ПОД ТРОЙНЫМ ПРИКРЫТИЕМ…
Прошёл месяц с момента того самого «броска надежды» на пирсе города Делфт в Голландии.
Всё, что Мари осталось: жить, работать и помнить. Больше ничего. Работать теперь на чужих.
Было непросто.
Заперли в глухой каюте, попытались превратить в бессловесную рабыню – не вышло. Взбунтовалась. Выпустили из заточения, обращались как с драгоценностью.
Едва получила доступ к неограниченной визуальной информации, стала собой. Черпая видимое только ей информационное поле, медиум была не просто результативна – бесценна!
На девушку отныне целый штат разведотделения и элитная бригада высококлассных врачей.
Вся верхняя палуба океанского лайнера была отдана в полное их распоряжение, не допуская проникновение туда посторонних: только проверенные и вышколенные сотрудники, которых лично в лицо знал начальник охраны особой спецгруппы.
Гости прибывали по воздуху на вертолёте – не желали чужих глаз в силу своей профессии.
Это было на руку и москвичке – меньше свидетелей её временного предательства поневоле. Пав, сменила и имя: Соня – новый оперативный псевдоним.
Для неё израильскими «спецами» была придумана прекрасная «легенда», позволяющая запросто сливаться с пассажирами первого класса и пары нижних палуб, что было остро необходимо для сбора информации.
Не скучала – работы хватало.
– …Соня, Вы уже можете со мной поговорить? – мужчина в форме был настойчив. – Вы изучили последние материалы по «программе»?
– Да, но всё это ложь. По ней я не смогу ничего сказать.
Спокойно смотрела в чёрные глаза военного-оперативника, прекрасно понимая, что сейчас произойдёт.
– Что?? Вы понимаете, что сейчас сказали!? – вскипел праведным еврейским гневом и обидой за свои службы. – Эти материалы мои люди доставали с риском для жизни! И многие не вернулись с заданий!
– Господин офицер, мы зря тратим время. Сожалею о потерях, но их обманули. Такое случается в нашей работе, и я Вас понимаю, как никто другой, – говорила медленно, чтобы переводчик успевал переводить её слова правильно. – Их ввели в заблуждение уже в самом начале той «операции». Вижу предательство и подкуп людей из очень близкого к Вам окружения. Сейчас их рядом с Вами нет…
Увидела страх в глазах юноши-переводчика, приподнялась с шезлонга и посмотрела глубоко в чёрные глаза.
– Только попробуй переврать! – шёпотом на иврите сказала парню.
Он побелел и чуть не упал в обморок! Сглотнул и тихо с хрипом стал переводить.
Злорадно усмехнулась, скрывая эмоции: «Ха! Я только эту фразу и выучила за месяц, но он-то этого не знает, вот чуть и не умер от страха, бедняга. Зато теперь можно не переживать о чистоте перевода. Да, господа евреи… я быстро учусь работать с вами».
Очнулась, вернулась к разговору:
– Господин Рив, у меня есть предложение по решению этой проблемы, но боюсь, Вам оно не понравится.
Вздохнула, деликатно отведя взгляд за борт, на бескрайний океан.
«Да… как же он меня “любит”, блин! Уже весь кипит и пыхтит, несмотря на то, что сидит на обдуваемой верхней палубе круизного лайнера. Ничего, вояка, меня наскоком не взять, и не такое уже пережила.
Оглянулась на окна крытого павильона.
– Сидят и наблюдают за нашей беседой – мои “родители” по “легенде”: Хана и Илан Шпиллеры. А я, получается, Соня Шпиллер. Ну, чего у этой Системы не отнять – стройности “легенд”. Красиво придумали: престарелые родители везут свою нездоровую девятнадцатилетнюю единственную дочь Соню к знахарю-шаману в Африку. Не справилась традиционная израильская медицина с её случаем, вот у стариков и осталась единственная и последняя надежда на известного колдуна в Конго, только он и может вернуть душевный покой их нервной неуравновешенной дочери. Ну, тогда Яхве нам в помощь!»
Заметив её взгляд, Хана тяжело поднялась на полные ноги, покачнулась, что заставило мужа Илана подскочить и поддержать жену в ровном положении. Тепло ему улыбнувшись, поковыляла к девушке на открытое солнце, оглянувшись на плетёное кресло. Муж метнулся и принёс соломенную шляпу.
«Дочь» хмыкнула, скривив красивые губы в доброй усмешке: «Ё-маё, влюблённые, а самим лет по шестьдесят пять-семьдесят! Молодцы».
– Что тревожит моё дорогое дитя? Ну что, он, таки, уже утомил тебя, Соня? – мама наклонилась к ней, потрогала смуглый лоб. – Так, таки, и есть: у тебя опять голова горячая!
Ловко обернулась вокруг оси и выпалила на иврите такую тираду в адрес военного, что он побагровел, косясь на девочку, а папа стал тихо смеяться, прикрывая рот шляпой жены. Истово выполнив материнский долг, обернулась к дочери.
– Теперь он тебя выслушает, девочка моя, или я не Хана Шпиллер! Ему такое сокровище доверили, а он смеет сомневаться!?
Прибавив ещё пару смертельных по остроте и едкости фраз, величаво вернулась под крышу павильона, послав любимице воздушный поцелуй.
За месяц они полюбили друг друга по-настоящему.
Мари-Соня была бальзамом на их исстрадавшиеся одинокие души и… уши: просто млели от её русско-польского сленга, которым «крыла» тупых военных и врачей в истерических приступах!
Теперь ей стало легче, отчаяние отступило, дав душе маленькие радости, помогая вживаться в новую шкуру. Смеялась по-доброму над мамой и потугами сделать её, пусть и оперативную дочь, настоящей еврейкой – гордостью одиноких родителей.
Развлечений хватало, когда она отдыхала от напряжённой умственной работы со «спецами» из различных отделов. Вот и сейчас один из них сидел напротив неё и готов был порвать руками, если бы не мама Хана.
– …Я готов выслушать Вас, Соня, – тихо проговорил, оправившись после словесной атаки мамы. – Я Вас уже не первый день знаю и понимаю неплохо: если Вы такое сказали, значит, имеется повод задуматься, – опасливо покосился на Хану. – В чем смысл предложения?
– Прямая психометрия, если Вам это о чём-то говорит. Кстати, мне проще станет с Вами работать, если перестану «выкать» и просто буду обращаться по имени.
Привстав с кресла, села прямо, выпрямила спинку, выкатив в глубоком вырезе батистового светлого платья смуглую аппетитную грудку, и протянула тонкую ручку красавцу-военному.
– Будем знакомы: Соня Шпиллер. Можно Соньхен.
Оторопел, долго всматривался в вежливое спокойное худенькое личико и, не найдя на нём следов смеха или издёвки, странно вздохнул, метнул на павильон настороженный взгляд и… протянул руку, пожав женскую.
– Нуриэль Рив. Будем знакомы, Соня, – голос взрослого мужчины «сел» и, завибрировав, стал ниже тоном. – Очень приятно познакомиться с… тобой.
Вздохнул, исподлобья посмотрел и… залился румянцем по белой коже щёк, на которых резким контрастом чернела небольшая щетина.
– Мама звала Эликом.
– А можно, я… тебя буду звать Нурой? Так звали моего одноклассника, – тихо сказала, покраснев не меньше мужчины.
Смущённо кивнул, не сводя серьёзного взгляда: словно впервые увидел.
Мягко и приветливо улыбнулась, дрогнув чёрной густой бровью.
– Приятно познакомится, Нури.
Подняла спокойный зелёный взгляд, окунувшись в агат умных миндалевидных глаз: красив по-еврейски, зрел, интеллигентен, с великолепными аккуратными руками и трепетными тонкими пальцами. Тайком вздохнула: «Да… всем хорош, только рост подкачал – едва метр семьдесят. Привыкла уже к русским парням под два метра; этот кажется коротышкой».
Рив утонул в колдовской зелени, ещё больше покраснел, руки взмокли, пальцы, дёрнувшись, сильнее сжали девичью ладошку, тоже мокрую.
Оба понимали, что пора разорвать визуальное свидание чувственных душ, и не могли это сделать, только горели на солнце и… огне сильного обоюдного влечения! Так и сидели, краснея лицами, сжав руки в двойном пожатии, не смея их разорвать под пристальным взглядом всех наблюдателей и… мамы Ханы, вставшей с кресла и стоящей на пороге крытого павильона, наблюдающей за поразительной сценой оччень заинтересованно.
– Они, таки, нашли общий язык, Илан! Хвала Иегове! Теперь она его возьмёт в оборот, и дело сдвинется с мёртвой точки! Ай, да Соньхен! Я всегда это знала: он был сразу обречён! А не нужно было мою умницу злить! Не хотел слушать умом и душой, теперь будет слушать телом и сердцем!
Гремела на всю палубу, не заботясь о том, что её все слышат. Видимо, надеялась, что идиш знают лишь единицы.
Только тогда пара у борта рассмеялась и… расцепила взмокшие на жаре руки.
Судя по ехидной улыбке Нуриэля, он идиш тоже знал.
Соня взглядом потребовала отчёта у Симы-переводчика: сдался и перевёл на ушко, вызвав лавину озорного звонкого смеха.
Соня и Рив смеялись долго, неотрывно смотря в глаза друг другу, введя в ярую краску мальчика-толмача.
С грустью понял: «Скоро мой перевод на фиг никому не будет нужен. Когда мужчина и женщина так смотрят друг на друга и смеются – разные языки не помеха». Так, бедный, и краснел, продолжая грустным голосом переводить всё, что звучало вокруг девушки, включая ядовитые замечания мамы Ханы – оговорённая ранее обязанность: всё, что окажется в зоне слышимости.
Переговорщики успокоились нескоро, едва найдя в себе силы вернуться на деловые рельсы.
– …Я в курсе, что такое «прямая психометрия», Соня, – Нури продолжил, как ни в чём не бывало разговор, опомнившись первым – военная выучка спасла. – Мне пришлось перечитать кучу литературы по этой теме, когда стало понятно, с кем придётся работать.
Старался не поднимать глаз, пока она, подняв с шеи тонкими смуглыми ручками, держала длинные отросшие волосы на весу, подсушивая на морском ветру волнистые тёмные блестящие пряди, вспотев от смеха и жары.
– Так понимаю, это заставит нас возить Вас… прости, тебя, по самим местам?..
– Да, Нури, выезд непосредственно на места терактов, пока там ещё теплится информационный след. Вот тогда сведения будут самые правдивые, из первоисточника – ауры места. Есть только одно «но» в этой методике… – успокоившись, строго посмотрела на переводчика.
Весь подобрался и сел ближе к столику, склонившись к девушке черноволосой головой.
– …сильно мешает считывать информацию беда…
Посмотрела прямо вглубь его глаз – старательно перевёл, подняв глаза на Рива.
– …если на том месте кровь, смерть, страх. Они своими эмоциями практически полностью перекрывают канал восприятия.
– Увы, так чаще всего и бывает, Соня. Варвары, откровенные бандиты. Они не сдаются живыми. Окружают себя живым щитом из женщин и детей. Дикость и бесчеловечность…
Нуриэль погрустнел и поднял на собеседницу такие красивые, но печальные до слёз глаза.
– Мне слишком много приходилось видеть таких сцен. Готова ли ты к ним?..
– Мне приходилось не только видеть, но и самой их воссоздавать. Это ещё страшнее, Нура, поверь. А крови я не боюсь – многих потеряла. Столько смертей уже…
Едва прошептав, сорвалась, и уже ничто не могло остановить приступ нервной астенической истерики.
Разговор был закончен.
Вокруг закричали все: Хана, Илан, Сима, Нури…
Укол. Темнота. Спасительница.
Январь, 2016 г. По мотивам романа «На пороге тёмной комнаты».
Фото из Интернета.
http://proza.ru/2014/10/09/2118