Ситуация

Галина Марчукова
        Когда я училась в седьмом классе, у нас был предмет – Конституция СССР, раз в неделю. Учительница по Конституции была очень красивая женщина: высокая, статная, с короткими чёрными волосами. Я почему-то представляла её в кожаной куртке и в красной косынке, впряжённой, вместо лошади, в тачанку.
       Как-то раз на уроке объясняет она статью о достоинстве личности. Класс слушает, а я смотрю на свой учебник на парте. Раньше не было специальных обложек, и мы оборачивали учебники в бумагу. Мой учебник был обёрнут в пергаментную бумагу. В одном углу бумага отошла от книги, и я решила натянуть её на обложку. Раздался хруст.
     - Не шурши! – прикрикнула учительница и продолжила рассказывать о том, что ничто не может быть основанием для умаления достоинства личности.
Я притихла, но развёрнутая книга не давала мне покоя. «Одно движение и всё будет в порядке», - подумала я и примяла непослушную обёртку. Бумага опять издала хруст.
     - Я кому сказала! - рявкнула учительница. Щёки её пылали. Громким голосом продолжала она рассказывать о том, что никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию. Говорит, а сама косится на мой учебник. Я тоже жду, когда она замолчит, и я последним усилием верну непослушную бумагу на место. Дождалась. Раз!
     - Два! – и я вижу её, возвышающуюся над собой.
«Да у неё усы! - мелькнуло в голове. - Как у тигра, когда дрессировщик резко ты-чет ему в морду хлыстом, а тот, оскалившись, рычит».
Теперь я понимаю. Ну, подойди учительница, возьми мой учебник и положи его на свой стол. Всё. Или прерви объяснение и скажи с улыбкой: «Давайте подождём, когда она обернёт учебник». Мне было бы стыдно, и я бы не притронулась к обложке. Но нет.
     - Два! В журнал!
     Через неделю на уроке Конституции учительница (вот убей, не могу вспомнить, как её звали) вызывает меня. Я встаю и молчу. Не знаю, что со мной, просто не хочу отвечать.
     - Два! – не криком, а таким тихим зловещим голосом сказала она, что её усы застыли как придорожные столбики.
Ещё неделя прошла. Две двойки. Кошмар! А за это время прошли другую статью  о том, что каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Я учу уроки.
     Последний урок по Конституции. Через неделю конец четверти. Вызывает. Молчу. Ещё двойка. Три двойки! За четверть будет двойка. Как пережить это?
Теперь-то я уверена, что не я одна не сплю ночами, не спит и учительница. Кто на педсовете разрешит ей поставить два в четверти по Конституции? Не по математике, не по физике, а по Конституции? Вызвали в школу маму.
У нас красивая школа. Широкий коридор, на подоконниках горшки с цветами. Так заведено, что на переменах ученики прогуливаются по коридору. Идут по двое, по трое, разговаривают, повторяют уроки. Дежурные учителя не разрешают сидеть на банкетках, сгоняют двигаться, двигаться.
    Мы стоим у подоконника: учительница, мама и я. На нас все смотрят, кто с любопытством, кто с сочувствием. На маме белый шарф с длинными кистями. Мама нервно заплетает кисти в косички, учительница говорит, говорит, говорит. Поток прогуливающихся замедляет шаг, проходя мимо нас, прислушивается. Когда я увидела третью косичку на мамином шарфе, меня как ошпарило! «Что я делаю?» - пронеслось в голове. «Чем я лучше “усатого тигра”? Маме это за что?».
   - Я знаю все параграфы, - быстро сказала я. И начала рассказывать и о достоинстве личности, и о праве на свободу и личную неприкосновенность, и о праве на защиту своей чести и доброго имени. Усы покорно улеглись и поплыли в улыбке вместе с губами. «Сейчас замурлычет» - с отвращением подумала я.
     В журнале появились две пятёрки: одна  задним числом перед двойками, другая – после двоек. Инцидент исчерпан. В четверти вышла тройка. Единственная.
     А самое интересное – это то, что мама меня не ругала, мы даже не вспоминали об этой ситуации.  Почему же она так врезалась в мою память?