Постоянный труд, без которого нет истинно великого, является необходимым условием художественного творчества.
А. Пушкин
ПРЕДИСЛОВИЕ
Как известно, литературные традиции Курского края вообще уходят вглубь веков. Куряне по праву считают своего земляка преподобного Феодосия Печерского (ок.1008-1074), проведшего детские, отроческие и юные годы в Курске в первой половине XI века, не только основателем Киево-Печерской лавры и основоположником монашеского общежития на Руси, но и одним из первых книжников и литераторов нашего Отечества. С полным основанием гордятся они и другими земляками Сильвестром Медведевым (1641-1691) и Карионом Истоминым (ок.1650-1717), родившимися в Курском крае в середине XVII века и волею провидения оказавшимися у истоков просвещения, а также отечественной поэзии и поэтики.
Не пройдет и век, как эстафету от них примут подвижники историко-публицистической прозы как Иван Иванович Голиков (1735-1801) и Григорий Иванович Шелихов (1747-1795). Первый напишет и издаст тридцатитомное собрание сочинений о деяниях Петра Великого, а второй опишет свои путешествия к берегам Америки. Вслед за ними во весь голос заявят о себе представители дворянского рода Марковых – публицисты, краеведы, прозаики Владислав Львович (1831-1905), Евгений Львович (1835-1903), Лев Львович (1837-1911), Ростислав Львович (1849-1912) и Николай Петрович (1834-1895).
Ближе к нашему времени Курская земля дала стране таких тружеников художественного слова как Валериан Александрович Волжин (1845-1919), Юрий Николаевич Говоруха-Отрок (1850-1896), Дмитрий Алексеевич Абельдяев (1865-1917), Валериан Валерианович Бородаевский (1874-1923), Пимен Иванович Карпов (1886-1963), Николай Николаевич Асеев (1889-1963), Вячеслав Александрович Ковалевский (1897-1977), Аркадий Петрович Гайдар (Голиков) (1904-1941), Михаил Исидорович Козловский (1909 – 1974) и ряд других.
Наибольших же высот в послевоенный период развития Отечества на литературном поприще достигли такие мастера слова как Николай Юрьевич Корнеев (1915-2001) – в поэзии, Константин Дмитриевич Воробьев (1919-1975) и Евгений Иванович Носов (1925-2002) – в прозе, а также Василий Семенович Алехин (1925-2006) – в прозе и поэзии. Кроме того, что они родились на Курской земле и были талантливыми писателями, их объединяет также участие в Великой Отечественной войне и раны, полученные в боях с фашистскими захватчиками. Пройдя закалку духа на полях сражений, они и на литературном поле были в первых рядах бойцов за духовное и культурное воспитание соотечественников. При этом Корнеев и Носов не позарились на столичные хлеба и открывающиеся перспективы, хотя их туда настойчиво приглашали, а трудились все годы творческой жизни на Курщине.
В постперестроечное время курская писательская организация (КРО СПР) в своих рядах насчитывает более пятидесяти писателей, родившихся на Курской земле. Среди них такие известные прозаики как Михаил Николаевич Еськов, Николай Иванович Гребнев, Борис Петрович Агеев, Геннадий Николаевич Александров, а также поэты Алексей Федосеевич Шитиков, Юрий Александрович Асмолов и многие другие, вставшие на литературную стезю при советской власти.
И тут возникает вопрос: а как выглядит литературная карта области? Какие районы не «поскупились» на своих представителей для общего «урожая» литераторов края? По-прежнему ли ходят в лидерах Льговский, Щигровский и Рыльский районы, давшие краю и стране таких ярких представителей пишущей братии как вышеназываемые Г.И. Шелихов, П.И. Карпов, братья Марковы, Асеев и Гайдар? Или появились новые?..
Известно, что такие административно-территориальные структуры как районы образоовались в 1928 году, сменив уезды, на которые прежде делилась Курская губерния. Они стали не только «моложе» по возрасту, но и меньше по территориальности. В некоторых, например, Льговском, Рыльском, Дмитриевском, Щигровском, Фатежском и ряде других, где исторические корни уходили в более чем вековую уездную систему, культурные, в том числе и литературные, традиции продолжились на прежней основе; а в других, только что образовавшихся – Хомутовском, Кореневском, Глушковском, Конышевском и прочих «новоделах» – приходилось начинать буквально с нуля.
Даже беглый анализ показывает, что Льговский и Рыльский районы остались верны своим традициям и дали краю новых представителей литературного сообщества. Например, в Льговском районе родились поэт Александр Васильевич Селезнев, писатель-краевед Михаил Семенович Лагутич и известный в стране прозаик Борис Петрович Агеев; в Рыльском – поэты Николай Юрьевич Корнеев и Надежда Михайловна Жукова, прозаик Анна Игнатьевна Галанжина. Но и «молодые» районы Курской области не пожелали оставаться в тени своих старших собратьев. Так в Глушковском родился прозаик Николай Иванович Дорошенко, секретарь правления Союза писателей России, и Валентина Ивановна Ткачева; в Золотухинском – поэт Алексей Федосеевич Шитиков; в Пристенском – известный в стране прозаик Михаил Николаевич Еськов; в Советском – поэт и прозаик Иван Федотович Зиборов; в Железногорском – прозаик и краевед Геннадий Николаевич Александров. В итоге – почти в каждом районе области появились свои представители литературного поля, если не писатели, то довольно известные литераторы. Появились они и на малой родине автора этих строк – в Конышевском районе. И первым был родившийся в деревне Панкеево Льговского уезда (ныне Панкеево входит в Конышевский район) Валериана Александровича Волжина (1845-1919), «патриарха» дореволюционной литературы, автор трех романов, десятка повестей и множества рассказов. Именно он, по большому счету, своим уверенным стартом во второй половине XIX века задал ритм литературной эстафете, продолжающейся и по сей день. А писательскую эстафету у него подхватил довольно популярный с пятидесятых годов в Оренбуржье поэт, прозаик, драматург Алексей Михайлович Горбачев (1919-1997), родившийся «в соседнем» селе Шустово.
К сожалению, и В.А. Волжин, и А.М. Горбачев малоизвестны не только в Конышевском районе – на своей малой родине, – но и в Курской области. Впрочем, сегодня речь не о них, а об уроженце Пристенского района Еськове Михаиле Николаевиче, которому в этом, 2015 году, исполняется 80 лет и которого, к счастью, хорошо знают за пределами Курского края.
«ЛЮБИТЕ НАС ЖИВЫМИ!»
Мое личное знакомство с известным курским и российским писателем Еськовым Михаилом Николаевичем фактически произошло 15 января 2011 года. Случилось это у могилы Евгения Ивановича Носова. Событие, как сейчас понимаю, символическое и знаковое. Да, до этого я его видел и в Доме литераторов, и в Литературном музее, и в областной научной библиотеке имени Н.Н. Асеева – основном и главном месте встреч писателей, читателей, творческой интеллигенции разных поколений. И не просто видел, а как-то даже «умудрился» свою книгу «Данный богом» подарить. И хотя к этому времени образ писателя у меня уже не ассоциировался стопроцентно с образом волшебника; мленье и морок о писательской стезе фактически растаяли, как утренний туман, оставивший только отдельные клочки по низинам и балкам, тем не менее, это была величина, к которой, как мне казалось, не так было просто подойти. А уж завязать знакомство…
Но у Гребнева Николая Ивановича родилась идея о Курском союзе литераторов. И Михаил Николаевич был среди тех, кто эту идею поддержал и как член правления КРО СПР стал осуществлять, проводя собеседования с будущими кандидатами. Вот во время такого собеседования я и подарил ему книгу. Подарил, не очень надеясь, что в ближайшее время он найдет свободную минутку ее пролистать. Не потому, что ни «снизойдет» с собственной высоты, а из-за занятости. Однако он не только отдарился собственной книгой «Свет в окошке» с автографом и пожеланием доброй памяти, но и нашел время для прочтения моей. И когда я, приглашенный на данное мероприятие Евгенией Дмитриевной Спасской, впервые пришел на Мемориал и к могиле Носова, Михаил Николаевич, увидев меня, первым подошел и после взаимного приветствия сказал, что книгу прочел.
«Конечно, есть шероховатости, – глядя мне в лицо, продолжил он своим негромким размеренным голосом, – чувствуется отсутствие редактора… Но мне понравился выбор темы. Наша история – кладезь бездонный… и курскими писателями почти не тронутый. Буду при случае рекомендовать для приема в члены Союза писателей».
Господи, что угодно я полагал услышать, но только не это! Конечно, был ошарашен до затаенных глубин своего нутра, но поблагодарил горячо и искренне.
«Не стоит, – доброжелательно, возможно, с долей лукавинки и некоторого снисхождения улыбнулся он. – Высказываю только свое мнение».
Хотелось, пользуясь неожиданно представившимся случаем, поподробнее поговорить о повести. Но тут главный дирижер литературно-писательского «оркестра» Курской области Гребнев Николай Иванович попросил всех подойти поближе. Подчиняясь просьбе, прибывшие поклонники таланта Мастера задвигались, подтягиваясь к памятной плите и готовясь к официальным речам. Засуетились телеоператоры, подбирая наиболее выгодные ракурсы для съемки. И разговора «по душам» не случилось. Да и неуместен он был на этом месте, как теперь понимаю.
Вот так произошло мое знакомство с Михаилом Николаевичем. Потом было много иных встреч и разговоров, правда, не о моем творчестве, а о делах Курского союза литераторов и его городского отделения. О моем же творчестве он говорил только на общем собрании курских писателей в день рассмотрения моего заявления о приеме в Союз писателей России. Говорил как человек, давший мне рекомендацию.
Вообще же о творчестве друг друга курские писатели, как я понял, предпочитают не распространяться, чтобы ненароком не обидеть сотоварища по литературному цеху. На этой теме если не табу, то общее молчание. О творчестве же литераторов говорили, причем по-разному. Кое-кто, ломая и коверкая судьбу автора безжалостной безапелляционной критикой, а кто-то, как Михаил Николаевич Еськов, доброжелательно и конструктивно, помогая расти творчески.
Еще до знакового разговора у могилы Носова я прочел подаренную Еськовым книгу. Скажу честно: читать было непросто. Проза Михаила Николаевича – не приключенческие романы, которые можно читать по диагонали страницы, – сюжетная канва все равно не ускользнет. Тут требовалось внимание и внимание. Нередко – возврат к уже прочитанному. И это при том, что рассказы по количеству страниц не столь объемны. Зато по внутреннему содержанию необычно емки и насыщены сюжетными ответвлениями и сочным слогом народного говора. А тут еще и моя память не самая крепкая… То и дело подводит. Стала, как решето: зачерпываешь, вроде бы, густо, а поднял на поверхность – пусто. А может, и была такой, – просто не замечал…
Рассказы и повести были автобиографичны, брали за душу простотой сюжета и глубиной познания человеческой психологии и жизни вообще. И детской, и взрослой. Причем детской больше, чем взрослой. А еще познанием послевоенного сельского быта, боли безотцовщины. Не пережив лично всего того, о чем говорится в его произведениях, так правдиво и так пронзительно, до подкатывания удушливого кома к горлу и навертывания непрошеной слезы, не напишешь. Этого не нафантазируешь, это дает только сама жизнь. Да и то только избранным.
«Доконала» же меня повесть «Торф». Дело в том, что мне несколько лет приходилось помогать родителям копать для топки печи торф на болоте. Копание торфа – это целое действо, имеющее свой ритуал. К нему заранее готовились, обновляли и ремонтировали тачки, смазывали солидолом втулки колес, оттачивали до бритвенной остроты штыковые лопаты и грабарку – совковую лопату, а также «резак». Резак – специальное устройство в виде узкой, несколько удлиненной штыковой лопаты с лезвием шириной 15 сантиметров и ножом такой же длины. Нож, как правило, располагался справа и перпендикулярно к полотну резака. Были резаки и такие, у которых отрезной нож располагался слева. Это как кому удобнее. А еще одной обязательной принадлежностью резака был крючок, необходимый для удержания торфяного «кирпичика» при выбрасывании его из торфяной ямы. Уф! Пока написал – вспотел. Проверяли на крепость у них деревянные ручки, надежность крепления деревянной части с металлической, целостность металлического полотна в месте перехода его к втулке под ручку. Словом, тысяча разных и важных мелочей. Копание торфа даже малейшем оплошности не позволяло. Если что сломается – беда. У соседей не позаимствуешь – самим все нужно. К тому же, если из общего ряда при копке выбьешься, считай «хана»: с трех сторон так водой даванет, что придется «недовыбранную» яму покидать. Снова начинать, снова кидать два или три штыка земли не вниз в отработанную уже яму, а наверх, на оставленный «остров».
Когда же узнавали, какие три дня (обычно под выходные) выделены правлением колхоза для этого действа, – срочно телеграфировали в города и веси, вызывая подмогу. И вот наступал день, когда все село, от мала до велика, кто на автомашинах, кто конно – на телегах и дрожках, выдвигались к болоту. А кто поближе, так те и пеше, катя тачки с «шансовым инструментом» и узелками с нехитрым съестным скарбом перед собой. Полтора-два километра для селянина не расстояние, а так, легкая прогулка. Хотя впереди и тяжкий труд – ну-ка, переместить с места на место десятки кубометров грунта, – но все в приподнятом настроении.
И что же происходит на болоте?.. А происходящее там так точно и красочно изложено у Михаила Николаевича, что, читая, я воочию увидел раскрасневшиеся потные лица, руки, груди и спины мужиков и парней, бесконечное мелькание лопат, приобретших к третьему дню зеркальный блеск полотен, белые платки и светлые кофточки женщин и девушек. Увидел снующих туда-сюда с тачками и негласно соревнующихся подростков, на пригорке – первые «кубари» – конусообразные сооружения из торфяных кирпичиков, отдаленное подобие первой московской телевышки. На некоторых уже усаживаются мелкие пичуги и, поводя головкой из стороны в сторону, наблюдают то за смешными людьми, невесть зачем ворочающих тонны земли и торфа, то за стайками серебристых, золотистых, изумрудных стрекоз, беззаботно позванивающих своими прозрачными крылышками. Я услышал людской галдеж, беззлобные, порой соленые шутки и подковырки, скрип колес тачек, смачные шлепки на край ям-котлованов выбрасываемых торфяных «кирпичиков», звонкое капание воды… Я почувствовал йодистый запах воздуха и холодную сырость котлована, а на спине – раскаленные лучи насмешливого солнца…
Господи, я все увидел, все услышал, все почувствовал. Я был там, на болоте, вместе с героями Еськова – Василием, Алексеем, Петром, Колей Гуленком, шаловливо-хулиганистым Сережкой и всеми остальными. Я, подменяя отца и мать, давая их хоть небольшой передых, тоже, надрывая пуп, нарезал и выбрасывал на «бережок» очередной влажно-скользкий и холодный оковалок торфа. И я спешил, чтобы сочившаяся из торфяных стен, где медленно, капля за каплей, где уже с противным, ненавистным журчанием вода не затопила нижний ряды котлована. Спешил, чтобы под невидимым напором воды и выброшенной земляной массы ближняя к сердцу коварного болота стенка не обрушилась, похоронив под собой многочасовой труд всего нашего семейства. Бр-р-р! Пишу, а у самого мурашки по коже. А уж когда читал у Еськова – страшно сказать… В этот раз я действительно был во власти мленья, колдовства, очарованья, волшебства, чар нави – это как хотите, тай и называйте. Отставляя книгу, я и мысленно, и вслух говорил автору «спасибо!», потом вновь брался за книгу и перечитывал заново только что почитанные страницы.
Кроме рассказов и повестей, в книге были новеллы и миниатюры. Новеллы небольшие – где с десяток страниц, а где и полторы. И все посвящены Евгению Ивановичу Носову. Написаны они не только с любовью, но и с каким-то бережением. На мой взгляд, сыновним бережением. Ни слова слащавости, вычурности, грубости или показушности. Все – душевно-просто, хотя и взвешено, и выверено до последнего слога и буковки.
Нарушая хронологию повествования, скажу: мне несколько раз доводилось присутствовать на публичных (и не очень) мероприятиях, где Михаил Николаевич говорил о Евгении Ивановиче Носове и его творчестве. Поражало то, что он, известный российский писатель, лауреат многих престижных литературных премий, без стеснения и без нарочитости называл себя учеником Носова. Подобного признания я что-то от других курских писателей, тоже хорошо знавших Носова и, по-видимому, немало получивших от него в творческом развитии, не припомню. И вообще разве ныне от кого-либо из известных писателей услышишь, что он ученик такого-то и такого-то?.. Это как-то не принято. А вот Михаил Николаевич не только не стесняется слыть учеником Носова, но и гордится этим. Поразительно!..
Хороши были и миниатюры Еськова. Сами посудите на примере «Лоскутка не хватило».
«Звонит давняя подруга, живущая в другом городе:
– Ну, родила?
– Родила, слава Богу.
– Кого же приобрела?
– Не угодила мужу: на мальчика лоскутка не хватило, скроила девочку».
Всего шесть строк, а такой сюжет, такая ироничная и одновременно мудрая героиня! Разве не чудесно? Чудесно! Вот где настоящее мастерство писателя: шесть строк – и законченное произведение, в котором и характеры героев, и юмор, и философия, и красочная картинка, и композиционное единство.
По-видимому, о подобных прекрасных миниатюрах некогда Евгений Иванович Носов сказал, что они равнозначны пятисотстраничному роману, как равнозначны для природы синий кит и колибри. И что миниатюры пишут «люди с особым и весьма редким душевным складом, с особо острым зрением…».
Прочтя книгу «Свет в окошке», познакомившись с творчеством Михаила Николаевича, я почерпнул и некоторые сведения о нем самом и его корнях. Немало написано им о своем босоногом да лапотном полуголодном деревенском мальчишеском детстве. Немало написано им и о матери. Ведь она без всякой шифровки проходит главной героиней его произведений. Наиболее ярко, на мой взгляд, это отразилось или, быть может, проявилось в рассказе «Старая яблоня с осколком». Мать, точнее мама, там главная. Это солнце, теплое, доброе, нежное, очень усталое и ранимое от своей космической значимости, вокруг которого как планеты вращаются дети. Часть из ник, как сам Миша, будущий писатель, его старший брат Николай, сестры – рядом с ней, на ближайших орбитах, в ореоле ее тепла и заботы. Другие, более старшие: Яша, Алеша, Сергей и Василий – на удаленных, лишенных войной материнского света и тепла орбитах. Там же находится и отец. А вскоре «планеты» отца и трех старших братьев будут поглощены войной – этой рукотворной «черной дырой» человечества.
Впрочем, образы матери, братьев и сестер Еськова отчетливо, до яркой, тревожащей душу и сердце контрастности, присутствуют и в других произведениях. В знаменитой по психологическому накалу и жизненной правдивости «Чёрной рубахе», «Касатке», «Бучиле», наконец, в повести «Торф».
Да, много сумел рассказать Михаил Николаевич в своих произведениях о себе и своей семье, особенно о маме. Но мне захотелось большего. И вот передо мной книга Бориса Агеева «Открытое небо» и очерк «Сколько терпения человеку нужно». Здесь целых пятнадцать страниц, посвященных матери Еськова – Евдокии Петровне. Даже дата ее рождения указана – 1893 год. А также вся социально-психологическая подоплека, сопровождавшая ее на длинном житийном веку – 105 лет. Весь ее непростой жизненный путь Борисом Петровичем разложен по полочкам. «Спасибо! Но этого недостаточно».
Прежде чем заглянуть в библиографический справочник «Писатели курского края», составителями которого являются сотрудники отдела краеведческой литературы любезной сердцу «Асеевки» и по совместительству безотказные помощники литературно писательской братии – А. Кибякова, Е. Мазнева. И Е. Чурилова – достаю книгу курского ученого, писателя и краеведа Юрия Александровича Бугрова «Литературные хроники Курского края». Раскрываю на нужной странице и среди сведений о других однофамильцев Михаила Николаевича Еськова нахожу сведения о нем самом. Имеется дата рождения – 21 ноября 1935 года и место рождения – хутор Луг Пристенского района Курской области. «Хорошо, но это я уже знаю. А далее?..» Далее идет информация, что в 1960 году он закончил Курский медицинский институт и затем работал врачом в сельской больнице. В 1967 году защитил кандидатскую диссертацию… «Прекрасно, но и это я уже знал, хотя и без хронологических дат. Смотрим далее…»
Прочтя биографический очерк Ю.А. Бугрова, в свою «копилку» о Еськове я добавил то, что он в 1960 году дебютировал с рассказом «Первый шаг» в курской областной молодежной газете «Молодая гвардия». А еще, что после защиты диссертации он оставил медицину и занялся писательской деятельностью, печатаясь в журналах «Подъем», «Наш современник», «Молодая гвардия», «Москва», «Смена», «Поле Куликово», «Толока», «Новая книга России». Были публикации и в коллективных сборниках.
Ю.А. Бугров с добросовестностью ученого информировал читателя (и меня в том числе), что 1979 году в Воронеже вышла первая книга рассказов Еськова «Дорога к дому». И что следом за ней вышли в 1982 году – «Старая яблоня с осколком», в 1985 – «Торф», в 1991 – «Черная рубаха» и «Сеанс гипноза», в 2005 – «Свет в окошке», в 2010 – «День отошедший» и «Ни тучки, ни хмарки».
Еще Бугров не преминул указать, что в 1979 году Михаил Николаевич был принят в Союз писателей СССР, что он лауреат премии обкома ВЛКСМ, областной Пушкинской премии, губернаторской премии имени Е.И. Носова, премии журнала «Молодая гвардия» и Международной премии «Имперская культура» за 2010 год.
Сведений, конечно, много, но все они говорили о самом Михаиле Николаевиче и его творческом пути. А меня тянула к «истокам»: «откуда есть, пошел сей замечательный писатель земли Курской?..» Прибегаю к последнему резерву – «Писателям Курского края». Открываю 110-ю страницу, и первое, что бросается в глаза – фотография Михаила Николаевича. В глазах знакомый доброжелательный прищур с лукавинкой. А в прищуре так и чудится: «Ну что, горе-писатель, докопался до истоков?..» – «Пробую, – мысленно отвечаю. – Только получается что-то не очень. Исходных данных маловато…»
Из автобиографической справки, кроме даты и места рождения, «выцеживаю», что отец писателя – Николай Васильевич и мать – Евдокия Петровна были безграмотные крестьяне. То же самое – и в отношении остальных членов большой семьи с оговорками о «ликбезе», позволявшем при крайней необходимости поставить корявым почерком подпись. «Написать же письмо, прочитать газету или книгу – такими навыками в семье никто не обладал», – поставил грустную точку на грамотности в семье Николай Михайлович.
«Да, закавыка… – разочаровываюсь я. Но тут же стыжу себя: – А Михаил Ломоносов? А наш земляк Михаил Щепкин? Разве они из очень грамотных семей вышли? Нет! И ведь гении же!.. К тому же в матери Еськова самой российской природой такой заряд внутренней энергии, добра, веры, терпения и народной мудрости был заложен, что писатель Михаил Николаевич просто не мог не родиться. Об этом и Агеев столь убедительно, и сам Михаил Николаевич написали. Да и в Николае Васильевиче – защитнике Отечества – имелся такой же внутренний заряд русской духовности, а проще говоря, русскости. А еще и в погибших за Отечество братьях Михаила Николаевича – Якове, Алексее и Сергее… Так что, дурья твоя башка, дело тут не в грамотности и образованности предков… – урезонил я себя. – Мало ли знаменитых родителей породило бездарных хлыщей, сжегших в алкогольном или наркотическом чаду себя и запятнавших имена предков… И вообще прекрасно, что Михаил Николаевич (возможно, не без моральной поддержки со стороны Евгения Ивановича Носова) сам себя сделал известным на всю страну писателем!»
Завершив мысленный диалог с самим собою и поблагодарив сотрудников «Асеевки» за библиографический справочник, я добавил в «копилку» информацию Еськова о том, что после окончания Луговской четырехлетки он пошел и успешно окончил (хотя и были отдельные пропуски занятий) Кировскую среднюю школу. А это в послевоенное голодное, холодное, безденежное время да без главного кормильца в семье – совсем непросто. После которой – мединститут, аспирантура, защита кандидатской диссертации, несколько лет преподавательской деятельности в том же мединституте (ныне государственном медицинском университете). И только после этого литературная и писательская деятельность. Все это – вехи жизненного пути, и они, на мой взгляд, должны представлять интерес для любознательного читателя.
Мое знакомство с Михаилом Николаевичем Еськовым состоялась, когда за его плечами был не только долгий писательский путь с увесистым багажом произведений и книг, но и груз обыкновенных человеческих лет. В ту пору ему было семьдесят пять. Годы щедро посеребрили ему волосы на голове и пушистые бакенбарды, причина появления которых им описана в рассказе «Касатка». Однако, с Божьей помощью, он крепок духом и телом. И пусть к богатырям он и в молодости (со средним ростом и худощавым телосложением) не относился, но и ныне физически старается быть в форме. Насколько мне известно, он без уважительной причины не пропустил ни одного заседания правления КРО СПР. Не отказывается пообщаться и с литераторами. В общении – не только внимателен и доброжелателен к собеседнику или собеседникам, но искрометен на юмор и шутку. А уж сколько знает всевозможных притч, присказок и бывальщин – просто диву даешься! Откуда, мол?.. А он только улыбнется снисходительно-мудро: поживете с мое, авось, и у самих что-то появится… Но главное, всегда приводит их к делу, к сути разговора. При этом официально-необходимые речи его не грешат длиннотами. Они сжаты и емки, как и его рассказы. Он их называет речами «на одной ноге». Кроме того, что речь Михаила Николаевича доброжелательно-поучительна, она еще произносится негромким размеренным голосом. И мне тут же приходит на ум его повесть «Сеанс гипноза»: «Это оттуда».
Во время одного такого общения с литераторами, кто-то из них спросил, о чем стоит писать, а о чем не желательно. «Пишите обо всем, – мягко улыбнувшись черными, искрящимися умом и мудростью глазами, ответил он, – только пишете по-доброму. Но вообще-то пишите больше про добро, – тут же добавил он. – Зла и негатива и без нас на белом свете хватает. Так чего же еще и нам его умножать?»
Если открыть любой рассказ или повесть Михаила Николаевича, то видно, что все они даже о самом больном и печальном написаны по-доброму и с каким-то тихим внутренним светом. Доброта если не торжествует, то обязательно присутствует во всех произведениях. А еще в них присутствует надежда и вера в человека. Впрочем, и сам Михаил Николаевич, и его супруга Ольга Петровна – носители живой доброты, тепла, света и уюта.
Я уже не помню, что послужило тому причиной, но однажды в 2011 году я вместе с Борисом Петровичем Агеевым был приглашен Михаилом Николаевичем к нему домой. Я – скажу честно, человек малокомпанейный. В своем желании чаще оставаться наедине с самим собой, возможно, чем-то близок Агеевскому одиночеству, подмеченному мной. В чужих домах и компаниях чувствую себя неуютно, сковано, поэтому «шастать» в гости даже к близким родственникам не люблю. Но отказать Агееву и Еськову я не мог – это было бы равносильно неуважению, если вообще не хамству.
На такси добрались до дома Михаила Николаевича. Поднялись на нужный этаж. Нас радушно встретила Ольга Петровна, предложила познакомиться с обстановкой в квартире, где многое было сделано руками хозяина. Пока разглядывал достопримечательности комнат, особенно библиотеку – извечную мою слабость – Ольга Петровна хлопотала на кухне. Потом был стол со всякими вкусностями, разговоры под рюмочку фирменного сбитня Михаила Николаевича, изготовленного по старинному рецепту. И, как финальный аккорд – бутылка этого божественного напитка в подарок при расставании.
Господи, такое было только в доме моих родителей! Только там вот так доброжелательно, тепло и радушно принимали меня и других наших родственников и одаривали подарками. Ладно, Агеев: он давно дружит с семьей Еськовых, но я тут с какого бока припека?.. А вот случилось. Таков Михаил Николаевич и в творчестве, и в обыденной жизни.
Впрочем, необычайное гостеприимство, доброжелательность дома Еськовых куда раньше меня заметил, оценил и поэтически отметил Юрий Петрович Першин, друг и товарищ Михаила Николаевича еще с конца пятидесятых – начала шестидесятых годов. Это про них да еще Владимира Деткова, входивших в ближайшее окружение Евгения Ивановича Носова, известные в Союзе писатели полушутливо, полузавистливо говорили «носовские шлемоносцы». Так вот, Першин писал:
«… Дом не делил, он зазывал гостей:
Ютил, кормил – знакомых, незнакомых…
Среди житейских бурь, живых страстей,
Мы в нём всегда – в прекрасном смысле – дома».
В 2012 году Михаил Николаевич получил на Алтае премию имени В.М. Шукшина – сто пятьдесят тысяч рублей. За книгу рассказов и повестей «День отошедший». Наши «культурознатцы» из высоких кабинетов на улице Ленина ее не заметили, а на Алтае не только увидели, но и оценили по достоинству. Мало того, там по прямому указанию губернатора решено издать еще одну книгу Михаила Николаевича – избранные произведения. И как стало совсем недавно известно – издали.
А ведь «День отошедший», как ни прискорбно это констатировать, Еськов издал на собственные средства небольшим, всего в тридцать экземпляров, тиражом. Ну, куда ни шло, когда мы, литераторы и начинающие писатели, издаем книги на собственные деньги. Еще как-то можно понять и объяснить в век рыночной экономики и частной предпринимательской инициативы, о которых твердили нам столько лет апологеты российского капитализма – небольшие величины. А тут известный писатель – и тоже на средства из личного кармана, из небольшой пенсии. Стыдобища!
Впрочем, не стоит удивляться, ведь и Борис Агеев получил Международную премию имени И.А. Гончарова тоже за изданную на собственные деньги книгу – семисотстраничный роман «Хорошая пристань». Выпустил в свет всего пятьдесят экземпляров. Поговаривали, что финансовую помощь для издания книги оказала собственная дочь, заработавшая «малую толику» «зелени» в Германии.
Да, не стоит удивляться. Ведь российский бизнес, родившийся в «лихие девяностые», как был бандитско-крохоборническим, так таковым и остался. Во всем цивилизованном мире предприниматели не только о собственном кармане думают, но и о государстве помышляют. Наши же так называемые бизнесмены только и научились, что от налогов «убегать», да «зелень» за «бугор» вывозить. Хоть власти и твердят с самых высоких трибун о национальной и социальной ориентированности российского бизнеса, только что-то этого не видать. Впрочем, возможно, не с той колокольни смотрю…
Ни Агееву, ни Еськову на издание книг не нашлось средств в городской и региональной казне. На концерты Киркорова и других «столичных звезд» деньги, причем немалые, находятся, а на книги известных в стране писателей – нет. Чудеса, да и только!.. А идти за деньгами на поклон к местным чванливым олигархам и бизнесменам, к которым и их, и всех нас изо всех сил толкает современная власть, пытаясь возродить дух лакейства и холуйства, блюдолизоства и подхалимства, не захотели. Ибо гордость и честь имеют! Не гордыню, а именно: гордость и честь. По нынешним временам – редчайшие человеческие качества.
Став обладателем Шукшинской премии, Михаил Николаевич ни истратил ее на себя и семью, ни в банк в рост под проценты не положил, а учредил собственную ежегодную премию в размере десяти тысяч рублей для курских литераторов. «Дорога к дому» называется она по аналогии с первой книгой автора. И вручается литераторам со сложной жизненной и творческой судьбой, но сильных духом, не сломленных физическими недугами и хворями. Первая такая премия уже была вручена в Судже в день рождения учредителя – 21 ноября.
Вот так, в отличие от государственных структур, призванных развивать культурный и гуманитарный потенциал, укреплять социальную составляющую общества, но делающих это «со скрипом», с великой неповоротливостью и неохотой, Михаил Николаевич в силу своих возможностей совершает в одиночку. Что его толкает на это? Мне трудно за него самого ответить. Может быть, веление большого доброжелательного сердца… Может быть, православная вера… Может быть, совестливость русского интеллигента… А может, кровоточащая до сих пор рана, боль безотцовщины, о которой он так пронзительно написал в рассказе «Петька вернулся!»?..
«Какой бы благодатью ни окружала жизнь того, кто вырос без отца, и в старости он чувствует себя недостроенным… Там, где-то в детстве не хватило камня на основание жизни, и в душе остался обидно пустым, нежилым значительный участок…» – рефреном звучит не только в рассказе «Петька вернулся!», но и во всем творчестве Еськова.
Потеря отца всегда страшна. Особенно в детстве и особенно для мальчишки. Мой папа умер, когда я был уже не только взрослым, но и выходившим в отставку и на пенсию офицером юстиции МВД России – «целым подполковником», как говорили в наших ментовских кругах. Однако боль утраты была настолько острой, что я задолго до своего знакомства с курскими писателями и их творчеством в книжке, сочиненной только для близких родственников, написал такие строки: «Со смертью отца что-то оборвалось в душе. И пришло острое осознание того, что куда-то пропала большая, возможно, лучшая часть меня самого, и что столько всего осталось невыясненным, непознанным, недоосмысленным, недосказанным... Не стало стержня, вокруг которого формировалась наша семья, наша философия, наше мировоззрение». И теперь вижу, как все это перекликается с тем, что чувствовали и о чем писали Борис Агеев и Михаил Еськов.
А власти, «кинувшие» или «кидающие» своих писателей, и центральные, и местные я не понимаю. Складывается впечатление, что у кормила власти и культуры ныне одни дремучие невежды и тугодумы. Или и того хуже – хладнокровные «кидалы». Ведь, даже исходя из современной рыночной идеологии, книги (опять даже без учета их духовной составляющей) – это товар. Хороший, проверенный веками товар. И на них можно зарабатывать приличные деньги для казны, если умело и с умом поставить дело с продажей. Знаю, целые подразделения чиновников получают немалые деньги за организацию торговли в городах и весях Курской области. Мало того, в Курске своя Торговая палата имеется. А если не умеете или не хотите, то попросите Николая Ивановича Гребнева. Думаю, что он с этой задачей в течение трех месяцев справится.
В последнее время часто можно услышать, что читателей стало мало, – все уткнулись в телевизор или же «свихнулись» на Интернете. Михаил Николаевич даже шутку придумал: «Мало того, что надо платить деньги для издания книги, надо платить еще и читателям, чтобы читали». Наверное, в этом доля правды есть. Но только доля. Выходы писателей и литераторов в «народ», встречи со школьниками говорят о том, что интерес к печатному слову еще до конца не угас. К тому же произведения курских писателей, как и сами авторы, кроме разве что Е.И. Носова и К.Д. Воробьева, для многих курян – «терра инкогнито», земля неведомая. А неведомое, непознанное, как известно, манит и притягивает. Нужна только небольшая рекламная компания да воля людей, власть предержащих…
В пользу того, что книги еще пользуются спросом, наглядно говорит и такой факт, как наличие в Курске немалого количества книжных магазинов. Что-то они при «плохом спросе на книги» не обанкротились!.. Торгуют да торгуют себе помаленьку, принося прибыль в карманы хозяевам. Думаю, что на фоне однодневного ширпотреба в блестящих красочных обложках книги Михаила Еськова, Бориса Агеева, Николая Гребнева, Юрия Першина, Юрия Бугрова, Владимира Деткова, Виктора Давыдкова, Николая Шадрина, Валентины Коркиной, Алексея Шитикова, Александра Балашова, Вадима Корнеева, Александра Харитоновского, Владимира Чемальского и других курских писателей выглядели куда бы солидней, ибо читабельны, поучительны и высоко моральны. А, главное, пользовались бы спросом. Знаю: такие книги не могут не пользоваться спросом, да и читатели наши еще не до конца зомбированы Интернетом. Впрочем, дело даже не в Интернете. Как топором можно созидать, тесать бревна, строить дом, рубить дрова или же проломить голову ближнему своему, так и Интернетом можно пользоваться двояко: расширяя свои познания и свой кругозор, или же тупея. Но мы ведь топор не браним…
Впрочем, заговорив о наболевшем, – отношении властей к писательскому сообществу, – я несколько отвлекся от основной темы. Основная же тема в том, что добро порождает добро и за добро платят добром.
Когда Михаил Николаевич стал лауреатом Шукшинской премии, все курские литераторы искренне радовались данному событию. Это не только плата добром за добро, но и чувство сопричастности к тем истокам и корням, которые постоянно подпитывали их творческие возможности. А он искренне радовался тому, что может делиться своей премией, награждая «открываемых» им авторов за лучшие произведения о малой родине. Вот так не только «привилась и прижилась», но и стала весьма заметной на литературном небосклоне учрежденная им премия «Дорога к дому». Но самое главное, ее обладателями искренне гордятся этим обстоятельством. Среди них и прозаик из Рыльска Анна Галанжина, автор книги «У колодца вода пьется», и прозаик-натуралист из поселка Глушково Валентина Ткачева, автор повестей «Гошка, рыбка!» и «Гошка вернулся!».
Премия Михаила Николаевича Еськова, кроме денежного и морального достоинства, обладает еще волшебной силой: вышеназванные ее лауреаты были приняты в Союз писателей России.
Многими нацеленными на добро качествами наградили природа и родители Михаила Николаевича. Не последнее место среди них занимает скромность. Не будь знаком с близкими друзьями Еськова, я бы никогда не узнал, что его супруга Ольга Петровна – по материнской линии потомок знаменитого в России рода Захарьиных. Да-да, того самого, из которого в свое время вышел и род русских царей и императоров Романовых. А по отцовской – принадлежит к роду Барановых, представитель которых, Александр Андреевич Баранов (1746-1819), был сподвижником и продолжателем дела Григория Шелихова. По освоению Северной Америки. Так что в детях, внуках и правнуках Михаила Николаевича есть генетическое наследие знаменитых российских родов.
И хотя в настоящее время Михаил Николаевич данное обстоятельство не скрывает, но и не кичится им, не выставляет напоказ, как это делают некоторые «столичные знаменитости», поднявшиеся за счет современного «всеядного» телевидения «из грязи да в князи». Поступает в соответствии с мудрой пословицей: «Красна изба углами, печь – пирогами, а человек – делами».
Дела же Еськова – его литературные труды, в том числе написанные и «обнародованные» в 2013 году рассказы «Нареченная» и «Мать» – известны далеко за пределами Курской области. Они высоко оценены не только читателями и его коллегами по литературному цеху, но и руководством Союза писателей России. Он признан лучшим прозаиком по итогам 2013 года.
А еще его дела – активная жизненная и творческая позиция. 2014 год не успел начаться, а Михаил Николаевич уже проводит встречи с читателями, в том числе и в библиотеке имени Е.И. Носова, его любимого Учителя. Читает и обсуждает свои новые произведения, нащупывает будущие сюжеты, сверяет часы с требованием времени, «оголодавшему» по добротной прозе, по художественному слову. По добру и патриотизму.
…Этот очерк был написан в начале 2014 году. Но уже ближе к осени Михаил Николаевич порадовал читателей небольшой по объему книжечкой «Мягкое сердце», в которой автором сконцентрированы, на мой взгляд, самые щемящие, самые пронзительные, самые проникновенные произведения о любви, семье, детской беспризорности и незатихающей боли материнских сердец. Это «Ни тучки, ни хмарки», «Нареченная», «Петька вернулся!» и «Мать».
Словно опытный хирург, писатель пером-скальпелем вскрывает в этих произведениях социально-нравственные нарывы и язвы нашего общества как во времена строительства социализма, так и в дни рыночной демократии. Вскрыв «нарыв» и обнажив проблему до ее неприглядного кровоточащего естества, он тем самым, на мой взгляд, вырабатывает у читателей некий иммунитет по отношению к безнравственности, равнодушию, бытовому и общественному злу, к бездуховности и остуде сердец. А еще этот хирург, определив диагноз, показывает нам всем путь к излечению и лекарства – совестливость, милосердие, любовь к ближнему своему, соучастие и сопереживание. Самые надежные и универсальные лекарства во все времена и у всех народов мира. Самые безотказные лекарства, у которых нет таких «побочных» понятий, как «передозировка» и «противопоказания».
Традиционно издав книгу на свои средства, Михаил Николаевич бесплатно презентует ее не только библиотекам и школам, но и всем знакомым и незнакомым, испытывающим душевную потребность и тягу к настоящей русской литературе – литературе совести, соучастия и созидания. И в этом весь Еськов – Писатель и Гражданин, стремящийся подарить согражданам свет и добро, сделать их жизнь одухотвореннее и чище. Поэтому, получая от него очередной подарок, так и хочется сказать известную библейскую фразу: «Да не оскудеет рука дающего».
Как уже не раз отмечалось, Михаил Николаевич не только знает бесконечное количество притч – возможно, самого тонкого литературного жанра эпической прозы – и умеет «ввернуть их к месту», но он также плодовит на «меткие» и «к месту» публичные высказывания, что не каждому представителю пишущей братии удается. Выше отмечалось его знаменитое наставническое поучение литераторам «пишите по-доброму и про добро». В другой раз в кругу писателей он с присущей ему ироний и привкусом горечи сказал: «Современному провинциальному писателю, по-видимому, надо платить не только издателю за издание книги, но и читателю, чтобы прочел ее». Однако не менее замечательная, возможно, даже более знаковая фраза им была произнесена в областной библиотеке имени Н. Асеева в январе 2015 года, когда там проводились мероприятия, посвященные 90-летию со дня рождения Евгения Ивановича Носова. «Любите нас живыми! – сказал Михаил Николаевич в конце своей речи. – Не дожидайтесь нашей кончины, чтобы чествовать заочно и «вослед». Читайте наши произведения при нашей жизни, обсуждайте их вместе с нами. И тогда будет и обратная связь, и разговор по душам».
Услышав эту фразу, все люди, находившиеся в большом зале, начали горячо аплодировать. Некоторые – стоя. Ибо искренность сказанного Михаилом Николаевичем проникла в их умы и души.
«Любите нас живыми!» – это не о себе, это обо всех курских писателях, как живых, так и ушедших в мир иной. И не только о курских. О всех провинциальных писателях страны.
«Любите нас живыми!» – это и о русской литературе, и русской истории, которые некоторые «продвинутые» в сторону Запада писаки пытаются подменить схоластическими текстами и натуральным бредом.
А в 2015 году, объявленном Президентом России «годом литературы», Михаил Николаевич осуществил свою давнейшую задумку – издал книгу новелл о Мастере – Евгении Ивановиче Носове – «Храм Евгения Носова». Конечно, и раньше рассказы о Носове печатались им в различных изданиях, например в книге «Свет в окошке» или в литературных альманахах «Толока» и «Курские перекрестки», о чем говорилось выше. Но в новой книге собраны воедино все произведения данного цикла – 21 рассказ. Да и сама книга издана «Славянкой» добротно, со знаменитым портретом Мастера с бабочкой на обложке, с красочным цветным форзацем, на котором коллаж из обложек книг Е.И. Носова и его фотографии разных лет.
Я не знаю, оказал ли комитет культуры финансовую помощь в издании этой книги или нет, – как-никак, а автору в этом году исполняется восемьдесят лет, весьма круглая юбилейная дата, и чиновники от культуры могли бы пошевелиться, – но Михаил Николаевич вновь одаривает ею коллег по литературно-писательскому сообществу. По крайней мере, мне подарил, за что ему огромное спасибо!
А еще в этом году в издательстве «Славянка» вышла книга курского писателя Николая Дмитриевича Балабая о самом Еськове – «Проза не для сытых». Уже в самом названии явственно проступает «перекличка» как с рассказом Михаила Николаевича, так и с советом, некогда данным ему Носовым.
Трехсотшестидесятистраничная книга прекрасно оформлена внешне, о чем побеспокоились полиграфисты «Славянки», а внутреннее ее содержание – скрупулезный литературоведческий анализ произведений Михаила Николаевича, проведенный Балабаем. И весьма точные, хоть и восторженные оценки творческого мастерства. Приведем лишь некоторые. Например, об эмоциональном накале произведений: «Искусство вызывать такие переживания это художественное мастерство высшей золотой пробы». Или вот по произведениям о Е.И. Носове: «Лучше, правдивее и больше других об этом прекрасном человеке написал Михаил Николаевич Еськов. Спасибо ему за это». А эти о мастерстве Еськова работать со словом: «Соединение тонкой игры слов», «Слова создают колорит музыки речи, уносят в детство и согревают душу». В следующих же цитатах как бы итоговая оценка незаурядного творчества Михаила Николаевича: «Курский прозаик Михаил Николаевич Еськов пленяет русского читателя множеством сторон и тончайшей искрометностью художественных находок и открытий» и «Содержание его рассказа «Старая яблоня с осколком» представляет собой, выражаясь языком математики, многомерное пространство. Потому что с точки зрения литературоведения это художественное произведение многоплановое, многосюжетное».
Не поспоришь – все верно и точно сказано. Подчеркнута литературно-художественная суть и глубина произведений, а также личности автора. Не часто коллеги «отваживаются» на такие откровенности. Не потому, что «скуповаты» на похвалу, а потому что «не принято». Правда, по отношению к Михаилу Николаевичу «не принято» мало приемлемо. Еще до Николая Балабая особенность писательского таланта Еськова, как справедливо «подметили» составители библиографического справочника «Писатели курского края», отмечали Татьяна Горбулина, Николай Шадрин, Эрнст Сафонов, Валентина Коркина, Борис Агеев, Геннадий Александров и многие другие.
Приведем, пожалуй, слова Николая Шадрина, сказанные им в адрес коллеги-прозаика Еськова: «Я всегда был уверен, что лучший рассказ за последние два десятилетия на Курщине написан им. …И родись Еськов не в России, столь богатой литературными талантами, давно бы был национальной гордостью, а место его рождения стало бы предметом паломничества».
И пусть эти, идущие от чистого сердца слова Николая Балабая, Николая Шадрина и других курских писателей, и сама книга станут своеобразным подарком Михаилу Николаевичу к его юбилею. А заодно – нашим общим признанием его писательского таланта и нашей добровольной данью этому таланту.
Есть время разбрасывать камни, но есть время и собирать их. Ныне время собирать!