Симоновские семинары

Владимир Морж
Задания, получаемые на семинарах СПР, иногда заставляют задумываться не над темой, не над выполнением этих заданий, а над незаметными и довольно узкими целями, которые ставишь себе как исследователю. Например, к столетию Константина Симонова можно написать журналистский роман-эпопею, потому что количество материала о нём, его судьбе, взглядах и его произведениях огромно. Творчество писателя изучено вдоль и поперёк, что естественно и интересно. С другой стороны, что можно написать о Симонове нового?

Но задание получено, начинаю соображать, что можно добавить. И тут вспоминаю небольшое эссе Владимира Пунина («Окраина. Выпуск 17», Ростов-на-Дону, 2015*), названное автором «Константин Симонов и его «константиновичи».
Это воспоминание очевидца о том, как учил Симонов и какие требования предъявлял к слушателям. Другими словами, Симонов в послевоенные годы в Ташкенте проводил... семинары с начинающими писателями, среди которых были, правда, фронтовики-орденоносцы, а не гражданские лица начала двадцать первого века. Но какая заманчивая параллель с нашими семинарами! Настолько заманчивая, что просто обязана стать предметом обсуждения.

Судя по мемуарам В.И.Пунина, Симонов сознательно не давал объёмных заданий слушателям. Да и вряд ли за время между занятиями (ночь) можно было написать что-то крупное. Не сомневаюсь, что писателем-лектором авторская работа освещалась с нескольких сторон. Но что запомнилось участнику тех семинаров?
В.А.Пунин фиксирует самое первое задание: «вы опишете, что такое «война»; как вы понимаете это слово; за одно потренируйтесь над понятием состояния перед грозой...».
Слушатели вынуждены начать с азов: с короткой фразы или абзаца. И при этом «разгуляться» фантазии негде, настолько конкретные задания.
Но вот прошла ночь, задание выполнено: слушатели сдали свои странички учителю «на проверку» и ждут оценки. И что учитель выделил среди выполненных заданий?
Прочитав несколько из них – коротких, афористичных, – Симонов отметил словами «Неплохо, но много!» вот это:
«– Война пахла бензином и копотью, горелым железом и порохом, она скрежетала гусеницами, строчила из пулемётов и падала в снег, снова поднималась под огнём на локтях и коленях, и с хриплым «Ура!», с матерщиной, с шёпотом: «Мама» проваливалась в снег, шла и бежала вперёд, оставляя позади себя пятна полушубков и шинелей на дымном растоптанном снегу...»
Очень сжатый, на мой взгляд, текст показался писателю слишком навороченным. А требовалась лаконичность. Этот текст хорош и мог бы пригодиться, но не в этот раз.
А что заслужило наивысшей оценки?
«На войне не бывает репетиций, когда можно сыграть ещё для пробы – не так, а потом так, как надо. На войне не бывает черновиков, которые можно изорвать и переписать набело».
Т.е. текстуальное описание войны – не только эмоции, но и осмысление, выводы, результат, из чего и сложится нужный текст. Симонов здесь учит писать коротко, как бы создавая из фраз кусочки смальты, из чего, как в мозаике может сложиться что-то крупное. Это работа на уровне фразы.
И это же правило можно применять при написании уже более солидных кусков и произведения в целом.

А вот – обратный процесс. Симонов делится («Первая проза» из сборника «Конст. Симонов рассказывает». М. «Советская Россия», 1981) своей работой над первой крупной вещью, которая замысливалась романом, но в итоге оказалась повестью о Сталинграде: «Дни и ночи».
Эта повесть писалась трудно. Готовая на три четверти, она лежала в Москве, а автор ездил на фронт по командировкам: Курская дуга, потом новая поездка, потом ещё, ещё... Симонов вспоминает, что было не менее четырёх поездок после Курска, «которые рвали на куски заключительные главы книги. Последние четыре листа я написал... за три дня... Эти четыре листа остались...» нетронутыми. Зато остальное... Симонов «беспощадно «продирал» текст, сокращая, выкидывал целые куски». От надиктованного осталась только половина!
Уже подбираясь к концу повести, писатель вдруг понял, что нельзя в книгу впихнуть «всё, что видел, что помнил, что думал, что сам пережил.» Например, целая биографическая глава превратилась в пару абзацев. Причина – важный для автора кусок «не стал прозой, не стал органичным куском книги, рвал повествование». Писатель понимает, что очень важно не держаться за куски и кусочки текста, которые казались очень яркими и нужными в черновиках.
Окончательная правка «Дней и ночей» привела Симонова к нервному истощению, так много было переделок. Думаю, что отказ от тех самых «кусков и кусочков», глав, сюжетных линий дорого давались писателю. Но он это сделал.
При чтении этих откровений Симонова меня всё время преследовала одна мысль. Вот если бы раньше писатель сообразил, что нельзя давать тексту расползаться по бумаге, если бы он уже тогда знал то, чему учил офицеров-фронтовиков в пятидесятых, может, работа над повестью «Дни и ночи» не была бы такой изнуряющей? Может, материала бы хватило не на одну повесть уже тогда, в 1942-43? И это «разделение» позволило бы автору не рвать жилы, исправляя свои ошибки?
Любопытно, что выброшенная глава о биографии героя повести Сабурова** всё же была опубликована Константином Симоновым отдельно, в 1966 году.

Январь 2016

* https://stihi.ru/2015/05/06/10115
** Рассказ «Полковник Сабуров» завершает сюжетную линию повести «Дни и ночи». Герои повести и рассказа встречаются в послевоенной Германии.