Он никогда не любил свой истинный облик. Может быть потому, что не вписывался в стандарты? Посмотреть хотя бы на тех же сородичей. Прекрасные, во всех смысла этого слова, существа, наделенные огромными белоснежными — будто само облако! — крыльями. Такими мягкими, что самый лучший земной шелк казался бы лишь грубой тканью. А голос! Их голос был царственен и красив, что людские уши не могли вынести этого. А он мог. Они были чистые и не грубые. Любая бы птица позавидовала бы такому звучанию.
И был Он. Его крылья были далеки от идеала. Серые, грязные и с выдранными перьями. Волосы плохо уложены и слишком кудрявы, имея грязно-рыжий оттенок, издалека напоминающий грязь. Одежда смятая, с множествами заплаток. Голос же тихий, совсем не певучий и с сильной хрипотцой. Он был Ангелом Бедноты. И смотря на других Ангелов, которым повезло больше, сердце разрывалось на части. Иногда ему казалось, что того вообще не осталось. Сердце казалось ему крошечным и хрупким. А он так часто, так часто страдал!
Однако единственным утешением было небольшое деревце, что только начинало прорастать. Еще совсем молодое, не опороченное и невинное. Которое всегда будет стремиться к яркому свету, согревающим лучам солнца и легкому ветерку. Он верил, что это деревце станет прекрасным и величественным дубом спустя множество лет.
А еще он видел утешение в девушке, чье имя не было известно никому, даже ей. У нее были длинные волнистые волосы, еле доходящие до талии. Ярко-зеленые глаза, как у какого-нибудь кота из грязного переулка между домами, и ослепляющая, своей дикостью, улыбка. Она была грешна множествами пороками, но все-таки имела то самое чувство жалости, сочувствия и честности, что были далеки от любого знатного лгуна и даже Верховного Суда. И в этом смысле душа ее была чиста, как хорошо вычищенная монета или же то же самое деревце.
Он любил с ней разговаривать. Ее низкий и красивый голос, явно уступающий голосу собратьев, но превосходящий голоса множество людей на земле, умел красиво излагать мысли, превращая любую историю в удивительную красоты сказку. Она часто рассказывала о Свободе, не то, что любят проповедовать люди в различных вариациях религий; о справедливости, настоящей справедливости, что далека о той, что преподносит в форме лжи каждый день Судья, в которую так любят верить присяжные. И о чести, которая давно покрыта толстыми слоями пыли и забытая самыми известными рыцарями.
Он слушал, не понимая, что сидел часами не шевелясь, опуская крылья, закрывая глаза и стараясь представить все то, что она так старательно описывает. Он представлял этот идеальный мир без запретов и лжи. И такая мечтательная улыбка появлялось у него на устах, что девушке остро захотелось ударить его из-за ниоткуда не понятно взявшегося смущения.
Шли года, она старела. Лицо давно перестало иметь свой товарный вид. Кому нужна женщина с огромным обилием синяков на теле, лицом покрывшемуся морщинками и большими, до ужаса пронзительными глазами, которые видели всю самую потаенную тьму человеческого сердца? Она скиталась по заброшенным округам Старого Города, изредка любуясь на красоты Нового. Она дрожала в особо холодные ночи, укрываясь старыми газетами. Исхудавшая. Ведь на одной молоке и черством хлебе не прокормишься. И в особо лунную ночь, когда на темно-синем небе были видны тысячи ярчайших звезд, она поняла одну простую истину, которая ускользала из ее понимания многие годы. Во всем был виноват далеко не возраст.
И тут она вспомнила и серые крылья, что укрывали ее от пыли, и рыжие волосы, что щекотали ее кожу, когда Ангел клал голову на плечо. В те моменты он невольно отдавал ей капельку своего несчастья, в моменты, когда изливал душу и соприкасался с ней в особо интимные моменты, когда нужно было чувствовать тепло.
И именно в этот момент, когда одинокая слеза скатилось по щеке, она поняла, что забрала половину несчастья и бедноты у своего закадычного и крылатого друга. Но она не сердилась...
Потому что сейчас, укрываясь плохо пахнущим одеялом, что нашла совсем недавно, она чувствовало мягкие крылья и тихий, с легкой хрипотцой, голос, что просил прощения и убаюкивал. И она слушала песню его друга, которого в народе звали Вестником Конца — Ангелом Смерти, улыбнувшись и не сводя взгляда с лица Ангела Бедноты.
— Ты не оставишь меня? — ее голос был совсем тихий, сама она была прозрачно бледна и больна, и каждая улыбка стояла огромного усилия.
— Тебя ждет лучшая жизнь, — уходил от ответа Ангел, пытаясь не заплакать, сжимая крепче ее руку.
И только когда пульс пропал, а Вестник, поклонившись, испарился в пространстве, он дал волю слезам. А после испарился сам, взлетая до небес, чтобы прогнать наваждение и тоску. Теперь его взгляд был прикован к дереву. Величественное и чистое. Он стоял под его тенью, слыша Её голос и улыбался, сжимая в кулак потертую ткань своей робы. Она была здесь, с ним, в его сердце.
— На самом деле это ты не оставишь меня, верно?
И ветер донес до его слуха ответ, который состоял всего лишь из двух простых букв.
"Да".