Остановился автобус после снегопада
Автобус полз медленно и тяжело, заваленный снегом город никак не мог справиться с расчисткой снега даже на главных улицах, вернее на одной главной, по которой должен был быстро идти транспорт. Лариса сидела у того окна автобуса из которого были видны магазины, в окнах которых уже висели плакаты с призывами о снижении цен на зимние товары, хотя еще только январь чуть перевалил за свою середину.
В маленьком автобусе рядом с Ларисой на жесткое узкое сиденье опустился мужчина высокий, худой, с матерчатой сумкой в руках.
- Посмотрите что за окном? Сколько наших денег украдут.
- Что на улице в Курске наши деньги валяются? - повернулась к попутчику Лариса.
- Да, валяются. В виде снега. Никто его не убирает, а напишут, что очистили весь город.
- Столько снега никому не убрать. Сегодня хорошо, что дороги видны, солнышко выглянуло, не то, что вчера и позавчера было.
Мужчине явно не нравилось, что ему говорила Лариса, похоже было, что ответить он хотел резко, но это означало, что разговор может сразу прекратится. Переложив свисающую сумку из одной руки в другую, он решил продолжить разговор.
- Это здесь еще кое-как снег растащили, а на других улицах ничего и не тронули. Целая ночь была для уборки снега, а они утра дождались, и вот что и получилось. Снег на месте, техники нет. Не думают о людях.
- Я вот видела три бульдозера. Чистили там, где площадь Перекальского.
- Вот посмотрим, что там начистили.
- Медленно едем. Может, и не доедем, придется дальше пешком идти. Вчера почти весь транспорт стоял на Радищева, так я ее прошла всю, под снегом и ветром. А сегодня хорошо.
- Вот я видел только один трактор, что чистил улицу. Никакого порядка. Все украли и страну украли.
- А вы думаете о чем-то приятном, - посоветовала Лариса. Что вы все об одном.
Тонкое, узкое лицо собеседника напряглось, острый длинный нос, казался сейчас даже загнутым вниз, словно готов был превратиться в клюв.
- Вот я вернулся в Курск, в котором сорок лет не был.
- Так это хорошо.
- Хотел здесь жить. Но теперь жизнь совсем другая, все друг от друга прячутся, не хотят общаться, закрываются. Не знаешь даже, кто и рядом живет. Раньше так было? Все друг другу помогали. Что сейчас? Все злые.
- Вот мы разговариваем и совсем мы не злые.
- Женщина одна мне рассказывала, что хотела она с соседями познакомиться, напекла пирогов, позвонила в соседнюю дверь, а те отмахнулись от нее. Это правильно?
Похожий рассказ уже как-то слышала Лариса. Она подумала о том, что собеседник объединяет вместе и свои проблемы с похожими чужими рассказами, где-то услышанными.
- Другое время наступило. Все стало иначе.
- Хорошего мало прятаться в своем доме.
- Так они с кем-то другим общаются, с родными, со своими знакомыми.
- Вижу только, что никто не хочет никого знать.
Если до этого автобус еще как-то тянулся от одной остановки к другой, а тут стал неподвижно. Но вот движение продолжилось. Но ненадолго, через несколько секунд опять неподвижное состояние. Рядом, совсем близко в противоположном окне можно было увидеть дом, из названия которого следовало, что здесь собираются дети для занятий в разных кружках. А раньше здесь была высшая партийная школа, которую заканчивали все руководители организаций и предприятий города.
- А какое сейчас образование. Книги читать невозможно, ошибка на ошибке.
- Вы журналист?
- Не журналист я, просто грамотный человек. Куда смотрят редакторы? Как такое пропускают. Даже классику издают, как попало. Вот я стараюсь искать старые книги, чтобы их прочитать, хоть там не увижу ошибок. На развалах книжных смотрю что-нибудь старое.
- А что в Курске есть развалы книг старых?
- Есть одно местечко. Только там и душой отдыхаю. Тогда были редакторы, что надо.
- Теперь не требуются редакторы. Выполняй только определенные правила, чтобы не было агрессивных призывов, и еще некоторые простые требования. Все и пишут и издают.
- Вот для меня новость. До чего дошли. Никого нет над этими писаками, выпустили их из клетки словно. Это не правильно.
- Может быть, не правильно, но это так – ответила Лариса.
Автобус еще чуть продвинулся вперед. Стало видно и причину остановки, несколько машин, перекрывали всю дорогу. Стояли две машины милиции и две машины скорой помощи. Перевернутых машин не было, только две сильно помятые. Третья машина врезалась в сугроб у светофора в кучу снега, что и отделило ее от столба, что возможно и спасло пассажиров.
- Хорошо было тридцать лет назад.
- А почему тридцать? - спросила Лариса.
- Так уехал я учиться в Москву.
- Почему же в Москву? Остались бы в городе любимом. Соловьев бы слушали. На речку бы летом ходили.
- Не прошел здесь в институт. А в Москве поступил.
- Помню, что здесь были такие институты, в которые не поступить было без блата. Сама тоже в Москве училась, - заметила Лариса.
- В какой? В Геологический. Потом по стране ездил тридцать лет. Тоже время было хорошее, - ответил мужчина не слушая Ларису.
На некоторое время мужчина замолчал. Худое лицо с глубокими складками у рта разгладилось. Вспомнилось ему, возможно, время в тайге, тоже снежное время. Тихие высокие сосны, а может кедры, за спиной ружье. И бесконечная тишина вокруг, а поговорить хотелось, как без этого. Хотелось, по всей видимости, рассказать незнакомой женщине об этом, но что скажешь за короткую поездку в автобусе.
- А у вас дети есть? – спросила Лариса, чем и вывела мужчину из задумчивости.
Лариса старалась говорить спокойно, не включаться в настроение собеседника, а слушать, хоть и внимательно, но отстранено. Не входить в то настроение недовольства, от которого мужчина словно захлебывался.
- Есть, сыновья.
- В Курске живут?
- В Москве.
- Значит, только вы затосковали по курскому краю?
- Затосковал. Уеду, думаю, хотя все сделал, квартиру отремонтировал. Скучно мне.
- Куда?
- Другое место найду. Нигде, правда, порядка нет.
Слово - порядок, вновь перебросило мысли собеседника Ларисы в то поле, которое он долго обихаживал, собирал на нем ростки недовольства многим, что видел вокруг.
- Нет хозяина. Вот встал бы он, тогда бы узнали, как воровать, как бездельничать. Все бы дрогнули.
- Откуда встал?
- Откуда надо.
Продвинувшись несколько десятков метров по центральной улице, автобус остановился у двухэтажного домика, выступающего к дороге из глубины улицы. Стало видно, как длинные сосульки свисали с крыши, и почти спускались к тропинке в снегу. По протоптанной дорожке в снегу шли люди, которые вышли из таких же автобусов, в котором сидела Лариса. Они пошли по своим делам дальше, не дожидаясь, когда откроют движение по центральной улице. Солнце, там, за стеклом, было таким горячим, таким лучистым, так гладило свисающие куски льда, что они уже были затянуты тонкой водяной пленкой.
- Пропустите меня, я тоже пойду пешком, - сказала Лариса.
- Всего вам хорошего, - ответил мужчина.
- Это вам всего хорошего. И меньше мрачного, - ответила Лариса.
Узкие двери автобуса открылись. Перепрыгнув через сугроб, Лариса пошла по тонкой дорожке в глубоком белом снегу по своим делам. Мужчина остался сидеть в автобусе, значит, до его дома пешком не дойти.