Афанасий был непьющим сантехником. Бывает и такое, исключение для подтверждения правила. И все у него, в общем, было: квартира, машина, деньги, уважение на работе от начальства, (еще бы, такое чудо) правда, другие слесаря "коллеги" по работе за своего не принимали. Тетеньки и бабёнки ласково заглядывали в глаза, приглашали на чай и борщ. Афанасий иногда ходил, но чаще отказывался. Серьезных отношений не завязалось и к сорока годам он все еще был холост.
Но от судьбы не уйдешь - любовь его настигла. В один прекрасный день в фокусе его глаз нарисовалась (да так там и осталась) неземной красоты женщина, в длинном, невесомом золотистом платье до пят и шляпе с вуалькой. Афанасий видел даму излучающую сияние; и вроде, как бы ноги ее не касались земли при перемещении в пространстве. Остолбенело стоял он, схватившись рукой за грудь, ощущая неведомую доселе боль в пронзенном стрелой сердце (курасон)
Как выяснилось дама жила в соседнем доме на последнем, двенадцатом этаже, ну это понятно, поближе к небу, звали ее Инесса что понятно тоже. Мужчины у нее не было, это Афанасий узнал точно, целый месяц дежурил возле ее дома, задрав голову, зачарованно глядя на далекие занавески. Трепетал, когда видел издали, выходящую богиню свою из подъезда. О том чтобы подойти и познакомиться не могло быть и речи. Дома Афанасий постоянно слушал "Восточную песню" в исполнении Ободзинского грустно подпевая:
” Льет ли теплый дождь, падает ли снег -
Я в подъезде против дома твоего стою,
Жду, что ты пройдешь, а, быть может, нет,
Стоит мне тебя увидеть - о, как я счастлив!
Странно и смешно наш устроен мир -
Сердце любит, но не скажет о любви своей,
Пусть живу я и не знаю, любишь или нет,
Это лучше, чем, признавшись, слышать «нет» в ответ,
А я боюсь услышать «нет»"
К Инессе иногда приходила подруга. У той сияния не было никакого, щуплая, сухонькая с острым носиком и вредными глазёнками. К ней у Афанасия робости не было, и он легко познакомился. На второй день Афанасий признался Кларе, так звали подружку, в своей страсти к Инессе и попросил совета, что ему делать, чтобы завоевать сердце (курасон) возлюбленной. Клара смерила Афанасия скептическим, чтобы не сказать циничным взглядом и объявила. Оказывается Инесса сможет полюбить только идеального для нее мужчину, не иначе, или вовсе останется одинокой. Афанасий робко поинтересовался какой должен быть идеальный мужчина и услышал ужасное: оказывается, «мужик не должен быть красивым. Мужик должен быть добытчиком. И страшным. Чтоб одна бровь короче другой. Глаза разного цвета. Возможно, одного вообще нет. Скулятник лопатой. Шрам во все *блище. Горбатый нос. Губы сжаты в полосочку. Баба должна трепетать при виде мужика, а не спрашивать, какими кремами он моську мажет. Должна бояться. Чтоб во время секса смотрела на него и думала: «Бля, как страшно. Быстрей бы все закончилось. Я к маме хочу» – прочитала когда-то в инете, засело это у ней в голове крепко, и хранила Инесса свою девственность для такого вот парня.
Афанасий был раздавлен ибо обладал внешностью заурядной. Три дня он лежал в своей квартире глядя в потолок пытаясь вырвать из сердца наконечник стрелы, отравивший ему жизнь. Но курасон его обливалось кровью и не хотело утешаться, перед глазами стоял образ дамы в шляпке с вуалькой, а в ушах, не умолкая, звучал голос Ободзинского. Афанасий понял, либо он умрет от неразделенной любви, либо все же надо попытаться заставить Инессу поделиться. Он выбрал второе, собрал сбережения и лег в дорогую клинику.
В сущности пластические операции были совсем несложны. Любой коновал в деревенской кузне мог бы в два счета организовать ему шрам во все *блище, отчего одна бровь грозно приподнялась бы вверх, как бы говоря: «Ну чё, суки, не ждали? Щас срать смешаетесь!». Хирурги сделали все мастерски; сломали и подточили напильником нос, придав ястребиности в профиле; натянули щеки к ушам, скулятник лопатой, а губы зло растянулись в полосочку. Предлагали еще слепить горбатого, чтоб уж совсем на Квазимоду похожим стать, но Афанасий отказался. Для страшного секса увеличил елду до тридцати трёх сантиметром и пришил свежие обезьяньи яйца. В виде бонуса, остатки шерсти гориллы попросил пересадить себе на ягодицы для колоритности. Долго размышлял выбить ли глаз, но ограничился заказом контактной линзы, дававшей багровый оттенок.
И вот, через два месяца, Афанасий во всей своей неотразимости стоял на двенадцатом этаже и жал кнопку звонка своей суженой.
Дверь отворилась… Они увидели друг друга. Она, без вуальки, но все такая же, с небесным сиянием над головой, в полупрозрачном халатике и с ужасом на лице. Афанасий… ну, мы в курсе, как он выглядел. Не зная что сказать Афанасий промычал что-то нечленораздельное и ещё выше задрал высокую бровь, отчего вид его стал совсем уж дик и не обуздан. Курасон Афанасия бешено колотилось и он готов был провалиться сквозь этажи, и далее под землю но… Но случилось чудо! Страх на лице Инессы сменился восторгом и восхищением. Она порывисто схватила Афанасия за руку: «Проходите, ну что же вы стоите!», потянула в прихожую. Афанасий, чувствуя как к сердцу подступает эйфория, вошел. «Сейчас, сейчас! – Инесса бросилась к телефону, быстро набрала номер, затараторила – Клара! Клара, милая, бросай всё и ко мне немедленно, всё увидишь сама, чудо, чудо, Кларочка, а ты говорила, чудес не бывает и я всегда буду одна, я так счастлива, теперь у меня есть надежда, скорей Кларочка, тебе надо увидеть самой! Жду!»
Со слезами на глазах Инесса обернулась к Афанасию: «Вы не представляете, как я счастлива вас видеть! Мы с подругой поклялись выйти замуж только если встретим идеального мужчину, и вот провидение прислало вас. Теперь, когда Кларина мечта воплотилась в реальность, я могу надеяться, что боги исполнят и мою мечту – мой идеал тоже воплотиться в реальность, раз вы здесь, значит это возможно! Пойдемте я его вам покажу». Она опять взяла Афанасия за руку и повела в комнату. Он подчинился и на деревянных ногах, плохо соображая, последовал за Инессой. Войдя в зал, Инесса повела рукой: «Вот, смотри, а это мой идеал и он, наверно, уже в пути…». Афанасий разноцветными глазами обвёл комнату, все стены которой были увешаны плакатами с изображением ослепительно улыбающегося Бандераса…