Странное дело, в кого пальцем не ткни, каждый открыто или же тайно только и делает, что мечтает о чуде. Мечтать о чуде у аборигенов среднерусской возвышенности самая важная, тонкая, можно сказать, что и филигранно работа. Занимающая кусок жизни, по времени сопоставимый с кругосветным путешествием… В одиночку… На вёслах… Без компаса…
Само чудо при этом маячит над великой равниной этаким экзотическим фруктом, что вроде бы уже готов вот-вот сорваться.
Но то ли фрукт этот слишком хитёр (одним словом, фрукт), то ли условия его вызревания оставляют желать лучшего, а только висит он в поднебесье с незапамятных времён, а под ноги не падает.
Если же посмотреть на это самое чудо, как на редкий физический процесс, проходящих в координатах «Время» – «СТГ», (где «СТГ» строго научная аббревиатура от ненаучного «Слава Тебе Господи»), то его незатейливый график, вовсе не представит собой какую загадочную кривую-загогулину. А даже наоборот, на фоне вполне себе скучающей прямой жизненных будней, чудо вздыбливается вполне предсказуемым остроконечным импульсом, единиц эдак в плюс семь, а то и во все восемь. Лишний раз доказывая, что чудо – это всегда «плюс».
Однако именно тут и возникает некий фундаментальный казус, так как чудо оказывается явлением непарным, не имеющим никакой себе противоположности в отрицательных координатных областях. Нет у чуда ни противопоставлений, ни антонимов. Нет, как у белого – чёрного, как у правого – левого, или же, как у верха – низа…
***
Эксперимент не шёл…
Антиох Феофанович Забредюлькин – завлаб «Института Высоких Запросов» почесал в затылке, допил из фарфорового тигля остывший кофе и закурил. Выдохнул в потолок облачко сизого дыма, и, взяв карандаш, стал чиркать на листе бумаги загадочные значки и обрывки фраз, тем самым ещё раз проверяя все составляющие опыта.
- Так… Пройдёмся по всей цепочки с самого начала… Философский камень критической массы? - тут Антиох Феофанович глянул на невзрачный булыжник, помещённый внутрь стеклянного аквариума, и, кивнув головой, поставил на листе жирную галочку, пробурчав утвердительное, - Есть.
Следующим пунктом шёл эликсир инициации, в котором и плавал критический булыжник.
- Есть, - подтвердил его наличие экспериментатор, и стал бубнить дальше, - Животворное излучение?... Есть… Полонез Агинского?... Звучит… Циклотрон?... Включён… Охладитель?... Охлаждает… Нагреватель?... Греет… Вакуумный насос?... Жужжит… Заклинание Брахмапутры-Шумерского?... Заклинает…
Таким образом, все необходимые и достаточные условия эксперимента были в наличии – гудели, булькали и даже шипели горячим паром. А результата не было… На экране монитора ползла скучная прямая линия на уровне белого шума, без каких-либо обнадёживающих всплесков.
Отложив исписанный лист, Забредюлькин зажёг спиртовку, поставил на неё колбу с водой и, добавив пару ложек молотого кофе, стал ждать пузырения и закипания жидкости.
Он уже два месяца бился над исполнением заказа – «Выделение квинтэссенции фундаментального чуда из философского камня». Взялся он за это дело, посчитав его вполне безопасным, по причине исключительной природной положительности ожидаемых результатов, перепоручив остальные темы, такие как - «Создание комнатных галактик» и «Проковыривание микроскопических чёрных дыр» своим подчинённым, у которых постоянно что-то взрывалось, сотрясалось и горело ясным пламенем.
У него же всё было тихо-мирно, хоть после полдника ложись да посапывай. Но при этой тишине и идиллии – полное отсутствие искомой субстанции. Такое положение довольно сильно раздражало Антиоха Феофановича, марало его авторитет и толкало к поспешным действиям.
Когда кофе был готов, Забредюлькин выпил пару тиглей и решил пойти на максимальные токи-напряжения, с зачтением заклинания через громкоговоритель. После чего сосредоточился, включил установку, вывел верньерами максимальное значение мощностей, и через колонки стал вещать магические слова.
Булыжник в аквариуме молчал… Прямая линия на мониторе подрагивала около нулевых значений.
Дочитав до конца заковыристую абракадабру и, увидев, что в испытуемом образце ничего не поменялось, Антиох Феофанович озлился, и от бессилья треснул кулаком по столу, выкрикнув в сторону неподатливой каменюки обидное, - Чтоб ты треснул! Чёртова кукла!
Крикнул, и тут же, от неожидаемой реакции в аквариуме, упал в кресло, наблюдая, как вскипела эликсирная жижа, а из самой чёртовой куклы потянулись струйки вонючего зелёного дыма.
Бросив взгляд на монитор, Антиох охнул и взволнованно прошептал, - Этого не может быть… Этого быть просто не может…
На экране царил крепкий устойчивый импульс, причём царил он, головой вниз, забравшись в неположенные отрицательные значения вертикальной оси «СТГ».
И тут же в аквариуме что-то бабахнуло, и из него полезла такая нечисть, что Забредюлькин на мгновение закрыл глаза от навалившегося страха. Но здраво решив, что именно так и пропадают пропадом, он выскочил из кресла, забился в дальний угол, и лишь оттуда обернулся на взбесившийся аквариум.
Из аквариума с шипением вылезала мерзость. Была она сплошь пупырчатая, осклизлая, с множеством безобразных рыл. Антиох Феофанович взвизгнул и кинулся выключать тумблеры, и выдёргивать вилки из розеток. Последнее, что он увидел, было то, как на груди у мерзкой твари проступило её древнее имя – Юдо!
Забредюлькин опустился на корточки, схватился руками за голову и, зажмурившись, прошептал, - Чудо-Юдо…
Когда обесточенная аппаратура погасла и затихла, пришедший в себя экспериментатор осторожно подошёл к установке, наблюдая как остывающий булыжник, всасывает в себя, только что изрыгнутую гадость, присмотрелся и увидел внутри ещё одного нарождённого уродца. Уродец был мал, неопасен и весь в перьях.
Уже потом, поздним вечером, полностью успокоившись, Антиох Феофанович сидел в кресле, пил из тигля кофе и насвистывал, думая о том, что даже у самых чистых и светлых начал, у которых может быть и нет никаких противопоставлений-противоположностей и строгих антонимов, всё ж таки есть своя тёмная сторона. Сторона, на которой лежит еле-еле заметная тень. Пусть и такая малая, как лёгкое пятно, как пустяковая крапина…