Как мир меняется вокруг нас, он каждый день обновляется заново. Каждый предмет, каждый вздох выглядит по-другому, но мы этого не замечаем, мы иногда видим всё одно и тоже, хоть так отчасти и не понимаем, что всё — меняется…
Именно этим я всего так и добился. Иногда так одиноко смотреть в них, озирая своё око на бесконечный взгляд прохожих друг другу. Шелест и вьюга в разные периода, кажется всё мне соблазном. Думаю вечно сидя у окна, как же всё бесконечностью тонет сверху солнца смотря, а когда вечереет уже становлюсь не тот, я.
Какими-то моментами всё становится нереальностью, в моём окружении и в моём поле зрения я не вижу ничего объективного, материального, как духовное и образное, как бокал или ложка. Лишь календарь, что виднелся и висел на моей стене в прихожей, в нём четыре заметных числа виднелись крупным мне шрифтом — 1967.
И стояла сейчас глубокая осень, позади все печали теперь, я несомненно буду порывом идти стариною теперь, в эти дали, где видел себя – человеком, а не тот что сейчас меланхолик.
Ничего не вспоминаю, ничего там не вижу, всё как в тумане и виднеется лишь пустотой.
Несомненно я помню, что помню те дни и года, когда был в них порождён, а сейчас они утратили свой час и остались в плену моей памяти, раз за разом они шли кругами несчётными, их веял по кругу мой ветер опять, метясь и плавно кружась, своими отрезками у меня в голове.
Лет 10 назад всё было так, как помню что гулял в тот день, воскресенья, и был один, без посторонних плеч и глаз с себя не охватал, по пустым фасадам плутая медленным шагом и смотря назорливым взглядом в прекрасную даль, что ждёт впереди. Помню и это я вспоминание…как прекрасно оно…не людей и ни запаха пыли, только аромат цветов откровенных мне пахли чудесным моментом и втягивать носом их насыщенный плод окрыления.
Спустя тот момент, прошло немного опять, другое моё вспоминание, даёт мне видеть иное, что чуть другое, но не совсем столь иное. Под зоркой луной, будто солнце ночи, холодным ветром донося позади, шумел издали в спину мою.
И шёл я тогда со своими друзьями, болтая о прошлом и о будущем ближним, какого оно будет, и каковым оно было…наше прошлое…
Опять же осенние были тогда периоды, по разным участкам своей я земли, шёл и смотрел на верхушки деревьев, с каждым днём их всё меньше и меньше, но тогда смотря прямо я увидел – её. Мне была симпатична, прелестна она, стеснительна и немного обманчива, но ликом вдумчивым.
Тогда думал, что ей я понравился, думал что будто зеркальным эффектом ко мне эта ласка придёт, но тут-то же понял, что это зеркало, мне другой стороной…
Сразу ведь понял, что не любила, как я тогда оком зеницы сразил себя сам обманчивым образом действия – влюбиться
как в юность опять…
Но тогда не чахнув в сомнении, подойти или ждать опять мне теперь, но рискнув, я это сделал, я подошёл и спросил:
- Как дела?
Без «привет» обошёлся начав диалог, мне так неуместно потерпеть эту боль, но как начало всё портит опять, язык заплетая в изворотливую гладь.
Ведь было ведь это…10 лет тому назад, я всё помню, будто это сейчас, как врезалось в память мою, этим рассудковым днём.
Ответила мне тут же разом она:
-Хорошо…
Так тревожно немного улыбаясь, поняли друг друга, не то место, не то время для обоих теперь, зачем встретились тут, и зачем ведь тогда? Раз для нас это место так тесно.
Сам не знал что сказать, и решил промолчать…
Тогда смотрела на меня, а я стол молча, взгляд держа не на неё, просто знать хотел зачем...начал этот диалог…
По простору ветер вея, что дул в затылок, якобы напоминав
что тогда в момент тот было, коль не радость иль тоска…
Быстро нагонял себя необъятною волною мыслей, и тогда ушёл метясь…
Идя против ветра с обречённой тоскую, и гною в душе себя ненавидел больше всего что есть на свете. Упустил свой я шанс, опять в пустоту, клеветал ведь опять, что судьба так угодна, моим горем плоды поедать, а мне вместо этого – горевать.
Есть шанс развернуться, и всё снова начать, но те вспоминания что минуты назад…уже не унять…
Такова наша роль что-то терять, а взамен получать достойный престиж ко всем мелочам. Но мне эта мелочь совсем не нужна, я хочу чтобы было, чтоб что-то понять.
Всё же вернувшись обратно к ней быстрым шагом…
спросил я её: -Простите, мадам, я столь груб, и ужасен, я неправедный вам, не сочтите меня как это откровение.
Она ответила мне улыбаясь: - Я вас прощаю, я Эвелина, а вас как зовут?
В тот миг я и имя своё забыл, будто не знал никогда, я будто забылся от этих её слов. Во мне что-то мелькнуло и вспомнил я вновь…
- Брунс. Брунс Меленгорс.
Она сказала тогда: -Мне очень приятно…с вами познакомиться, вы очень забавный.
Ответив ей мигом: -Может быть встретимся? Если ли у вас кто-то сейчас?
-Ах, нет, я свободна. Ну хорошо, ну а где?
Я не знал что сказать…
-Возле цветочного парка. У входа. Идёт?
-Идёт, хорошо. А в который час?
Совсем я забыл про время напомнить, и всё растерял я в голове, весь порядок следующего дня. Назначил ей встречу в это же время, хоть даже сейчас и не знал, который сейчас час.
-В это время, я буду вас ждать вас тут.
-Хорошо, я приду.
Тогда разошлись и оба ушли, отдаляясь спинами по разным путям.
Ещё ведь я помню…сидя сейчас у окна как мятежник, скованный нитью гладкой как шёлк, смотря в эти окна, чтобы были вдеты в эти старые белые рамы, тресками белой краской, что сыпалась ветром, сквозь узкие щели, под этим насыщенным цветом, скрывалось чёрное дерево, что когда-то имело другой свой естественный цвет.
Сидел и вспоминал, ещё какие-то вспоминания, что-то было, что-то нет, может моя память сама воротясь что-то напомнит сама о себе, или даст знак, что хватит мечтать, о том что забыл и пытаюсь я вспомнить.
Когда встречался с друзьями, и им говорил о былых временах,
как всё было иначе…и как всё сейчас…как-то я был счастлив, когда делал дела…они меня слушали и говорили «Дурак».
Может быть им не понять тогда всю эту суть, что я говорю, но точно знал ведь, что говорю лишь правду им.
Как холодною зимой, я спасал невинного дитя, что бежал под колёса машине, пытался угнать из себя душу, но я его спас.
Увидев его, я бежал к нему быстро, думал что только я его спасу, и никто больше другой, это моё дело, моё право.
В тот невинный миг моей надежды я пронзал себя какой-то мутью, всегда я так казался во время тех сомнений, ситуаций, и тут я оказался здесь. Я бежал…бежал к дитя, и схватил его за маленькие плечи и бегом отвёл с дороги, ему было лет 5, может 6, совсем ребёнком был совсем, а уже пытался доказать себе, что жизнь прожил видя сметений и горе радости наведал до поры отчаявшихся слёз, что привели к этому неправильному ходу.
Рассказав им эту мою часть недавней жизни, они не верили мне снова, что бредун и с ума шедший, для считался новым знамям. Не мне право судить за их сугубо недоверье мне, а мне не внушать их в это поверье для меня, каждый думал сам за себя и делал сам решение. И для себя, я сделал тоже.
Как упомянул я раньше, о той женщине опять, что понарошку
так влюбился, неосторожно, расспросив на месте обо всём, ибо ума лишён был миг прекрасный для себя, что видел я не каждый день. Спустя те сутки, те для меня 24 часа, я пришёл на то самое место, я пришёл чуть раньше, но ведь думал, что она придёт раньше, но всё было с зада на перёд. Я стоял без ничего, как первое свидание прошло. Я стоял и просто ждал, как вкопанный, боясь осматриваться куда-либо, смотрел я только вперёд, и никуда больше.
Она подошла ко мне со спины, и сказала первой «Привет.»
Я тут-то же ответил так же, но таким невинным голоском от неожиданности её, вдруг меня поработило, и тогда мы просто так болтали и гуляли по красивому парку, где я всегда почти проводил всё своё детство. Сам даже не ожидал, что всё так само собой получилось.
Никто мне снова не верил опять, мои высказывания зашли так глубо им под уши, что он меня так многими судами отказались, дабы я бредун и с ума шедший, опять не верил мне никогда, но я им говорил:
-Я помню это!
Они твердили словно хором мне в ответ:
-Этого нет, не будет, и не было никогда!
Ты себя даже не помнишь, чтобы помнить что-то, а тем более даже это!
Вот тогда я взбушевался, я оправдался и пытался им доказать, что я всё это не придумал, что было так и сяк! Что меня она ведь полюбила, но разлюбил её в тот миг!
Тогда пред ними свыше голос свой потрёп, я кричал им вслух правдиво, дабы донести слова из уст своих им вспять крича как можно громко.
В их замолчанных глазах, уже увидел или понял, что тут-то я был совсем не прав, тут-то вспомнил дни свои опять, смотря на них на врагов, окружившие меня тленою вдоль тел своих живых, мне просто так казалось снова, в груди слыша ритмичный стук, что жар мне по лицу гоняя, чуть сгорбив свой престол чуть ниже и чуя как холод от спины, и по самое колено пробежал быстрее пумы.
Вот тогда мне стало стыдно, в их глазах я потерял всё, доверие и дружбу, для них я стал опять чужак, и ведь помню, 10 лет тому назад…
Я столько раз себе и им твердил, что мой, искусный разум всех сильней, я не сказочник какой-то, я не писатель, не поэт, я просто обыкновенный человек, что себя обманул однажды, и это было столько лет тому назад. Смотря сейчас на момент, в пустые окна эти, ничего уже не вижу, не хочу ничего я принимать, лишь закурить последнюю сигару, о которой мечтаю много-много лет, не дотянуться, не вкусить, ядовитый мне табак.
Все они ушли теперь и остался я один, сколько им не утверждая, что говорил о воспоминаниях своих былых тогда годах, что со мною они тогда были всегда, в голове своей держа их высоко как только можно, и кроме них ничего не помню больше, будто нечего и вспоминать.
И сейчас сказав вам всё как было, что я вспоминаю…
сейчас сижу и смотрю в окно такое, прозрачное и холодное, так в дали за ними виднелись мне решётки таковые, что были то как снаружи, то внутри, своими концами приваренные к оконной раме, как снаружи всё обвод металлом обделяло это око. Сидя на стуле дольше часа, положив ногу на ногу свою, руку правую подставив к своему лицу и делая безумный, но тихий вид.
И вот уже как усомнившись, отвёл я взгляд от этого затишья, сразу мне были видны, белые, мягкие стены. На них не было никаких календарей, никакого 1967, ничего мне не виделось, ничего я не помню, я не помню как зовут меня самого, всё позабыл настоящее, но помню своё вымышленное прошлое.
Так и я тут застрял по навечно, неважно когда я уйду, но знаю что белые стены, в моих глазах бесконечно останутся тут, и каждый день я всё заново буду снова и снова опять сочинять, своё то прошлое, то будущее мне столь уж известное, всё, и на этом начало, закончится мне бесконечной тоской.
Я раб своих мыслей, и с ума я сошёл, мне никто не поможет, и тут я один. И все последние годы, замурованный здесь, смотрю я в окно и вспоминаю тот день, как впервой сочинил, свою первую мысль…