Подарок для сайта " Дистопия"
Блестящие крылья жужелиц и потные страбоскопы маркиза де Сада, вынутые накануне шаббата из бункера Саддама Хуссейна, мигали, тонко зуммеря через юз. Юз выстукивал невероятные подробности победы товарища Щуся, бескозыристого атамана-молодца, еще вчера уписывавшего плотные сайки, запиваемые " Свежим сеном", румынским напитком железногвардейцев маршала Антонеску ибн Чаушеску, тачанковым прорывом прорвавшего прорыв в труде и обороне всех трудящихся, окруженных по окружности окружением, явно враждебным. Мы склонили длинное ухо Кутык-баш к телеграфистой ленте, положив " Маузер" на стол, тиская уныло-рожую звезду сериалов за скромно остановившие рост сиськи, пучеглазую и неприхотливую гризетку, с тупорылистой песенкой бледномандятистой Валерии, скакунистой паскудницы из клана еврейско-урожденных патриотов России. Юз взвыл. " Зыыыыы". Бросились к окну, но окна не было, какие, на хрен, окна в замурованном бронепоезде, блиндированными плацкартами убиндюженном дюжими донбасцами в направлении " Москва-Казань".
- Я его кинь ипал, - кожанистый хирург в мотоколяске, раскачивающейся под потолком на ржавых цепях Игнациуса Лойолы, кипел и бурлил бурляистым крестом многочисленных наград. - Вот это, вот это, вот это.
Отец Опасный и Марат Гельман супились в углу, скучая без Кильманды, ползающей в галереях горных проходов, заглядывающей в темные задние проходы, гудя арбенистым пароходом и земфиря эфирные испарения лишаистых порослей, хрустко усыпавших сырые стены катакомб Аджимушкая. Но этот коварный выпад они не оставили без внимания, подписали петицию, провели репетицию, уведомив полицию за три недели, как и положено, помянули добрым словом ротмистра Шлице, отважного гугенота, положившего большой прибор на всех желающих, рассупонились и ахнули, узрев вновь вошедшего в проем. Мужик с усами вошел и вышел, оставив смутное послевкусие недостоверности, на которую, впрочем, всем было абсолютно иддеферентно, даже гражданка Фиорентино в фиолетовом белье и лакмусовой фуражке стройотрядов СС не посчитала возможным спрыгнуть с кукана, плюнула в спину удалявшегося по коридорам бронепоезда мужика с усами и снова задрыгалась вверх и вниз, хрипловато приговаривая : " Йя, фака, йа, май гаж, йо, самтреди цискаризе батоно трапатано". Кожанистый насторожился.
- Какая батона ? - захрипел он из люльки. - Русофобия, бля. Аллаху акбар !
Присутствующие благоразумно промолчали, помня печальные прецеденты и парижские инциденты, трансцедентальными очередями неумытиков переместившихся в древний Кале, окончательно засраный нуждающимися в эвакуации из Дюнкерка перед бронированным лицом Гейнца Гудериана, кусающего собственные кулаки от бешенства от предательской тупости стратегов и тактиков, остановивших волну, чтобы принять отскок через пять лет чахлыми грудями гитлерюгендовцев и фольксштурм. Отец Опасный хекнул и подпрыгнул до потолка, где дислоцировался кожанистый. Подвис, зависнув, уключисто ухватился в люлькин край, подтянулся слегонца и внятно выговорил, утрируя дефект речи :
- Пульс стодвадцать, курс норд-ост, даешь Крым и Колыму !
С таким отеческим благословением он и выпинул кожанистого на пятачок за линию ворот, где его подхватила длинная блондинка, красивая и жадная, положившая теннисную ракетку на землю отцов и болгарско-обсосанную манду на волю матерей, чернопеределистыми митингами в составе пятнадцати человек на сундуках мертвецов высасывающих сопли у таких же мертвецов, знобящих вставные зубы Солженицына и бороденку Вовы Сорокина. Блондинка с кожанистым упрыгала в темные коридоры бронепоезда, где Ляксандра Дрейч выхватывал по наглому еб...у от адъютантов веселого и многокурящего мужика, умного хотя бы одним тем, что не настоеб...л соотечественникам с экранов и радаров, предоставив эту почетную возможность другим, несущим тяжкую ношу бреда и ахинеи.
Отец Опасный взял за ручку уставшую гражданку Фиорентино, взвалил на плечо Марата Гельмана, кряхтя и ругаясь по-уйгурски, пошел в противоположную сторону, следом за ротмистром Шлице, чьи дикие песенки раздавались вдали:
- Мая хата с краю, ничаво не знаю...