ГЛАВА 4 "СВЯТАЯ МОНИКА"
- Не хнычь! Выше голову!
Это не в углу – это в первом классе. За первой партой. И слёзы ручьём – у девочки, похожей на негритяночку, если поставили перед всеми столбом.
- Ты, голубушка, не в садике, не в яслях: не играть сюда пришла, а учиться.
Кто учится, должны соблюдать дисциплину: ничего не делать, пока не скажут, и ждать звонка. А звонок – для учительницы. Если девочка этого не поймёт, её обратно вернут, в детский сад. Придёшь со своей группой. А дома ей будет порка: сама сказала.
- И всё-таки она вертится! – замечает со вздохом Екатерина Вадимовна: сегодня она с первоклашками вместо Эсфири Моисеевны. – Римма, смотри сюда!
А Римма смотрит в окно – то и дело.
Опять ей влетит.
Екатерина Вадимовна даёт ей задание: нарисуй, что видишь.
- Я вижу осень.
Все видят: только что началась. Говорят – бабье лето. Берёзы, липы за окнами уже позолоченные.
«Как в прошлом году», – припоминает Валерка и ёжится. Нет, не надо, чтобы опять. Уж лучше…
- Кто отвлекается?
Нет, не он.
В букваре тоже осень: жёлтый лес, грибы, ребята с корзинками. «Ау! Ау!» Потому что буква А. И с нею аист…
Скоро в Африку улетит – за журавлями. Или во Вьетнам.
"Во Вьетнаме убьют".
- Кукушка уже улетела, – вторит Римма ни с того ни с сего.
Ей даже замечания не сделали:
- А кто ещё на зиму улетает? Какие птицы?
Малышам только подбрось идею:
- Грач!
- Скворец!
- Ласточка!
Кто их не знает?
- Страус…
- Кто видел страуса? Откуда к нам залетел?
Все смеются. С аистом спутал, дурак!
Римма рада, что ей дали слово:
- Выпь. Гага... Фламинго.
Ни разу не слыхал!
- Я видела в зоопарке.
А он - только страуса.
- Летом они в Казахстане...
Подошла его очередь.
- Колибри, – отрапортовал, не задумываясь.
Всех назвали.
- Колибри в Америке.
- А ещё на Чукотке, – не уступал он. – Чукотка наша. Один чукча пошёл на охоту, думал – шмель, а это…
Он всё напутал. Чукча охотился как раз на колибри – русский гость просветил, – а добыл шмеля. Тоже редкая на Чукотке «птица».
«Мурзилку» Екатерина Вадимовна читала.
- Садись, юный натуралист, – улыбнулась, внеся поправки. – Будь внимательней, а то пойдёшь на охоту и будешь искать…
- Колибрю, – пролепетала Римма, да так, что полкласса услышало.
Он психанул – этого оказалось достаточно.
Екатерина Вадимовна велела всем успокоиться – не то останутся без «Чёрной курицы» с подземными жителями. Напомнила, что все птицы – наши друзья. Вот и колибри. Недаром её спутали со шмелём: птичка-невеличка делает ту же работу, опыляя цветочной пыльцой растения. Поэтому и в Америке не всё плохо: цветут леса и «душистые прерии». Столько цветов! Есть даже – как волшебные маки в царстве злой Гингемы.
«В России тоже есть», – вспомнил, не смея перебить.
Это в горах. Говорили, что палатку нельзя рядом ставить: «Проснётесь мёртвыми».
А колибри? Ни цветов-убийц не боится, ни тайфунов-торнадо. Пусть и не долететь ей до нашей Чукотки – всё равно: она дружит с пингвинами и не побоится сесть на голову аллигатору.
«Значит, она всё-таки перелётная», – сообразил Валерка.
Он нарисовал, как мог, по памяти: получился гибрид снегиря и синицы с болотным бекасом.
- Похож, – признала Екатерина Вадимовна. – Смотрите, какой клюв. Как шило. Думаете, зачем? Чтобы защищать родное гнёздышко. Есть такой зверь – ягуар, самый хищный в Америке. Он хочет съесть птенчиков. А колибри сверху, как истребитель, – прямо ему в глаз!
- Ягуар умрёт?
- Почему умрёт? Убежит с одним глазом. Знаете, как больно! Медведь – и тот…
Колибри сильнее медведя! Тогда пусть… Ничего! А то всё Брянский, Брянский – как рябого Егорку. У того и фамилии нету – так:
Ты откуда, паренёк?
Городищенский пенёк!
Их, городищенских, даже в школе дразнят: больших ребят – первоклашки. (Валерку и ещё кое-кого уже ловили, уши драли. Папа говорит: "Мало!") А Брянск? Пускай и не Городище – город: «Там партизаны, а не пеньки!» Всё равно. А то ещё «Фронтовичкин». Тоже надоедает: что у него, папы с мамой нет?
Лучше уж быть Негритёнком. Хотя не больно они, эти негры, хорошие. Приезжают сюда из джунглей. А в джунглях все дикари – первобытные люди.
… Потом, классе в пятом, было «Дикое сердце" – мексиканское, в одну серию и цветное. О рабовладельческом строе. Там ни джунглей, ни дикарей. Зато – надо же – настоящий негритёнок, тоже Колибри, юнга на шхуне Хуана-Дьявола. Он отнял его у какого-то фашиста, продырявил на прощанье цистерну с ромом. (Этот жлоб, наверно, с горя утопился.) Хуан не признавал рабства, а потому не велел называть себя господином-сеньором. Просто – капитан.
- Детство вернул ребёнку! – растрогалась мама. – Отца ему заменил. Сердце у него, конечно, дикое, но доброе. Ничего нет в нём дьявольского.
Девчонки с ума посходили: какая там красотища, какие у них платья! Какой смешной Колибри… А какая любовь! Баба сама лошадей запрягла, поехала.
Нет, дикое сердце – у этой барыни. Проститутка политическая! Говорила, что Хуана любит, бегала к нему. А вышла за прокурора. Они были братьями, один отец. Только прокурор не знал этого. Зато Хуан знал, да помалкивал – из принципа. Не пропал! Женился, недолго думая, на другой сестре: а то влюбилась в дурака прокурора, хотела из-за него в монастырь.
Нормальная оказалась девка.
«Добрый день, госпожа!» – встречал её верный Колибри.
Что-то вдруг накатило на него – был как под мухой. И что вообще? Самое такое – за кадром. Не стреляют ни разу ни из какой «катюши», не дерутся. Врезал Хуан одному: не жульничай! Потом ураган... Ну да: там тропики, зелёное царство, горные реки, пещеры. Ясно, что не у нас.
А ему почудилось – он там был. Где, когда?
Утром была география. Толкались у карты: есть ли там Пуэрто-Рико, Ямайка? Всё есть: все вместе – Большие Антильские.
Слышалось что-то сладкое. Будто фрукт такой, южный, растёт на какой-нибудь пальме, на самом верху. Лезь, рви.
Разве мог он тогда представить – если бы и знал?..
Другие другое вспомнили:
- Колибри, когда успел?
- Где твоя госпожа, святая Моника?
- С пионервожатым, – брякнул невесть с чего Юрка Дутов из параллельного.
Валерка дверь распахнул ногой:
- В харю дать?
Дундук – сразу мямлить: дескать, чего, как петух? Он не об этом…
- Заткнись! Врежу – в трусы провалишься!
Что за дурак? Скажет – прямо как в лужу… Знал бы хоть…
Откуда ему? В Канах, может быть, пять человек… Папа с мамой ему не скажут. И никто. Дундук с бухты-барахты.
А эта Моника на неё похожа – хоть без очков…
Кому какое собачье дело?
- А ты похож на Хуана, – встряла вездесущая Римма. – На дон Хуана с буквой Ж.
- Сама ты ж!..
Он хотел бы на того, который в кино. Настоящий мужик! Моряк!
Да разве в этом дело? Моряк – не моряк? Он бы тоже так, если что… Если бы вдруг узнал…
Говорят – уголовник. И со своею Моникой нехорошо поступил: она просила...
Подумаешь! А что ей делать в монастыре, если они поженились? И он ничего с ней не делал. «Чуть не угробил!» Да всё равно бы она простыла – куда бы ни повёз. Дождь же был, ветер... Монашки бы уж точно угробили. А на него бы свалили. Как же – контрабандист! Контрабандисты возят наркотики – отраву такую...
Брехня! Не было там никаких...Только всякая галантерея да посуда. Наверно, фарфор. Тоже – под страхом виселицы. Или семена тропических растений, из которых делают каучук. Что – плохо? Папа рассказывал. И в школе они читали. Эти португальцы, испанцы – как собаки на сене: ни людям, ни себе. Из-за них бы, из-за придурков, – как при царе Мамае… Если бы не такие, как этот Хуан.
А ещё он возил оружие – нашим, в свободные штаты.
«Он за деньги!» А что он – дурак? Училка за так в школу ходит? И хоть кто! Вот будет, говорят, коммунизм. Тогда и денег не будет. Поработал – как в школе на труде. Потом в магазин: бери за так, сколько надо. Сколько потребовалось.
«Вы, может быть, доживёте»…
А деньги он не пропил. И не в кубышку – на чёрный день, как нэпман. Он землю купил и крестьянам отдал, оставил себе одну шхуну.
У них тоже шхуна. А то нет! Кричали же ему с берега: «Эй, на шхуне!» Не шхуна – так шаланда… Отец до войны на такой же дрова возил. Аж из муромского леса!
Опять контрабанда! Поймают – выгружай. Лучше пускай сгниёт. Ни себе, ни людям.
Разве не гады? Хоть бы подумали: пятьдесят кэмэ против течения. Без мотора!
Зато теперь – и мотор, и «Москвич». На нём – хоть к морю.
А было время…
* * *
- Валерка, поедешь со мной в Москву?
Продолжение следует http://www.proza.ru/2019/12/20/1016