На замерзших окнах общественного транспорта каждый норовил оставить отпечаток своей руки или нарисовать незамысловатое сердечко. Дальше фантазия не заходила. А Веста обычно писала что-нибудь на таких окнах. Ей представлялось, что напишет она свое «Привет» со скромной скобочкой-улыбочкой, и кто-нибудь уставший и замученный прочтет этот, пока будет ехать на скучную работу. И этому кому-то станет обязательно легче на душе, светлее. Поэтому Веста всегда писала что-то такое доброе, чтобы этот незнакомец улыбнулся.
Автобус от учебы до дома ходит один и редко, но его расписание целиком и полностью удовлетворяло неспешную Весту, которая редко когда спешила куда-либо, ибо умело рассчитывала свое время. А пассажиры ей все в этом автобусе были знакомы, потому что видела их уже который год. Поэтому когда под её утренним «Привет» со скромной скобочкой появилось ещё одно «Привет» с резкой точкой, то в первую очередь она подумала на парня в наушниках, который спал по дороге и иногда поглядывал на Весту. А когда она ловила этот взгляд, то он быстро начинал пялиться в другую сторону, найдя там что-то очень интересное. А вдруг действительно он, но просто стесняется?
Веста вывела своим круглым почерком: «Ты кто?». Добавила свою вечную скобочку-улыбку, чтобы собеседник понял, что она открыта для общения.
Девушка отвлеклась на поиск наушников и отключение третьего будильника на телефоне, а потом вдруг увидела, что ей уже написали ответ. Вот именно в этот момент ей вдруг стало не по себе.
«Не знаю».
Веста аккуратно оглядела салон автобуса. Да, тот парень сидит сзади. И в теории он мог бы дотянуться, ему недалеко, а расстояние между креслом и окном вполне позволяет даже в пуховике просунуть руку. Значит, наверняка он. Никаких сомнений тут и быть не должно.
Но они были.
Девушка чуть наклонилась и стерла свою первую реплику, иначе место просто не хватало. Подождала чуть-чуть, пока стекло вновь не замерзнет и не покроется тонким слоем инея, а после ответила.
«Как тебя зовут?»
Но тут уже за поворотом нарисовалась нужная остановка, и Веста ловко подхватила сумку да выбежала на мороз, начисто забывая о своих тревожных и волнительных ощущениях.
Вечером она просто забыла об утре. Вспомнила только на следующий день и ахнула. Села-то на другое место, а того парня нет. Теперь, наверное, и не узнает. Стало немного обидно, но Веста лишь вздохнула и написала на стекле: «Хорошего дня».
«Юм».
Эти две буквы вдруг появились под надписью Весты. Она заметила их только под конец поездки. И вся тревога и волнения вернулись. И появился какой-то трепет перед чем-то неизвестным. Это не тот парень, но кто тогда?
Вопрос терзал её весь день. Она даже не могла нормально слушать лектора, всё время мысленно возвращалась в автобус. Кто сидел перед ней и за ней сегодня? Она решительно не помнила этого. Любопытство чуть не свело её с ума, но вечером в автобусе ничего не было. Ответа не последовало.
Веста лениво сидела у окна и гладила кошку. Марта была большой, белой, до ужаса пушистой (и, кажется, вечно линявшей) и наглой. Отец говорил, что в ней есть какая-то порода, но лично маму и Весту интересовала лишь цена, они обе влюбились в это создание. И вот сейчас Марта приносила пользу – грела девушку.
Книга наскучила, а фильмы интересные вдруг кончились, поэтому сидение с кошкой пока казалось лучшим занятием. Веста без задней мысли подула на стекло и нарисовала сердечко. Улыбнулась своей выходке, а потом вдруг вспомнила про те две странные буквы. Написала их, пытаясь найти смысл.
«Что?»
Буквы пустили в пляс друг за другом прямо на глазах у Весты. Они появились рядом с её «Юм» и сердечком.
Внутри у девушки все похолодело. Она сразу же отогнала от себя прежнюю сонливость и ещё подула на стекло, чтобы оно запотело.
«Кто ты?»
Она внимательно смотрела и ждала, что же будет дальше. Через минуту появились буквы будто по волшебству друг за другом: «Я не знаю».
Веста хотела что-то написать, но вдруг появилась следующая фраза.
«Но меня зовут Юм».
— Странное имя, — хмыкнула вслух Веста и не успела что-либо сделать, как на окне вновь появились буквы.
«Сам знаю».
Веста никогда не верила в призраков и духов. Не считала это глупостью, не думала, что верящие в это сумасшедшие, нет. Просто не верила, потому что никогда особо и не задумывалась об этом. Бабушка ушла, когда ей было лет семь. Девушка скучала, но о призраках не думала. Почему-то никогда эта тема не интересовала и не интриговала.
Не считая сейчас.
«Ты призрак?»
«Ты можешь говорить, а не писать, я слышу».
Веста почему-то улыбнулась. Ей показалось, что тон, с которым это могло быть сказано в жизни, был бы немного скептическим. Она хихикнула.
«Что?»
А вот это бы собеседник сказал бы со смущенной интонацией и обязательно бы отвел взгляд.
— Меня зовут Веста, — сказала девушка. И подула на окно, места мало оставалось.
«Тоже странное».
Тут собеседник бы фыркнул, обязательно бы фыркнул. Веста опять засмеялась. А точка, появившаяся на окне, рассмешила её ещё больше. Точка стала маленькой линией и оборвалась. Веста расшифровала это как раздражение и смущение одновременно.
Если призраки и существуют, то она их явно не боится.
— Ты призрак? — поинтересовалась девушка.
Пару минут абсолютно ничего не происходило. Веста решила, что задала какой-то неправильный вопрос. Спугнуть весьма странного нового знакомого ей не хотелось абсолютно. Её пробирало любопытство, накатывающее с каждой секундой всё больше и больше. Это странное, новое, непонятное, необъяснимое. Это что-то, что влекло к себе. И Веста с грустью поняла, что только что всё это отпугнула.
«Я не знаю».
— А кем ты себя ощущаешь? — уже аккуратней и тише спросила Веста, пытаясь не показаться слишком радостной.
«Никем. Я знаю только своё имя»
Веста не могла уснуть почти всю ночь. Она смотрела на слова на своем стекле и не могла понять, что внутри неё случилось. Что-то перевернулось. Она не могла собраться с мыслями и как-то осознать. Как это – ощущать себя никем? Не просто ничтожным или ничего не умеющим. Просто – никем. Пустотой, воздухом.
Никем.
Веста была никем. Ничем не выделялась, наделенная самыми стандартными русыми волосами да серыми глазами, средним телосложением да абсолютно средним уровнем всех известных ей искусств. Средне танцевала, средне пела, средне рисовала. Она всё делала на том удовлетворительном уровне. Даже в её зачетке красовалось не «отлично», а только «хорошо». Веста не опускалась ниже хорошо или приемлемо. Средний уровень.
Она — никто.
Но нет, вот она, существует, видит свои руки. Знает, что она, откуда она, что с ней происходит. Значит, она всё же кто-то.
А Юм, этот странный Юм – он никто.
— Почему ты думаешь, что ты никем не являешься? У тебя же есть имя, значит ты — кто-то, — сказала Веста утром, смотря на окно. Она подула на стекло, чтобы оно запотело, но ничего не произошло. Наверное, Юм ушел.
«И только».
У Весты только имя. Необычное, приятное. И всего-то. Пять каких-то букв и это — вся она.
Юм. Всего две буквы. А может, его имя стерлось? Может, так люди и исчезают? По буквам?
«У меня такое короткое имя, что мне кажется, что скоро и его не останется», — говорило окно автобуса, а Веста прикусывала губу.
— Нет, ты не исчезнешь, ты будешь в этом имени, — говорила девушка тихо-тихо ночью, сидя около окна.
«И теперь немножко меня будет у тебя, даже если ты посчитаешь меня лишь бредом», — говорило запотевшее зеркало утром.
— Я не считаю тебя бредом, я хочу быть твоим другом, — говорила Веста окну в аудитории, а её сосед тревожно смотрел на неё.
«Я тоже хочу быть твоим другом, Веста», — говорило окно в её комнате.
— Тогда мы уже друзья, мы же говорим каждый день, — говорила Веста в автобусе, а бабушка рядом хотела отсесть.
Юм любил музыку, любил лето и никогда не пробовал яблоки в карамели, хотя этого Веста не совсем понимала. Юм мог говорить долго, а потом умолкать и извиняться за весь тот словесный понос на окне. Юм стеснялся своих шуток. Юм был наивен и так тщательно это скрывал. Юму было одиноко, но он никогда об этом не говорил.
У Весты никогда не было воображаемого друга. Ей хватало всегда настоящих, поэтому воображаемые были бы излишком. А Юм — настоящий, реальный, живой. Он есть, но где он есть – это загадка.
— Я бы хотела увидеть тебя, Юм, — сказала Веста как-то с закрытыми глазами. Она расплылась в улыбке, радуясь первым весенним лучам, по-настоящему теплым и ласковым.
Но Юм промолчал. Веста подумала, что опять сказала что-то не то и принялась тут же извиняться.
«Не надо. Всё в порядке».
И он добавил спустя какое-то время совсем маленькими буковками, будто хотел сказать это шепотом, неслышно, чтобы никто не узнал: «Я тоже этого хочу».
И Веста вдруг поняла, что внутри у неё что-то ноет, болит, разрывается. Она вдруг поняла, что там внутри какая-то маленькая пустота, будто ей чего-то не хватает. И всегда не хватало.
Ей не хватало Юма.
Друзья по переписке реальны. Ты можешь в один день окончательно сойти с ума, собрать небольшую сумку и уехать в далёкий город, где сидит живой человек, с которым ты никогда не общался вживую. И его можно увидеть, обнять, услышать, последить за его движениями, мимикой, манерой речи. Такие друзья реальны, но далеки и кажутся недосягаемыми.
Но Юм недосягаем. К нему не приедешь. Нет билетов в его город, потому что его города нет и его самого тоже нет почти. Только две буквы, которые так упорно цеплялись за мир, за существование, за реальность. Две буквы, доказывающие, что Юм реален.
— А если я сильно-сильно в тебя поверю, то ты появишься? — спросила Веста.
«Дед Мороз и Зубная Фея же не появились».
Юм усмехнулся. Грустно, с какой-то печалью к своему положению и тому, что он может так иронизировать над всем этим.
— А я в них не так верю, как в тебя, — улыбнулась Веста, привстав с кровати. — В тебя – намного больше.
Молчание.
«Я не думаю, что поможет».
Он не верит, но ему так сильно хочется. Сильнее, чем можно себе вообразить.
— А я так и поступлю, — сказала Веста и прыгнула под одеяло. Даже уши закрыла, будто Юм мог что-то в действительности сказать.
Но он не мог и не сказал. Ничегошеньки не ответил.
А потом и вовсе замолчал. Запотевшие окна молчали, а Веста в тревоге ходила и везде и всюду искала хоть что-нибудь, хоть какой-нибудь знак. А дни тянулись так медленно, мучительно размазывались по часам. Девушка пыталась вырваться из этой трясины, но будни медленным круговоротом засасывали её и никуда не пускали. Внутри росли страх и тревога. Не может такого быть, не может. Юм ответит, обязательно ответит.
Но ничего не было. Всё вокруг молчало, предательски было пустым. И Юм, Юм молчал. Его нигде не было, будто никогда и не было, будто никогда и не будет. А две последние буквы канули в Лету.
Внутри росла дыра, будто Веста покинута. Она лишилась чего-то важного. Хорошего друга. Она лишилась друга. Настоящего друга, которым она дорожила и даже не знала, как сильно. И это чувство разрывало её изнутри.
— Я знаю, ты где-то есть, — прошептала Веста. — Где-то обязательно есть. И в это я всё равно буду верить.
И Веста бежала домой, неспешная Веста вдруг бежала и спешила домой, сдерживая слезы, потому что не верила, что всё, теперь даже две буквы имени растворились, исчезли, затерлись. Такого не может быть. Она помнит, никогда не забудет. А если помнить кого-то с таким трепетом внутри – это значит, что этот кто-то обязательно где-нибудь существует.
Дома запотевшее окно предательски молчало, сколько бы Веста ни ждала, но на её «Привет» со скобочкой-улыбочкой не появлялось «Привет» с резкой точкой. И от этого понимания что-то ломалось внутри.
Тогда Веста лишь хотела ударить кулаком по стеклу, но ударила по подоконнику, выпустив на свободу все чувства, что копились эти пару дней. Они были ураганом, который сейчас всё перевернул с ног на голову, и Веста никак не могла его остановить. Все тревоги и страхи будто воплотились, ожили и вышли наружу. И внутри стало пусто, будто ничего и не было. С этим пришло и некоторое облегчение, но такое горькое и пустое, безвкусное, что и не хотелось даже такого облегчения.
«Я здесь», — сказало окно, на котором уже почти не было видно букв.
А Веста с новой надеждой начала дуть теплым дыханием на окно, сглатывая судорожно слёзы.
«Я всегда буду здесь».
Веста выдохнула, а после судорожно вздохнула, будто так давно не дышала и уже разучилась.
— Я здесь, — повторил какой-то неясный и далекий голос, но такой знакомый и приятный.