ЖАРКАЯ ПОРА СЕНОКОСА
Пора сенокосная, трава медоносная,
Твой запах далекого детства во мне.
Г. Мокеев.
Многочисленная литература, повествующая о русской деревне, дает богатое поэтическое описание сенокосной поре. В старину у славян косьба сена сопровождалась многими обрядами. Косили русские крестьяне раньше сообща всем селом, затем каждый получал необходимое количество сена.
Время сенокоса у русских крестьян считалось праздничным событием и ожидалось с нетерпением, в особенности молодыми людьми. При благоприятных условиях, уборка сена считалась одной из приятнейших сельских работ. Лето, тёплые ночи, купанье после утомительного зноя, благоуханье лугов, — всё вместе имело отрадное действие на душу. Мужчины и женщины, а в особенности девушки для работы в лугах убираются в самое хорошее одеяние, как на торжественный праздник. На сенокосе крестьяне одной деревни собирались в один стан. Девчатам здесь было гульбище, на котором они, дружно работая граблями и сопровождая работу общей песней, рисовались перед парнями. Парни одевались на сенокос щеголевато, заигрывали с девушками. Сенокос в старину, несмотря на тяжёлый и напряжённый по срокам труд, всегда сопровождался песнями.
В наше время от былой идиллии сенокосной поры ничего не осталось. Веселые обряды исчезли. Остался только тяжёлый, изнурительный и напряжённый труд.
****************************
Утром наш ночной рассказчик поднялся рано — до восхода солнца, над рекой еще дымился туман, на поникших ветвях ивняка и на травах блестела крупная холодная роса.
Я тоже выбрался из палатки. Не спеша подошел к старому покоснику, задумчиво сидевшему на колоде на обрывистом берегу, сел рядом с ним, завели философский разговор о житие-бытие.
В утренней прохладе многочисленные бабочки, жучки, кузнечики, стрекозы, сплошь покрытые серебристыми капельками росы, своими цепкими конечностями прочно держались за травинки и тонкие веточки кустиков. Они в утреннем оцепенении с нетерпением ждали появления первых теплых лучей солнца, чтобы снова заняться своими повседневными заботами.
А кругом неторопливо, заливая кусты и кочки, расползались холодные пряди тумана. Вершины сосен, озолоченные восходом, раскачивались над этими зыбкими белесыми волнами. С дальних гор сорвался холодный ветер, взволновал туман и погнал прочь.
С первыми лучами солнца, упавшими на нашу поляну, старик поднял своих косарей, и после легкого завтрака поставил их за косу одного за другим на краю большой поляны с рослой — по грудь — травой.
Пожня густа и пахуча, травы сочны и росисты. Косилось споро, работалось, как пелось. В душе косарей поднялось извечное — к земле приглядывались, принюхивались к травам. Над пожней неугомонно играли птицы — старые приятели косарей. Солнце грело, где-то кричали сороки.
Старик шел первым, за ним — его сын, за сыном — его внуки и правнук. Трава ложилась косматым валом, дымилась-испарялась роса. Но долго старик выдержать не мог. Прошел один прогон, остановился, руку к груди прижал, отдышался. Потом свежескошенной травой вытер косу-литовку, воткнул ее заостренной ручкой в землю, лезвием кверху и стал наблюдать за размашистой работой своего семейства. За молодыми пригляд нужен!
Мы с ребятами тоже перекусили, собрали палатки, уложили все вещи в лодки, попрощались со стариком и вывели свои суда в быструю струю Сосьвы — навстречу новым исследованиям. Покос стал быстро отходить назад.
На приречных скалах, как бояре в зеленых шубах, шумят неохватные, могучие дозорные богатыри — сибирские кедры, пихты, ели, сосны. От реки веяло живительной прохладой, над просторами вод, поблескивая прозрачными крылышками с темными ажурными прожилками, летали стремительные стрекозы. День был напоен солнцем.
Уже на изгибе реки я оглянулся. Старик все так же стоял на крутом обрыве Сосьвы, лицо его было обращено в нашу сторону. Правой рукой он опирался на ручку косы, а ладонью левой защищал свои глаза от слепящих лучей солнца.
А мы продолжали плыть по реке Сосьве. Солнце уже жгло довольно сильно. Тело распарилось от усиленной работы веслами, разъедал соленый пот. К этому докучали еще и несносные оводы.
Я опустил за борт руку и пропускал меж пальцев воду. Зеркальная струя была студена и тороплива.
К полудню впереди показались скалы. Их складчатые стенки отвесно падали в реку. Перед скалами нам открылась небольшая полянка, удобная для дневного привала. От поляны вверх на скалы вела узкая, но хорошо протоптанная тропинка. Выбрав место, где берег полого подходил к воде, мы причалили. Дежурные принялись готовить обед, а другие ребята занялись своими делами: топографы вычерчивали схему участка реки, накосили на карту расположение скал; гидрологи проводили замеры поперечного сечения русла реки и замеряли скорость течения, а ботаники проводили ревизию луговой и скальной растительности. Пока ребята были заняты выполнением своих программ, я взобрался на скалу.
Вдали синели горы, легкий ветерок с них приятно освежал лицо, леса уходили за горизонт, голубым серпом внизу блестела Сосьва-река. Налетевший ветерок рябил воду. Я стоял у самого обрыва и любовался открывшимся мне зрелищем. От бегущих в небе облаков мне показалось, что я на каменном корабле плыву навстречу солнцу и простору. Легко и глубоко вздохнув полной грудью приятный, освежающий воздух, я радовался: «Вот оно — уральское раздолье! Хорошо, что мои городские ребята, путешествуя по родному краю, имеют возможность любоваться его красотой».
Оба берега Сосьвы богаты лугами, используемые под покосы. Многие из них заливаются весенним половодьем, предвещая летнее высокотравье. Сочное и рослое луговое разнотравье дает хорошее сено для домашних животных.
Покосные угодья часто расположены далеко от деревни. Из-за отсутствия летних подъездных дорог, добираться до покосов приходится пешком, иногда в течение часа и более. Чтобы сэкономить силы и выиграть ценное время для заготовки сена, деревенские жители, имеющие дальние покосы, устраивают на них ночевни. Обычно в тени раскидистой березы ставится шалаш. Для его постройки используются длинные ветви, которые прислоняются к каркасу из сосновых или еловых жердей.
Ветви располагают так, чтобы дождевая вода хорошо скатывалась под уклон. В последние годы многие покосники стали свои шалаши сверху покрывать полиэтиленовыми пленками, что ускоряет и облегчает постройку шалаша и надежно защищает от дождя. Стандартные туристские палатки тоже используются, но крайне редко. В качестве подстилки используется сухое ароматное сено.
Недалеко от шалаша оборудуется место для костра. Рядом ставится столик, сколоченный из жердей или принесенных из дома дощечек. Сиденьем служат отпиленные от толстых бревен чурбаки, поставленные вертикально, или толстые бревна-колоды, уложенные на землю или на подкладки. Вокруг костровища кладут толстые бревна, очищенные от коры и сучков. Костер служит не только для приготовления пищи. Его жаром сушат промокшую одежду и обувь. Косари вокруг него отдыхают после трудного покосного дня.
Прихлебывая горячий, настоянный на смородине или лабазнике, терпкий чай, ведут неторопливую беседу. Дым костра защищает от надоедливых комаров и мошек.
Если берег высокий, то к воде делают удобные сходни в виде пологой дорожки или делают в земле ступеньки.
Косить начинали «со светом», то есть по росе. «Чем росистее трава, тем легче косить». Скошенную рядами траву косари сразу разбивали, то есть растрёпывали рукоятками граблей для того, чтоб она лучше просушивалась. Разбивка эта производилась целый день под палящими лучами солнца. К вечеру разбитое и почти сухое сено сгребали в валы, то есть длинные гряды, а из них затем складывали в копны - высокие кучи. На другой день, когда роса прошла, копны эти разваливали кругами, а потом опять сваливали в копны и стога. Таков был порядок при уборке в вёдренное время. Если же находили тучки и начинались дожди, то при уборке сена было много хлопот. Когда появлялись тучи, старались сено, немедленно сложить в копну. Когда распогоживалось — копну разваливали и перебивали сено до тех пор, пока оно не просохнет.
Именно такой покос-ночевня открылся мне с высокой скалы. Он был расположен на другом берегу Сосьвы, напротив той поляны, где остановилась моя группа. Поляна покосников была отделена от реки тянувшейся вдоль нее узкой полосой рослых кустарников жимолости, расположенных под несколькими раскидистыми черемухами. Тут же тянулся ряд прибрежного малинника.
В эти недели сосьвинские луга заполнены людом. На поляне напротив нас стоят в полный рост сочные и высокие травы. Сенокос там стоит в полном разгаре, нужно спешить, пока травы не осеменились. Лишь бы дождей не было. Скошенное сено в валках дышит пряным ароматом. Спешат люди, сгребают сено. Самые заботливые хозяева уже поставили сенокосной поре духмяные памятники — первые копны сена. От каждой такой копенки такой аромат, хоть чай заваривай.
Да, душисты июльские стога! Пахнут они солнцем, медом. Всю зиму, как липовый мед, будет хранить сено июльский жар. Родом сено разное бывает — заливное, пойменное, луговое, боровое, суходольное, болотное, бугровое. И у каждого сена свой особенный запах.
Стоят стога на сосьвинских берегах, как дома: огромные, большие, средние, маленькие и совсем крохотные.
ЭХ, НАШЕМУ БЫ КРАЮ, ДА ХОРОШИЕ БЫ РУКИ И ДУМАЮЩУЮ ГОЛОВУ! ХОЗЯЙСКИЕ РУКИ И ГОЛОВУ, ДУМАЮЩЕЙ И РАДЕЮЩЕЙ О РАЗВИТИИ КРАЯ И БЛАГОСОСТОЯНИЯ ЕГО НАСЕЛЕНИЯ. УЖ ПРОДУКТАМИ ЖИВОТНОВОДСТВА СВОЕ НАСЕЛЕНИЕ СПОЛНА МОЖНО БЫЛО БЫ ОБЕСПЕЧИТЬ. НЕТ У НЫНЕШНЕЙ ВЛАСТИ КРЕСТЬЯНСКОЙ СМЕТКИ И ТРУДОЛЮБИЯ.
Мысли мои были прерваны голосами ребят. Они снизу махали мне руками, звали обедать.
Вскоре мы снова неслись на своих лодках по реке, стремительной на поворотах и перекатах и спокойной на раздольных плесах. Шумные и бурные перекаты требовали пристального внимания и осторожности. Здесь Сосьва скачет зверем. Гляди да поглядывай, ухо востро держи. Иначе река закружит судно, перевернет вверх дном, о скалу или огромные валуны-пороги ударить может. Да, буйна Сосьва в таких местах.
Зато на плесах ребята расслаблялись, лодки собирались вместе, удерживались руками, грести переставали, мы отдавались воле течения. Ребята рассказывали разные истории, пели песни. То и дело слева и справа появлялись поляны, на которых в поте лица трудились покосники: одни из них размашисто валили сочную траву, другие ворошили подсохшее сено, третьи — сгребали уже высохшее сено в высокие шуршащие валки, а где-то уже метали стога.
Правильно поставить стог не так-то просто. Здесь требуется сноровка и, если хотите, искусство. Поэтому стоять на стогу доверяется самому опытному покоснику. Из подсохших валков сено подтаскивается к месту, где ставится стог, а здесь жилистые руки покосников подхватывают сено на трехзубые вилы-рогатины, поднимают и подают его наверх, на стог. Вершинник-укладчик принимает сено и равномерно распределяет его по всему периметру и середине стога. Стог растет в высоту, равномерно суживаясь от основания стога до вершины. Не дай Бог, если стог получится кособоким — соседи засмеют, опозорят укладчика …
Под вечер мы пристали к берегу. Местечко облюбовали веселое: напротив высилась известняковая скала, складчатые стенки которой приютили пахучий тимьян, кустисто разбросавший свои мелкие розоватые цветки; местами виднелся низкорослый солнцецвет монетный с золотисто-желтыми лепестками; в затененных местах и расщелинах рос очиток пурпурный с толстыми сочными листьями. Рядом с нашими палатками гомонил ручей с холоднющей водой, при питье заходились зубы. Кругом разливался смолистый запах. День сегодня выпал веселый. В кустах шумели малиновки, гудели шмели. В лесной чаще куковала кукушка на радость нашим девушкам, которые тут же начали подшучивать друг над дружкой с извечным девичьем гаданием: через сколько лет найдется их принц и сколько детишек у них будет. Вдоль ручья тянулись узкие елани, заросшие малинником. Алая сочная ягода густо покрывала кусты, просилась в рот. Солнце косыми лучами пронизывало высокие могучие сосны, вершины которых светились позолотой. В воздухе гудели и вились серыми столбами комары. С реки несло сыростью и запахом тины.
Мы с ребятами, оставив девчат хозяйничать на привале, на лодках переправились через Сосьву и по еле заметной тропинке поднялись на скалу и прилегли на камни, любуясь лесами, низиной, среди которой прихотливо петляла Сосьва.
От дневного жара камни были еще теплыми и воздух ласкал лицо. За далью в тайгу погружалось солнце, небо пылало жаром. На глухое озеро над лесом пролетела запоздалая утиная стайка. Устремив взор в безбрежную даль, мы жадно дышали и не могли надышаться живительным запахом луговых трав, свежей кошенины и высохшим сеном.
Вернувшись на свою поляну, мы развели из сырых еловых лап дымный костер, разгоняя надоедливых комаров и мошкару, приятный дымок потянулся над еланью, весело потрескивал сушняк основного костра. От счастливых парней и девчат все шумней и шумней становилось под вековыми соснами.
Ужинали уже при свете костра, а потом долго сидели вокруг него и делились впечатлениями прошедшего дня.
Вечер был тих, дальний лес кутался туманом. С ночного неба, ухмыляясь, глядел рогатый месяц, а по реке серебрилась узкая лунная дорожка. Где-то вдали несколько раз болезненно-скорбным криком прокричал кулик. Синенькие огоньки пламени костра бегали, лизали сухое бревно. Я поправил его, голубые языки огня стали длиннее, ярче. Наконец, синие огоньки пламени погасли, костер смежил голубые глаза. Кто-то из парней вывернул на угли котелок воды, над костром поднялся белый пар.
Убедившись, что тлеющие угли костра совсем погасли, ребята медленно стали разбредаться по своим палаткам. Дымокуром из слегка увлажненного мха, тлевшего в банках, выгнали из палаток вездесущих комаров, и при свете фонариков стали обустраивать свои «гнездышки». Утомленные дневной работой веслами, ребята вскоре затихли в своих спальниках. Лагерь уснул.
В речной воде отсвечивали темно-синее небо да звезды. Ночной лес затаенно гудел, среди вековых сосен лежала плотная тьма. Где-то трещал валежник, в чаще ухал филин.
************************************