От Жени ушла жена. Он не расстроился, их брак за 15 лет был похож на сущее безумие с вечными ссорами, претензиями и обидами. Оба понимали, что надо разбежаться. Вечно сдерживающий фактор -сын -не давал этого сделать раньше. Но потом пришло понимание, что сын тут ни при чем. И они оба вздохнули с облегчением, оставшись наедине.
Как водится, Женя купил бутылку хорошего виски, начал праздновать или что-то поминать -непонятно. Но с тремя глотками пришло понимание того, что надо что-то осмыслить. Он долго сидел молча, пить не хотелось, хотелось копошиться в собственной голове и делать выводы. И вдруг лицо его прояснилось, какая-то детская улыбка попрыгала весело по губам и Женя сорвался с места.
Он ехал по ночному городу, потом по ночной трассе, потом по предутренним просёлочным дорогам. К утру добрался до саманной хаты, огороженной дощатым забором, который привычно перепрыгнул. Стал стучаться в окно - требовательно и тоже привычно. Через минуту за дверью послышалась возня, шарканье и хриплый голос "Кто там?" Он даже задрожал от нахлынувшей нежности: " Открывай, бабуля!" Она ойкнкла, ахнула, торопливо лязгала бесконечными замками и наконец открыла дверь. Он забежал внутрь стремительно, дверь за собой закрыл торопливо, словно не впуская за собой все взрослые невзгоды, которые гнались за ним, как гончие псы. Женя крепко обнял сухую, пахнущую пылью и чаем старушку в трикотажной ночной сорочке с мелкими цветочками. Старушка заплакала, утирая слёзы его шарфом, а Женька сказал :" Я спать, бабуля. Устал с дороги. Все вопросы потом." И он привычно пошел в комнату, улёгся одетым на плюшевое покрывало поверх дивана и закрыл глаза.
На самом деле он спать не хотел. Он хотел немного пореветь, как мальчик или как баба. Пореветь у бабушки дома, но чтобы она не видела. Он ревел с наслажлением, с радостью, с большим счастьем. Это не были слёзы печали, жалости к себе или разочарования. Это были просто слёзы, льющиеся ручьём, скопившиеся за десятилетия, забывшие откуда надо литься. Они вырвались наружу сначала мутным, потом чистым потоком, смывая с собой запрет на мужские слёзы и постоянное старание их презирать. Сквозь них виднелись фотографии на стенах, где он маленький, средний, большой. Сквозь них виднелся потолок в паутине и пыльные стекляшки люстры. Сквозь них раздавался шум бабушкиных хлопот :вот она гремит ведром, тазом, шуршит пакетами, хряхтит, стучит скалкой по столу, открывает варенье, печёт пирожки или блинчики....Сквозь слёзы он почуствовал запах выпечки, кислого молока, детства...
Слёзы кончились внезапно, прочистив все ржавые пазухи и каналы. Вздох Жени получился лёгким, полным , с набирающий воздух спазмами. Выдох -с лёгким , еле слышным вибрирующим стоном...Он понимал, что через день уедет, снова станет неплачущим и взрослым, ни разу не сентиментальным и много чего понимающим. Но он был счастлив, что есть это место. Не для него, а для его души. Он был счастлив, что мог уделить ей, Душе своей, время, привезти её тайком, как любовницу, в эту хатку, порадовать бабушкой, дать выплакаться, накормить до отвала выпечкой и вволю поваляться в перинах былого. Душа была благодарна, счастлива и умиротворённа. Она понимала, что это ненадолго. Поэтому наслаждалась, пела и жадно хватала ртом воздух этого дома. Чтобы насытиться, набраться побольше для дальнейшего заточения....