подкрался вышеупомянутый Морфей.
7.
В ту пятницу, перед тем как выйти на марш танк сунул майору ствол чуть не в ухо и прошептал: «Видишь ли, какое дело! Короче, есть основания полагать, что скоро начнётся война! Откуда знаю – не спрашивай. Всё равно не отвечу».
– Да иди ты!, – присвистнул майор и почесался, – а Ванятка в курсах?
– Надеюсь, что нет, – ответствовал танк, – если не вовремя узнает – не выживет. Предлагаю его беречь, вот что!
– Ясен буй!
– И ещё. Раньше лета они не начнут. За этот безглуздый май ты должен врубиться, как проникнуть ко мне вовнутрь. Это важно. Там, у меня внутри, имеется бордовая кнопка…
– В описании ничего об этом не сказано – перебил Парасолька.
– Не перебивай, – перебил его танк, – в описании, ясное дело, этого нет. Описания – они для того и пишутся, чтоб истину застить! Короче, бордовая кнопка – это гашетка. Если делаешь «double-click» – это обычный тротил. А если просто «нажал-отпустил», то есть вероятность – это он…
– Кто он-то?
– Уран-235-й, кто-кто… То есть, говорю, есть вероятность такая. Может, оно и ничего там нету такого. Может тоже обычный бронебойный, но… вероятность есть. Если это «ядер», то сам понимаешь… тут право надо иметь.
– Или хотя бы полагать, что имеешь… – мог бы подумать Мишутка, если б был в курсе этого разговора. И в этих своих мыслях он мог бы продолжить и дальше, то бишь начать размышлять о правах как таковых и о всяческих связанных с ними мыслимых и немыслимых парадоксах. Однако, на тот момент Мишутка, как и Ваня, всё-таки ещё не был в курсе.
– Ладно, буду разведывать. Рекогносцировку хочу обещать на уровне! – как бы заверил майор и натянул шлем.
– Це добре! – пролязгал танк и кивнул пластмассовой башней.
На марше в тот день было скучно. Они, конечно, в учебном режиме задавили пяток оловянных солдатов-срочников, но в целом манёвры прошли как-то вяло. Ничего интересного. Всё как всегда. Да и что с ними ещё делать-то, со срочниками, если они так скверно маскируются? Да, к тому же, они всё одно бессмертны. То есть если и умирает в них какой-нибудь Петя, то уже на следующий день в том же самом оловянном их теле обретает свою вечную скучную жизнь какой-нибудь Вася, а то и вовсе Серёжа. Условность – она и в Ерусалиме условность.
О войне больше практически не говорили. Только совсем под завязку, когда уж засобирались обратно в город, Парасолька спросил:
– А с кем воевать-то будем не слышно?
– Да, в общем, слышно. Поговаривают, что с «резиной»… Если и впрямь, то, конечно, бог его знает.
После этих слов танка майор вздохнул и шмыгнул носом, а про себя подумал: «Ну что ж, на крайняк можно обойтись и без «double-click(а)». Действительно «что ж»! Такова безысходная мудрость военных.
В тот вечер Парасолька не обнаружил на КПП куклы Симы. Накануне её накрутила Тяпа в том ключе, что ей, де, надо майора заставить себя уважать. И вообще немножко «сбавить стереотипы». Так и сказала. Спору опять-таки нет, неисповедимы пути господни! Так и обезьянка Тяпа непонятно с какого рожна, прослыла у них городе дамой многоопытной, умной и рассудительной.
Парасолька уж было и начал удивляться отсутствию Симы, но вдруг заметил, что кто-то несётся ему навстречу в облаке сиреневой пыли. Это была Алёнка. На ней была белая рубашка с эмблемой детской пионерской организации на левом рукаве, кожаная мини-юбка с разрезом на заднице и чёрные колготочки в сеточку со швами позади, призванными окончательно убедить всех, кто ещё не понял, насколько у Алёнки стройные ножки.
Девушка бежала так быстро и так давно, что не успела сходу притормозить. Так Парасолька впервые был вынужден её приобнять. Он стоял, обнимая её пластмассовое тёплое тело, и думал об ужасах ядерной войны.
Когда Алёнка наконец отдышалась, он поймал себя на том, что мнёт в руках её левую ягодицу. Это удивило его.
«Гм…, – начала девушка, – знаешь… м-м… нет, ну ты прости меня, ладно?.. ну… то есть… нет, ну я, в принципе, извиняюсь, что вообще существую… м-м… э-э… слушай… м-м… ну то есть просто у меня есть идеи…»
8.
Сима шла по тёмному переулку от Тяпы к себе домой. Шла не просто так, а безмерно радуясь тому обстоятельству, что, как ей казалось, у неё наконец появились веские основания для самоуважения. С чего она это взяла – яснее ясного. Это Тяпа ей насвистела про то и про это и как следует поступать, чтобы любимый мужчина то-то и то-то. То есть про «кнут и пряник»; про то, что надо быть независимой и смотреть на всё с позиции, как лучше тебе самой; что надо быть лакомством, дорогим подарком, вознаграждением за упорную мужественность; ну и прочую бабскую чепуху.
И Сима действительно шла по тёмному переулку, вполне довольная собой и тем, как круто и правильно то, что она не вышла сегодня встречать майора. И она радовалась бы вероятно до самого своего дома, а то и до завтрашнего утра, но вдруг кто-то подскочил к ней сзади и в мгновение ока нахлобучил ей на голову пыльный мешок. А в следующую секунду у неё за спиной уже щёлкнул замок наручников, в которые кто-то ловко и быстро просунул её пластмассовые ручки.
Конечно, если бы Сима была человеком, она бы немедленно превратилась в животное, как это свойственно людям в момент опасности. Но Сима была всего лишь смазливой куклой. Поэтому вместо того, чтобы закричать, оказать сопротивление или хотя бы по-человечески испугаться, она просто сменила общее направление своих, с позволения сказать, мыслей. Тем временем её запихали в оранжевую «Волгу-Волгу», и машина тронулась с места.
Некоторое время в салоне царила полная тишина. По всей видимости, похитившие Симу граждане были несколько удивлены, если не обескуражены, тем, что девушка не визжала, не кричала, не плакала и не кусалась даже в момент «задержания». Но для агентов спецслужб, а это были именно они, удивление, как известно не является основанием для нарушения молчания. Их было трое, и они даже не переглядывались. Один из них сидел за рулём, а остальные, тайком друг от друга, медленно обжимали зажатую между ними Симу через мешок. Запустить руки внутрь оба пока не решались.
Сима подумала ещё минут пять, прежде чем в её пластмассовой голове с кристальной ясностью прозвучало следующее: «Если это похищение, то едва ли с целью изнасилования. А то, что кто-то щупает меня в районе груди и низа живота – так это естественно почти в любой ситуации. И тем не менее, всё-таки не мешает спросить, куда мы едем и, если будет уместно, справиться и о целях».
«Мужчины, а куда мы едем?» – спросила Сима. Оба агента на заднем сидении переглянулись, после чего вперились в затылок сидящего за рулём. Тот покачал головой из стороны в сторону, как это принято у индусов, а потом-таки обыкновенно кивнул. Задние агенты снова переглянулись, чтобы безмолвно договориться, кто из них будет отвечать и хором сказали: «В ГДР!..»
Сидящий справа от Симы продолжил:
– Ты, крошка, арестована ввиду целесообразности психологического воздействия на генералитет вашей квартиры!
– Учтите, у меня нет вагины! – на всякий случай предупредила девушка.
– Цыплят по осени считают… – глубокомысленно заметил агент, сидящий от неё слева.
– Нам твоя вагина и на член не упёрлась! – сказал правый и тут же проверил, правду ли она говорит.
– Да, – подхватил левый, – а вот тот, кому она дороже жизни, вот он-то нам и сослужит службу.
Сима задумалась внутри своего мешка, покусала немного свои полные губки, понадувала вечно румяные щёчки и спросила:
– А что такое ГДР?
– Приедем – узнаешь! – ответили ей.
– А когда мы приедем? – не унималась девушка.
– К утру будем… – ответил левый и поморщился, встретив на Симином лобке руку правого.
– Через десять минут въедем в Польшу, – наконец заговорил рулевой, – там хо-ороший лесок будет…
Задние агенты синхронно расплылись в улыбках. Через какое-то время «Волга-Волга» действительно въехала в лес, а потом и вовсе съехала с трассы, и медленно покатила по лесной дороге. Сердце Симы заколотилось. «Снимите с меня мешок! Я не убегу!» – попросила девушка.
– Пожалуй… – сказал правый и снял.
– Да, это уж вряд ли, – согласился левый, – бежать тебе не удастся. И кричать, в общем-то, поздно…
В этот момент машина остановилась. Под рулём послышался звук растёгиваемой молнии. В ту же секунду пластмассовую Симину голову втиснули между спинками передних сидений, и рулевой скомандовал: «Открывай рот!..»
целиком и прочее: http://www.m-a-x.guru/