Осень нахлынула на аллеи парков и скверов радужным потоком листьев. Они кружились цветастыми вихрями, застревая между кустов и ножками скамеек. Рябина принарядилась, развесила напоказ свои сочные алые грозди, склонив свои ветви под весом спелых налитых соком ягод. Березы сбрасывали пожелтевшую и высохшую листву, обнажая свою девственность и белоснежную красоту. Вероника и Павел прогуливались перед сном в сквере. Гром радостно бегал и шуршал сухими, опавшими с деревьев и кустарников, листьями. Вероника набиралась смелости сообщить Павлу самое для неё существенное и главное:
- Паша, ты хотел-бы иметь от меня детей?
- Вероника, зачем спрашивать. Я безумно тебя люблю и очень хочу продолжение нашей любви. А продолжение нас – это наши дети.
- Я вчера была у врача. У меня десять недель беременности, - она съежилась вся, и щеки зарделись пурпурным румянцем. Павел взял её лицо в свои ладони:
- У нас будет ребенок? – она захлопала своими пушистыми ресницами и, почти шепотом, выдохнула:
- Да.
Он схватил её на руки и начал кружить по аллее, разгребая радугу листьев:
- У нас будет ребенок. Вы слышите? – потом он поставил её на землю и стал осыпать фейерверком поцелуев:
- Как же я тебя люблю. Теперь я буду носить тебя на руках, - глаза обоих светились яркими искрами. Гром весело прыгал вокруг них, не понимая их радости, но поддерживая их веселье.
Самое радостное и трогательное событие в жизни влюбленных – это ожидание долгожданного малыша. Вероника похорошела, её грудь стала наливаться материнством, на лице появились крапинки пигментных пятен, которые вовсе её не портили. В глазах появились нотки женственности и нежности. Живот стал с каждым днем увеличиваться, ребенок рос стремительными темпами. Еще не появившись на свет, он требовал к себе внимания и выполнения всех его капризов. Маму он заставлял в послеобеденное время отдыхать, а папу бежать и искать на рынке сладко-кислые яблоки или перезревшие бананы, с темными крапинками на шкурке.
Гром же рвал себе мохнатое сердце:
- Она будет любить только его, этого своего щенка, которому они уже и кличку дали – Ребенок. Все буду суетиться только возле щенка, позабыв обо мне. Эх, принцесса моя. Эх, хе-хе, хе-хе.
В доме стали появляться новые вещи и новые запахи: детская кроватка и столик для пеленания. Много детских игрушек, к которым Грому не позволялось прикасаться:
- Фу. Нельзя. Это маленькому ребенку купили а не тебе. Возьми лучше свой мячик. На, держи, - Вероника бросила ему мячик, но он не обратил на него никакого внимания и ушел на свою подстилку.
- Гром, иди сюда, - он послушно, но как бы нехотя, вернулся. Вероника стала гладить его по спине:
- Не обижайся. Милый. И не ревнуй. Я тебя тоже люблю, - Вероника потрепала его за уши. Уши были бархатными и теплыми. Гром положил ей морду на колени и стал прислушиваться, изредка поднимая удивленно поднимая глаза на Веронику. В животе хозяйки что-то возилось и барахталось и ей это нравилось, он видел это по её лицу:
- Скоро у нас будет ребенок. И все эти игрушки куплены для него. Ты его тоже полюбишь, обязательно полюбишь. Пойдем доделывать заготовки на зиму, зима придет - закрома подметет, - она пошла на кухню, где у неё варилось лечо. Возле плиты Вероника приготовила пакет с овощными отходами для мусоропровода. Гром засунул морду в пакет, нащупал лакомый кусочек и отправил в свою пасть. Кусок встал поперек и он, вытянув шею, стал кашлять и задыхаться. У Вероники из рук выпала ложка. Она выскочила на балкон и стала звать:
- Паша! Паша!
- Что случилось, милая?
- Гром чем-то подавился, ему плохо, - Павел вбежал в дом и бросился к собаке. Грому стало ещё хуже и он уже лежал посреди кухни, задыхаясь и вздрагивая:
- Милый ты мой, - Павел засунул ему руку в пасть и стал шарить и тянуться пальцами вглубь горла. Сначала раздался громкий кашель Грома, а затем смех Павла. Он сидел на полу возле Грома и держал в руках за хвостик заднюю часть от болгарского перца. Вероника, увидев, тоже начала хохотать:
- А я то перепугалась. Думаю, ну чем он мог подавиться? Костей сегодня не давали. А он, пакостник, в мусорный пакет свою рыжую морду успел засунуть. Гром? Ты же не ешь болгарский перец? – он виновато стоял между ними и обиженно смотрел, как они над ним смеются:
- Откуда же я знал, что это перец, еще и болгарский. Эх, хе-хе, хе-хе, - он полакал воды из миски и ушел на свою подстилку.
Вечером гуляли в сквере. Вероника стала мене подвижная, и с Громом играл теперь только Павел:
- Лови мячик, Гром! Неси мне. Мне! - эта игра очень нравилась Грому. Он мог часами забавляться красивым красным мячиком. Когда с ним никто не играл, он сам находил мячик в квартире и весело катал его по полу, звонко лая, чем раздражал соседей через стенку:
- Укротите свою собаку, она слишком громко лает, а у меня давление, - вздорная дама пышной форма, с маленьким приплюснутым носиком, с одышкой поднималась по ступеням. Гром её недолюбливал и однажды, когда она во дворе намахнулась на него палкой, чуть не укусил её за руку, но остановил поводок.
- Да она у вас бешеная, - дама недовольно высказала Павлу.
- А вы зачем на неё палкой махаете? А если я на вас палкой намахнусь? – Павел отвел собаку подальше от скандальной особы.
- Ты палкой? Вся семья у вас сумасшедшая, - дама пошла прочь, а Павел продолжил игру с собакой. Гулял с ней в основном он. Вероника вскоре должна была стать мамой, Она уже не могла самостоятельно обуться. Ночами часто просыпалась и ходила по квартире, потирая поясницу. Во сне ворочалась и постанывала, при каждом движении. Она сильно поправилась и была похожа на бочонок меда на ножках.
- Паша, проснись, мне плохо, - Вероника тронула его за плечо.
- И давно? Плохо давно? А то я так крепко сплю и не слышу, - он вытер глаза и посмотрел на часы. На часах было половина пятого утра.
- Я почти всю ночь проходила, спина просто ныла. А теперь, очень больно внизу живота. Вещи готовы. С синей сумкой ты приедешь за мной в родильный дом за малышом. А вот этот пакет я возьму сейчас, - она стояла в дверях ванной комнаты и смотрела, как он умывается и расчесывается.
- Пакет взял, сейчас выгоню машину и поднимусь за тобой. Сильно больно, милая.
- Уже терпения нет.
- Терпи, милая, я скоро.
Утром у Вероники родился мальчик, большой, весом четыре килограмма. Чувствовали они оба себя хорошо и вскоре их выписали домой. Павел и Клим подъехали к родильному дому.
Стояла глубокая весна. Снег уже почти весь вытаял, лишь клочки его еще прятались от солнца под густыми ветками деревьев, под лавочками и в мало освещенных закутках домов. Воздух пропитался свежестью и холодком. Ветерок сквозил сквозь ветки, крутя единично болтающихся листиков, не упавших на землю осенью. Родильный дом оголил свои ступени, встречая гостей.
Они подали пакет медсестре и ожидали на скамейке в холле.
- Левицкие! Кто Левицкие? – медсестра вышла со свертком, перевязанным синей лентой.
- Это мы. Это наше сокровище, - они оба подошли к медсестре и она, определив самого молодого из них, подала сверток Павлу. В дверях показалась Вероника. Клим подал ей букет цветов, потом одарил букетом и бутылкой шампанского медсестру и подошел к улыбающемуся Павлу. Павел не мог оторваться от содержимого кулька. Маленькое и красненькое личико спало, надув пухлые, как у мамы губки. Павел отвел взгляд от свертка и поцеловал Веронику:
- Спасибо тебе за такой бесценный подарок.
Дома положили сверток на кровать, и стали разворачивать одеяло, теперь и Гром познакомился с малышом. Он встал на задние лапы и осторожно положил передние на кровать, наблюдая картину развертывания малыша. От одеяла пахло лекарствами и запахом улицы, а от малыша пахло кислым молоком и стойким запахом Вероники. Малыш кряхтел и шевелил руками, а Гром наблюдал за его движениями.
- Познакомься Гром. Это новый член нашей семьи – Антон, - Вероника положила малыша на руку и свободной рукой погладила Грома. Потом все сидели за столом и поздравляли Веронику, а Гром вошел в спальню. Малыша положили в кроватку. Малыш проснулся, начал двигать руками и Гром занервничал. Он начал метаться между кроваткой малыша и Вероникой, хватая её за подол халата:
- Иди! Иди! Твой ребенок проснулся. Иди!
- Гром! Куда ты меня зовешь? – Вероника встала и пошла в спальню:
- Ничего страшного. Малыш проснулся. Вот когда заплачет, тогда мы узнаем: хочет он есть или просто мокрый. И тогда мы оденем ему подгузник, - она погладила Грома и вышла, а он стоял и ничего не мог понять:
- Она ведь всегда должна быть рядом с ним, а она ушла. Тогда я буду всегда рядом с ним, - он лег возле кроватки, прислушиваясь к звукам, - ребятёнка одного оставили. Эх, хе-хе, хе-хе.