7
Поднявшись с травы, Татьяна огляделась. Все та же равнина. Всё то же небо. А пруд? Сколько женщина ни смотрела по сторонам, его нигде не было видно. Тогда она поднялась вверх, и только теперь заметила вдалеке гладкий блеск водоема. На его береге что-то происходило, но вот что – разглядеть не удавалось. Приблизить пруд взглядом не получилось, и, не теряя попусту времени, Таня устремилась к воде.
Чем ближе она подлетала, тем отчетливей становились фигуры двух людей. Они катались по земле, норовя уложить друг друга на лопатки и удержать в таком положении. А еще они что-то кричали, но понять смысл этих слов у Тани не получилось. Одним из них был Изуба – женщина как-то сразу поняла это, хотя разглядеть лица дерущихся с такого расстояния казалось невозможным. Она постаралась лететь как можно быстрей, но когда приблизилась к водоему, схватка завершилась. Изуба сидел на траве, устало опустив голову и раскинув руки. На ладонях будто не было кожи, они кровоточили. Да, так оно и есть, подумала Татьяна и посмотрела на соперника Изубы. Тот уже лежал на спине и безмятежно смотрел в небо, как и все спящие на равнине, а на его темных плечах двумя белыми отпечатками осталась кожа с ладоней Имы.
- Вот видишь как. Сегодня я не смогу никому помочь, - сказал Изуба вместо приветствия.
Татьяна опустилась на землю:
- Больно?
- Нет. Почти.
Татьяна видела, что Има врет, но промолчала. Она знала, что любую рану надо прежде всего промыть, поэтому подбежала к воде, зачерпнула воды, и вернувшись, потихоньку вылила её на правую ладонь Изубы.
- Спасибо, - через силу улыбнулся он, - но это не поможет. Все пройдет само собой, когда я вернусь в явь.
- Ты уйдешь прямо сейчас?
- Раз ты здесь, то останусь. Наверное, хочешь узнать, что произошло?
- Да.
Сейчас она видела Изубу не взрослым. Рядом с ней сидел чернокожий мальчишка лет шести, кусающий собственные губы, чтобы не показать, как ему больно. Её сын поступал так же, являясь домой с прогулки с разбитыми коленками или подбитым глазом, и как бы веселым голосом сообщал, как мультяшный Малыш: «Пустяки, дело житейское!» - но она видела по его глазам, как же ребенку хочется, чтобы мама его пожалела, утешила…
- Ты положи голову мне на колени и рассказывай, а я буду слушать.
Изуба так и сделал. Татьяна стала ласково гладить его по голове, так же, как и своего сына, если тот болел или просыпался ночью от страшного сна.
- Сегодня днем привезли ко мне в хижину человека, еле живого. Болезнь сразу показалась мне странной, какой-то неправильной. Пока я рылся в медицинских справочниках, его родственники ходили на рынок, чтобы купить все необходимое для ритуала излечения. К их возвращению я уже точно знал, что человек скорее всего проклят, поэтому после жертвоприношений и ритуала сразу лег спать, чтобы найти больного здесь и помочь ему.
- А он что? Проснулся и набросился на тебя с кулаками?
- Нет, по-прежнему смотрит на небо. Я загодя напоил его снотворным снадобьем – знал, что быстро отмыть от него зло не получиться. А тот, с кем я дрался – бокор. Он явился сюда сразу же, как только я начал отмывать лицо больного от крови. Так бывает. Если бокору хорошо заплатили, он будет зорко следить за тем, чтобы его проклятие никто не снял. Даже во сне. Но мне хватило сил заставить его коснуться затылком земли. Видишь, сейчас он зачарован небом, прижат к земле моими ладонями… Наверное, видит сон, как победил меня и сохранил на проклятом человеке свое зло.
- А тот, проклятый? Что с ним?
- Плачет. Может, попробуешь помочь ему? После того, как мы поговорим.
- Хорошо. Только у меня нет фляги.
- Принесешь воды в ладонях, как мне только что.
- Может и тебе принести воды? – произнесла Таня, намереваясь встать.
- Нет, просто будь рядом. Мне так намного легче. И не волнуйся, что вдруг уснешь от усталости как в прошлые наши встречи. Когда помогаешь другим – не устаешь. По крайней мере, здесь.
- А бокор? Он вернется опять?
- Возможно. Но не сегодня. А мне на время придется сменить время сна, чтобы довести лечение до конца. Может, тогда бокор мне не помешает.
- Значит, мы увидимся нескоро. Жаль.
Они немного помолчали. Татьяна смотрела не неподвижную гладь воды, цвет которой менялся синхронно с небом. Раз уж она решила помочь Изубе, то не мешало бы побольше узнать об этом водоеме и его содержимом. Остальные вопросы подождут.
- Расскажи мне про этот пруд, и про воду.
- Хорошо. Наверное, ты понимаешь, что основа жизни – вода? В Африке это известно каждому зверю, цветку и человеку…
- Не только в Африке, - улыбнулась Татьяна.
- …потому что вся вода, которая есть в яви - живая. Только там, где она есть, может существовать жизнь. А здесь жизни нет. Эта равнина всегда одинакова. Трава, покрывающая её, не растет и не меняется, небо не закрывают летящие тучи, не идет дождь, нет ветра… Вода в этом водоеме – мертвая. В ней отражаются сны неба. А что такое сон? Это прошлое, переосмысленное, искаженное. Оно мертвое. Вот и эта вода - мертвая. Когда умываешь ею красные слезы, то зло забывает о том, что оно - зло, а ум – о том, что отравлен и болен.
- Как в сказках. В моей яви много таких сказок. С помощью мертвой воды к разрубленному телу героя снова прирастают отсеченные части, но он остается мертв, пока его не коснется капля живой воды. Сказка ложь, да в ней намек… оказывается, вот как просто…
- Просто? Я рассказал тебе простыми словами, поэтому тебе так кажется. На самом деле все гораздо сложней, но сейчас я не смогу тебе этого рассказать, потому что многое и сам не понимаю до конца, а еще - устал.
- Тогда спи. А я попытаюсь помочь больному. Как мне найти его?
- В кармане моей рубашки кукла… - и Изуба закрыл глаза.
Таня осторожно вынула из кармашка глиняную фигурку, бережно переложила со своих колен на траву спящего Иму и встала.
Кукла в её руке вдруг ожила, спрыгнула с ладони и полетела куда-то в сторону. Не успев удивиться, Татьяна последовала за ней.
Недалеко от Изубы и бокора кукла опустилась вниз на грудь спящего человека и вдруг сказала тихо:
- Принеси воды.
Таня поспешила к водоему. Зачерпнула воды и обратно. Она отчетливо видела куклу, словно маленький маяк мерцающую над проклятым. Опустившись на колени, Таня начала промывать лицо спящего от черных подтеков. Получалось плохо. «Жаль, у меня нет фляги, как у Изубы. С ней бы получилось быстрей. Хотя, быстрей не значит лучше». Она снова и снова возвращалась к пруду, потом к больному до тех пор, пока лицо его не стало чистым. Вот тогда Татьяна, вместе с удовлетворением от проделанной работы почувствовала свинцовую тяжесть усталости, легла на траву и закрыла глаза.
- Танечка! Танюша! Принеси воды. У меня вся кончилась!
Вынув из упаковки пластиковую бутыль с артезианской водой, Татьяна, убавив огонь под кастрюлей с супом, пошла в комнату свекрови.
Дарья Петровна полусидела на кровати и смотрела телевизор. Как только невестка вошла в комнату, взяла в руки пульт и убавила громкость вещания очередного ток-шоу.
- Вот спасибо, моя хорошая! Я уж замучилась от жажды – так ты кашу мне пересолила…
- Да что вы, Дарья Петровна. Ничего я не пересолила. Мне бы дети тогда сказали, а они с добавкой…
- Так то - дети. А я говорю – пересолено. В следующий раз вообще не соли.
- Как скажете.
Татьяна подняла с полу пустой блистер от таблеток, порожнюю бутылку из-под минералки и хотела выйти из комнаты.
- Постой, Танечка, не убегай.
- Что-нибудь еще?
- Я спросить хочу. У тебя последнее время такой вид цветущий… Ты что, любовником обзавелась?
- Да вы что, Дарья Петровна! Я же с утра до ночи работаю, не разгибаясь. Дети, домохозяйство… Нет у меня на любовников ни времени, ни сил. Да и знакомиться с ними негде…
- Ой, так уж и негде! Свинья-то всегда грязь найдет…
- Что? - ком обиды подкатил к горлу, а вместе с ним множество не самых хороших ответных слов, готовых сорваться с языка. – Да как вы…
Татьяна посмотрела в глаза свекрови и вдруг увидела вместо больной старой женщины маленькую капризную девочку. Бедная малышка. Она просто боится остаться одна. Страх- это тоже зло. Слова про свинью и цветущий вид так нелепо звучали из её уст! Обида тут же превратилась в смех. С трудом удерживая его, Таня буквально выскочила из комнаты, уже не принимая всерьез летящие вслед высказывания Дарьи Петровны:
- Только попробуй своего хахаля сюда притащить, потаскуха! Я тебе… я вам… милицию вызову…
А невестка прижалась спиной к стене, и тихо смеялась, зажав руками рот. Казалось, убери она руки, и смех превратиться в громкий хохот, вызвав новый приступ брани у свекрови. А если бы Таня приняла серьезно эти слова? Разговор закончился бы безобразной ссорой и обидами. Все же Изуба правильно делает, видя спящих детьми. Поступали бы люди так же и в яви – не надо было отмывать их лица от черных слез.
Услышав, как брякает на кастрюле крышка, Татьяна поспешила на кухню к убегающему супу.
продолжение http://www.proza.ru/2016/01/24/481