Знакомая сегодня снова попеняла мне на наше с мужем непостоянство. Дескать, вот они с благоверным уже двенадцать лет отдыхают на Мальорке и менять её ни на что другое не собираются. Их там уже все отельные повара, не говоря о другом персонале, наизусть выучили. Пришлось отшучиваться, что мотаемся мы по свету и спим в путешествиях порою каждую ночь на другой подушке только потому, что отдыха ещё не заработали. Знакомая махнула на меня рукой, типа, больной безнадежен, а я сижу теперь и думаю: ну, правда, ну чего нам не лежится на пляже где-нибудь возле тёплого моря? Преимуществ у такого отдыха ведь и впрямь тьма: распаковал чемоданы в день приезда и забыл о них на весь отпуск; никаких ранних подъемов и недосыпа; обед и прочие «ольинклюзивы» по расписанию; горничные и портье в тортилью расшибаются, чтобы щедрые чаевые и в следующем году вы оставили им же. Не сбрасываем со счетов и целительный приморский воздух, плюс здоровый загар, плюс семь кило на том месте, где раньше талия была. Чего, казалось бы, ещё надо? Ан нет, не получается. Мы пробовали: я выдержала два дня, муж три. И то только потому, что во второй и третий ходил пешком в ближайший городок на массаж. Шесть км туда и столько же обратно. Ну как вы могли подумать, что шатла в отеле не было?! Просто муж так время коротал. Пока я его же за вязанием скрашивала.
С тех пор больше не экспериментируем, а тщательно выискиваем то, что хотелось бы увидеть собственными глазами. Вот и во Вьетнам мы, конечно же, не ради мавзолея дедушки Хо поехали. Это так, для общего развития. Основных же целей – три: бухта Халонг, дельта Меконга и система подземных туннелей Вьетконга.
Начнем с бухты. До неё от Ханоя всего 150 километров, однако, выезжаем всё равно пораньше, чтобы по дороге ничего путного не пропустить. Сегодня опять дождит, но крестьяне, высаживающие рис, считают, что «у природы нет плохой погоды». Постоянно в воде по колено, перманентно в воде выше колена. Одна рука сжимает земляной ком с ростками, другая ритмично снует из воды в воду. И так до тех пор, пока вся делянка не покроется нежными зелеными «травинками». Техника на полях есть, она пашет, копает, что-то перевозит. Всё остальное – ручной труд от зари до зари. Крестьянские дома рядом с рисовыми полями. На сухих участках часто видны надгробья и памятники. Под плитами останки солдат. Не только вьетнамских, но и американских. Но никому и в голову не приходит глумиться над могилами павших врагов. Наоборот, ухаживают («разные прочие шведы», ау!), как за своими.
О, доехали до солнца. И сразу разноцветные домики-пеналы засияли. Бегут вдоль дороги один краше другого. Земля здесь стоит дорого, потому все фасады узенькие. Зато ввысь можно строить хоть до небес. Не представляю себе планировку дома шестиметровой ширины. Наверное, по одной комнате на каждом этаже? Или вереница смежных? всё равно не нравится. По мне так лучше уж как в гаремах: по периметру апартаменты жен, а в центре холл для общего собрания профсоюза. И никто «через тебя» не ходит, когда ты занят (с) любимым делом.
Завернули в центр художественной вышивки. причём рукоделием там занимаются только люди с физическими недостатками. Есть и выставка их работ: картины от миниатюр до полотен полтора на два метра сплошь зашитые крошечными стежками. Смотришь и диву даешься, как такую красоту вообще сотворить возможно? А творцы тем временем увлечённо трудятся: впереди натянутая ткань, по бокам пасмы разноцветного шёлка, перед глазами у некоторых большущая лупа. И только если кто-то встает и идёт можно понять, что в организме есть проблема. Героические это люди. Не ноют, не стонут, не жалуются – живут жизнью более наполненной, чем многие здоровые. Снимаю шляпу перед вами.
Перед тобой, моя псковская коллега по перу, которой каждый шаг дается с боем и руки порою совсем не слушаются – ДЦП. Но при этом она одна вырастила красавицу и умницу дочь, с утра до ночи трудится, побеждает в литературных конкурсах, сама их проводит, путешествует, возится со своей собакой, а иногда и с целым выводком «собачачьих» отпрысков.
И перед тобою, моя абсолютно слепая коллега по хору, родившая и поднявшая вместе с мужем двух сыновей и дочь, радующаяся внучатам-близняшкам. Кроме пения она танцует, много читает (пальцами, естественно), на «ты» с компьютером. Она самостоятельно передвигается по городу, ходит в магазины, готовит, стирает. Из уборки, по понятным причинам, только окон не чистит. Она даже вяжет спицами! А к нынешнему Рождеству подарила мне сумку с золотой рыбкой, нарисованной ею при помощи шаблонов. Честно говоря, мне хочется эту рыбку вставить в рамку и показывать всем, как символ мужества и несгибаемого желания не просто жить, а испытывать при этом всю палитру чувств и ощущений. Спасибо вам, Вита и Марлиз. Вы очень многому меня научили.
Пока я тут без шляпы сидела погода совсем разгулялась. Тепло, светло и двустворчатые моллюски не кусают. И не только потому, что все они сплошь флегматики, а оттого, что самим дороже. Откусишь чего-нибудь, а потом наращивай на этом постороннем предмете жемчуг. Это я после посещения фермы, что находится в заливе, такой «продвинутой» стала. В воду мы, правда, не ныряли, личной жизни устриц и мидий не наблюдали и знаем о ней лишь понаслышке. От фермера, рассказавшего нам о том, что перламутр – это органоминеральный агрегат карбоната кальция и рогового вещества, которые вырабатываются в эпителии многих морских и пресноводных моллюсков. В нормальном состоянии беспозвоночные «козявки» строят из этого свои раковины, но при необходимости «обклеивает» перламутром любую инородную мелочь, чтобы изолировать её, а точнее, сделать «ближе к телу». Так срабатывает их иммунитет, и этим беззастенчиво пользуются вполне позвоночные и к тому же прямоходячие: чуткие женские ручки приоткрывают створки раковин, делают в мантии надрез и внедряют в него крошечный (3-5 мм в диаметре) шарик. В большой экземпляр имплантируется несколько шариков. Затем моллюсков «сажают» в бамбуковые клетки, которые подвешивают в бухте на глубине от двух до пятнадцати метров, оставляя их в плавучем состоянии. Периодически «узилища» вытаскивают для очистки раковин от водорослей, паразитов и прочих «нехороших излишеств». Если температура воды падает ниже 11 градусов, моллюсков транспортируют в более тёплую акваторию. Через три года клетки поднимают, чтобы «снять урожай», отсортировать его и сделать украшения, которыми во Вьетнаме, например, торгуют сплошь и рядом. За продавцами, конечно, глаз да глаз нужен, если вы не планировали привезти домой горсть пластмассы. Чтобы подобного казуса не случилось, записывайте: достаете из своей сумочки косметическое зеркальце и с силой царапаете облюбованной жемчужиной по стеклу. Если она настоящая, то продавец в обморок от ваших действий не упадет, зато на стекле появится заметная (тут уж без жертвы никак) царапина. Если зеркало не пострадало, ищите другого продавца с неподдельным товаром. И не особенно доверяйте тем, кто пыхает зажигалкой перед жемчужиной, пытаясь доказать вам, что коль та не плавится, значит, не пластмасса. Очень может быть, что настоящая – она одна на всю лавку, а всё остальное – фальшивка.
Ну вот, теперь, когда мы с Козьмой Прутковым за вас спокойны, можно и на джонку переселяться. Для начала надо рассказать, что это за посудина такая, ибо если вы посмотрите на неё в Википедии, и увидите там утлое корытце с парусами из циновки, то непременно вообразите, что я способна бесстрашно провести ночь в компании с комарами. В действительности же я боюсь их гораздо больше, чем бегемотов и крокодилов вместе взятых. Вы можете мне не верить, но ни один «крокомот» или хотя бы «бегедил» на меня за всю жизнь ни разу даже не взглянул, а вот комары пировали на моем теле не однажды. И всегда результативно. Вот чтобы их пыл немного поубавить, лукавая туристическая отрасль Вьетнама придумала обозвать джонкой вполне комфортабельный трехпалубный корабль: и романтический флёр цел и гости не чешутся и репеллентом не воняют.
Джонки возле берега не швартуются – мелковато для них. Они ждут своих пассажиров далеко в бухте. Чтобы туда попасть нашу группу погрузили на два быстроходных катера, чемоданы сложили в третий и кортежем «сплавили» к судну. Там раздали ключи от кают и сообщили о плане мероприятий на сегодня: отдых, обед, экскурсия на остров Бо Хон, ужин, вечерняя рыбалка для несъедобных (с комариной точки зрения) и виски с танцами для остальных.
Начнем со второго пункта, с обеда, состоящего в основном из даров моря. Особо привередливым принесли мясо. Мы же люди простые, к деликатесам не приученные, с удовольствием съели и мидий, и креветок, и устриц, и даже омаром не побрезговали. Всё оказалось свежайшим и замечательно приготовленным, поэтому на экскурсию отплыли в совершенно неиспорченном настроении. Но прежде чем говорить о каком-то конкретном острове, нужно хотя бы упомянуть, откуда что взялось. Вообще-то, «Халонг» с вьетнамского означает «спускающийся в море дракон», но сами вьетнамцы ни о каком драконе долго даже не подозревали и бухту называли совсем по-другому, как вдруг в 1898 году экипаж французского военного корабля заметил в заливе огромную змею (это ж сколько надо выпить!), которая шлепнула по морю хвостом и «нарубила» одним махом около двух тысяч островов высотой от пятидесяти до ста метров.
Ну вот, теперь, когда все геологические процессы объяснены сугубо научно, можно заглянуть на остров Бо Хон. Он один их самых больших, но, как вы наверняка уже по жизни догадались, размер далеко не всегда хоть что-то определяет. Вот и сюда вовсе не величина, а наличие красивейшего грота Сунг Шот привлекает людей.
На нашей памяти уже около десятка разных (в том числе и карстовых) пещер, но во все предыдущие мы спускались, порой очень даже глубоко, а тут поднимаемся по каменным ступеням на 25 метров выше уровня воды и только тогда входим. Грот невелик – всего 500 метров. Состоит из двух помещений, по которым проложены дорожки. Формы сталактитов и сталагмитов уже сами по себе причудливы, а кроме того они интересно подсвечены и отражаются в глади нескольких бассейнов. Естественны ли водоёмы? Не знаю. Главное, что зрелище завораживает красотой и необычностью. Здесь присутствует и элегантность, и шарм, и полет фантазии. А для фотолюбителей это вообще клондайк – без нескольких сотен снимков их из пещеры калачом не выманить. Мне полчаса пришлось мужа к выходу зазывать. Кое-как прелестным видом на бухту сверху соблазнила, не то до захода «подсветки» за горизонт остался бы в гроте. А вид на залив и впрямь величественный: всё, что дракон своим хвостом «животворящим» навытворял, как на ладони: большие острова и совсем крошечные, жилые и необитаемые, плоские, с длинными полосами пляжей и подточенные со всех сторон водой, торчащие сморчками, зеленые скалы. Теперь уже мужу пришлось тащить меня вниз к лодке, потому что настала пора плыть к гроту под названием Лыон. Он относится к этому же острову, но вот пальцы не поворачиваются напечатать, что на нем находится. Да и грот ли это в том смысле, к которому мы привыкли. Гораздо больше это похоже на средних размеров кальдеру. Вход в неё, правда, традиционно пещерный – сводчатый и с бахромой сталактитов, но только на лодках, байдарках, каноэ и прочих низких суденышках можно туда попасть, потому что от воды до верхней точки арки всего три метра. Даже джонка из Википедии там застрянет, не говоря уж о нашей, четырехзвездочной.
Приплыли! И что мы видим? Бирюзовая почти «круглая» вода, которую обступили глубокие «волны» скал, внизу подмытых до трещин и дыр, а вверху взлохмаченных зеленью и упирающихся прямо в Космос. На каменных уступах поодиночке и группами сидят обезьянки. Кто-то из них грызет ветку с длинными ланцетовидными листьями, кто-то банан, а кто-то выкусывает паразитов из шерсти разомлевшего сородича, – идиллия, одним словом. Там, где есть хотя бы полуметровая кромка берега, лежат гостинцы для приматов. Те не обращают на них никакого внимания. Должно быть, сыты и, следовательно, хорошо воспитаны.
Нечаянно вспомнилась другая, менее пасторальная история, случившаяся с одной нашей коллегой по цейлонскому путешествию. Это был второй день в Шри-Ланке. Гид уже раз пятнадцать успел предупредить, чтобы мы не только не ели в присутствии обезьян, которым там несть числа, но даже чтоб ничего съестного с собой не брали. И вот идём мы после экскурсии по буддийскому храму к автобусу, намереваясь ехать в ресторан на обед. Душно. Собаки с дохлым видом валяются в тени деревьев. Вялые обезьянки неподвижно сидят вдоль дороги.
Одна наша туристка, решив перекусить, вынимает припасённый бутерброд из сумки и перекидывает её через плечо. Обезьяна модели макака тут же подскакивает к даме и сдёргивает сумку. Дама ошалело орёт. Обезьяна молниеносно взлетает на дерево, там устраивается поудобнее на толстом суку, расстегивает сумку, достает из неё банан и съедает его. Мы, задрав головы и затаив дыхание, смотрим на макаку. Жертва перекуса снизу, рыдая, и почему-то по-английски, умоляет обезьяну вернуть ей собственность. Та методично роется в сумке, что-то достает оттуда, нюхает, разворачивает, съедает. Достает, нюхает, разворачивает, съедает.
Потом достает, нюхает и кидает. Теперь уже вся группа с молодецким посвистом носится под деревом и ловит летящие вниз помаду, тушь для ресниц, гигиенические прокладки, тампоны, презервативы, пластыри, капли для носа, спрей для загара, крем от ожога, ланкийские купюры, электронные карточки всех сортов, паспорт, проездные документы, отельные ваучеры, распотрошённый кошелёк, европейские и местные монеты, ну, и мало ли что ещё, совершенно необходимое бывалой туристке. Когда сумка становится пустой, макака деловито вешает её на сук и равнодушно удаляется в гущу зеленых листьев. Счастливая дама шамаханской царицей водружается на камень, а мы несём к её ногам «дары», упавшие в прямом смысле с неба. Занавес.
Сделав почётный круг по гроту, мы возвращаемся к единственному отверстию. Высоко над ним замечаем кириллическую надпись. «Лесозаводск 1962» крупно намалевано белой краской на скале. Нет-нет, я не ворчу осуждающе. В этом нет смысла. Я просто пытаюсь понять, как технически это можно было сделать? Больно уж труднодоступное там место. Но! Где только русские васи не проходили!
На джонку подоспели аккурат к ужину. Всё снова было из пучины морской прямиком доставлено на кухню, следом – к столу, и под отличное настроение пошло за милую душу. Потом мой несоблазнительный для комаров муж отправился на корму соблазнять кальмаров. Я же провела вечер в каюте. Виски не терплю, а танцы без виски и мужа – это, согласитесь, нонсенс. Тёплый душ, мягкая постель, хорошая книга и мерное покачивание джонки – что ещё нужно для впечатлённого красотами организма? Уснула, разумеется.
Утро. «Сахарной ватой сгустился туман. Липко сегодня в утробе погоды» -- точнее слов и не подберешь, чтобы передать ощущения во время выхода на палубу. Сели в лодку и на ощупь поплыли. Даже странно, что попали туда, куда планировали – на остров Титова. И там мгла рассеялась. Будто испарилась. Наверное, мужа, решившего искупаться, перепугалась. Ему вчера на рыбалке (кстати, кальмары уснули ещё раньше меня) рассказали, что Герман Титов здесь в феврале 1962 года в шестнадцатиградусной воде плавал. А нынче, во-первых, уже начало марта, во-вторых, уже приблизительно 45-го года от сотворения политики глобального потепления. То есть сегодняшняя температура моря просто обязана быть на порядок выше той, что была в позднеледниковый период начала космической эры. Короче, заручившись своей непоколебимостью и моей халатностью, муж сбросил с себя одежду и бодро зашагал по безлюдному (жена не в счет) пляжу. Однако по мере приближения к сердито накатывающим серым волнам его уверенность в правильности избранного пути начала стремительно таять. У кромки воды муж остановился, большим пальцем по-страусиному вытянутой правой ноги «пощупал» море, содрогнулся всем телом, резко развернулся и пулей помчался обратно. «Оно жутко мокрое», -- приговаривал он спустя пару секунд, торопливо натягивая на себя брюки и куртку. Я сложила уже распахнутое было гостеприимно полотенце в сумку, и мы отправились на смотровую площадку, прилепленную к вершине скалы.
Преодолев триста с чем-то ступенек, прочитали табличку, сообщающую о том, как Хо Ши Мин, шибко зауважав закалённого Титова, по-отечески обнял его за плечи и изрек: «Дарим тебе этот остров. Отныне он будет называться твоим именем. Приезжай сюда, когда захочешь». Так остров №46 стал островом Ti Top, а космонавт №2 – бессменным председателем общества Советско-Вьетнамской дружбы.
Но не из-за таблички мы сюда лезли, а как выяснилось, исключительно ради спортивных достижений. Потому что пока мы карабкались, заморосил микроскопический дождь, начисто размазавший вид сверху.
Потом мы вернулись на джонку, несколько часов плыли, петляя между островами. К одним непозволительно приближались, от других держались на почтительном расстоянии. На верхней палубе было тихо и покойно. Снова светило солнце, драгоценным блеском сияла умытая зелень. Внизу ласково плескались воды залива. Жизнь казалась бесконечной, и очень хотелось в это поверить.