Статья

               




Статья



– Что-то я не понимаю вас, Василий Петрович. – Заведующий кафедрой профессор Багдасаров угрожающе щурил свои черные глаза, уже начинающие излучать гневный блеск. – Вы где работаете? На моей кафедре или где-то на стороне?
– Что вы, что вы, Вадим Мамиконович! Зачем вы так? Я просто хотел обсудить с вами дальнейшую судьбу моей научной работы…
Вспотевший лоб Василия Петровича Внукова выдавал крайнее волнение автора фундаментальной научной статьи, которая лежала на столе заведующего кафедрой. Идея этой статьи возникла у доцента Внукова давно: не год, и не два тому назад. Сначала очень неясная, но будоражащая воображение физика-теоретика, она временами не то чтобы исчезала совсем, но, похоже, удалялась, уступая место более прагматичным начинаниям. Но вот прошедшим жарким летом, когда большинство вузовских преподавателей пребывали в отпуске, она, эта идея, неожиданно вспыхнула новым ярким лучом. Свет озарения был настолько влекущим, что в одночасье загипнотизировал Василия Петровича  и заманил его  в такой непонятный далеким от науки людям мир чарующего исследовательского экстаза.
Сразу отметим, что теоретическая проработка этой идеи, да и она сама никак не были связаны с тематикой научных работ, проводимых на кафедре профессора Багдасарова. Этот неоспоримый факт давал Василию Петровичу призрачную, но все же надежду опубликовать статью под одной своей фамилией, то есть без соавторов. Желание это тоже было давним, к тому же интенсивно подогреваемым его женой Розой Дмитриевной, женщиной энергичной и неглупой, но, в отличие от своего мечтательного мужа, приземленной в своих жизненных интересах.
Итак, статья была написана и подготовлены сопровождающие ее документы. Даже отпечатать ее удалось без помощи кафедральной машинистки. Василий Петрович решил отправить рукопись в редакцию одного из самых престижных академических журналов и был уверен в ее скорой публикации. Оставалось только пройти сквозь сети руководства кафедрой.
Ранее, в течение двух положенных сроков, Вадим Мамиконович Багдасаров  возглавлял партком института. После окончания карьеры партийного руководителя он, как обычно тогда случалось, получил «на кормление» кафедру. Кроме того, остался он  и членом парткома института, входящим в ближайшее окружение ректора.
Приход на кафедру такого заведующего ознаменовал резкие изменения в ее, можно сказать, старом патриархальном укладе. Раньше свобода в научных исследованиях и уважительное отношение к сотрудникам компенсировались острой нехваткой финансового и не только финансового обеспечения.
Новый заведующий сразу обозначил основные приоритеты: и кафедральные, и свои личные. Суть его законов сводилась к давно известной истине: за все надо платить. Да, он обеспечивает устойчивое положение кафедры в институте, организует ремонт ее помещений, достает новое оборудование – словом, создает комфортные условия для работы ее сотрудников. Следовательно, он и нужные ему люди имеют полное и законное право быть соавторами во всех научных работах, проводимых на кафедре. Разве это несправедливо?
Такой порядок строго и неизменно выполнялся. Однако нашлись и несогласные, большая часть которых по собственному желанию, а некоторые явные вольнодумцы и по желанию нового заведующего вскоре покинули кафедру. А вот в принципе не согласный с диктаторскими порядками доцент Внуков все же остался. Сказались и собственная нерешительность истинного научного работника, и, конечно, давление жены. Роза Дмитриевна, зная до тонкостей характер мужа, была уверена, что «полочная дисциплина» пойдет только на пользу спутнику ее жизни. В дальнейшем произошел один важный случай, подтвердивший правильность принятого ею решения.
Два года тому назад старый дом, в котором жила семья Внуковых, был назначен на снос. Его жильцы, естественно, должны были получить новые квартиры. Но где? В каком окраинном районе, в какой новостройке? В сложившихся обстоятельствах Роза Дмитриев-на посчитала разумным обратиться за помощью к всесильному профессору Багдасарову. Уговоры мужа положительных результатов не дали: он напрочь отказался от участия в та-ком челобитье. Тогда она сама позвонила по телефону его начальнику и договорилась с ним о встрече. Как  проходили переговоры, в деталях Василий Петрович не знал, но факт остается фактом: вскоре их семья въехала в удобную квартиру нового добротного дома, расположенного в относительной близости от института.
Хозяин новой квартиры прекрасно понимал, что долг платежом красен, и отрабатывал его по максимуму. Но все же хотелось хотя бы изредка, хотя бы единственный разок почувствовать себя свободным человеком, а не рабом Багдасарова.
Обычным явлением на кафедре стало, мягко скажем так, согласование списка авто-ров научных публикаций с заведующим. Проще говоря, Вадим Мамиконович самостоятельно определял их фамилии, сообразуясь только со своим собственным видением ситуации. Случаи были разные, в том числе и такие, когда единственным автором коллективной научной работы становился только сам заведующий, порой даже полностью не разобравшийся в тонкостях полученных результатов.
 И вот вроде бы скромный доцент Внуков решился пойти против устоев кафедры! В глазах профессора Багдасарова это было просто чудовищно. «Вот и делай после этого людям хорошее», –  гневно подумал он, но, стараясь выглядеть спокойным, вслух произнес:
–  Идите, Василий Петрович, подумайте. Завтра часам к трем приходите в мой кабинет. Я надеюсь, что вы правильно прочувствуете мои решения. –  Багдасаров заставил себя встать и, прощаясь, пожать руку мятежному автору статьи, фундаментальность которой даже он смог моментально оценить. – Кстати, посоветуйтесь с Розой Дмитриевной. Какая на зависть у вас умная жена.

Выйдя из института, Василий Петрович нарочито медленно поплелся в направлении своего дома. В голове бурлила настоящая каша из обрывков мыслей самого противоречивого толка. «Розка, конечно, начнет ругаться, а советы ее будут противоречивы, словом, сплошные бабьи неудовлетворенности. И все. Что же делать? Драться за статью? Нет, не получится. Уступить? Ох, как горько…». Душа Василия Петровича разрывалась на части.
Вокруг многочисленных зданий института все никак не могли закончиться какие-то хозяйственные работы: не то строительные, не то землеройные. В общем, грязи вокруг было в изобилии. Даже асфальтовая дорога, можно сказать с небольшими преувеличениями, стала похожа на полосу препятствий. Основные неудобства для пешеходов создавали многочисленные лужи, гнездившиеся в возникших от проезда строительной техники выемках тротуара.
На краю одной из таких больших луж сосредоточилась стайка студентов. Несколько ребят сумели преодолеть водное препятствие и, стоя на другом берегу, подбадривали своих товарищей, среди которых была и одна миниатюрная девушка. Молодежь смеялась и шутила, обыгрывая возможности выхода из сложившейся ситуации.
Когда Василий Петрович подходил к месту этого студенческого спектакля, его вы-вел из состояния душевного дисбаланса голос догнавшего его Александра Николаевича Шедко – старого приятеля, много лет работавшего на кафедре химии:
–  Подержи, Вася, мой портфель, а то просто срамота смотреть на это.
Освободив таким образом обе руки, почти постоянно пребывающий в хорошем рас-положении химик ловко подхватил студентку и вместе с ней моментально оказался на другом краю лужи. Студенты-ребята растерялись, вмиг прекратились веселые шуточки, и еще какое-то время они продолжали пребывать в немых позах, в которых застало их это событие.
–  Женщин нужно носить на руках! – изрек Александр Николаевич и, скорчив победоносную гримасу, поинтересовался: –  Чему вас только учат?
–  Ой, спасибо вам большое! –  Спасенная девушка смущенно улыбалась. – А какой предмет вы преподаете? Физику?
–  Нет, красавица, химию! А физику читает вот этот грустный джентльмен, – кивнул он головой в сторону Василия Петровича.
–  Ну ты, Саша, даешь! Полагаю, что работаешь ты в институте не совсем по своей истинной специальности?
–  Да нет! Я-то по специальности. А вот ты чего такой сумрачный?
–  Нам вроде по пути? – обреченно вздохнул Василий Петрович. – Пойдем, расскажу.
Друзья отошли от зашумевшей студенческой группки и, обходя многочисленные лужи, направились в сторону станции метро.
Василий Петрович как-то безучастно вкратце поведал о своих проблемах. Но для того, чтобы дать дельный совет, его товарищу требовалось вникнуть в детали, узнать все подробности. Для этого нужно было время, да и идти домой не хотелось. Вот тогда и было принято вполне трезвое решение: купить бутылку водки и вместе с ней посетить некое спокойное место.
Вполне удобным для дружеской беседы местом оказалась затрапезная столовая по имени «Кафе». Располагалось это предприятие общественного питания недалеко от станции метро в полуподвальном помещении четырехэтажного дома. В обеденное время здесь питался трудовой народ, а вечерами отдельные представители этого народа организовывались в небольшие дружеские компании. В столовой велась бойкая торговля пивом, а вот водки в предлагаемом ассортименте не было – приходилось приносить с собой.
В одном углу полутемной трапезной стояла приткнувшаяся к стене стойка с поврежденным опорным столбиком. Именно в силу этого дефекта она и была упрятана в угол, что оставляло посетителям лишь небольшое пространство у этой стойки, в котором могли поместиться не более двух человек. В тот вечер этими людьми оказались преподаватели физики и химии. Теперь Василий Петрович уже рассказывал о своем горемычье со всеми подробностями:
–  Вот так-то, Саша, тружусь, как раб на плантации. Все, все, что удается собрать, требуется отдать хозяину.
–  Какой же ты раб, Васек? Тебя ведь очень недурно кормят,  –  со свойственным ему юморком оппонировал Александр Николаевич. – И премии ты получаешь, и продовольственные заказы к праздникам.
–  Здесь ты, конечно, прав! Но ведь не хлебом единым жив человек?
–  Ты взрослый умный мужик. Уже пора понять, как устроена жизнь. Всегда и во всем есть выбор. Есть он и у тебя… Послал бы ты своего Мамиконыча куда подальше и стал бы свободным, но голодным человеком! – начинающий хмелеть химик продолжал рассуждать все убежденней и красочней.
–  Да разве я прошу многого? Только одна статья, только одна. Сколько своих работ я принес в жертву этому ненасытному божеству, не перечесть. А эта моя долгожданная крутилась в голове не один год. Это кусок моей жизни.
–  Что я могу тебе, Васек, предложить? Переходи к нам на кафедру. Наш Иосиф Федорович тоже не без греха, но в чем не откажешь ему –  интеллигентный он человек и знает меру.
–  Меру, может, и знает, но держит кафедру в ежовых рукавицах, –  неуверенно возражал Василий. – Все они, заведующие, видно, имеют сильный характер.
–  Давай разберемся. Что значит иметь сильный характер? – спрашивал Александр и сам же с удовлетворением обосновывал ответ. – Если начальник в строгости содержит под-чиненных, а сам, например, не может даже бросить курить. Сильный это характер или слабый?
– Черт его знает…
– Слабый, самый настоящий слабый, но властный и жесткий, а то и жестокий. А вот ты, к примеру, имеешь характер мягкий, но сильный, – разливая очередную порцию водки по стаканам, философствовал химик. – Я же знаю, как  остервенело ты можешь работать без сна и отдыха. Ладно, давай выпьем. Как говорили древние, истина в вине.
Сознание все больше и больше затуманивалось, приходило успокоение. Даже крики подвыпивших посетителей столовой больше не вызывали дискомфорта в душе. Бытие стало представляться не только вполне приемлемым, но даже приятным и радостным. Мягкий сиреневый туман ласкал и незаметно поглощал все пространство вокруг. Лишь изредка легкие блики высвечивали в мозгу тревожное слово «статья», но и оно уже казалось каким-то далеким, плавно угасающим на периферии чувств.

Очнулся Василий Петрович на лавочке во дворе незнакомого дома. Нельзя сказать, что хмель исчез совсем, но кое-что он уже начал соображать: «Где я? Что за дом?». Повертев головой по сторонам, решил: «Надо выйти на улицу, а уж там разберусь».
Неярко освященная улица была знакома, и, постояв какое-то время на тротуаре, Василий Петрович сориентировался и пошел по направлению к своему дому. Сделав всего лишь с десяток шагов, физик-теоретик услышал тарахтение приближающегося сзади мотоцикла. Он обернулся и увидел: в  коляске милицейского мотоцикла сидит его друг Саша и приветливо машет ему рукой. Василий Петрович почти машинально ответил на дружеское приветствие, в результате чего и пришлось составить компанию мотоциклетному пассажиру. Люлька-коляска была весьма небольшой, так что два человека поместились в ней с трудом. Но ничего – в тесноте, но не в обиде.
Несколько минут удалой езды – и вот оно, отделение милиции. Веселые стражи порядка, слегка подталкивая, привели друзей в «приемный покой» и сдали на попечение дежурного офицера и его помощника-сержанта. Началось оформление протоколов задержания. И ушлый Саша, и впервые попавший в такую ситуацию Вася, вели себя ответственно и тихо.
– Чего же так напились, интеллигенты? – стараясь изобразить сочувствие, спросил дежурный офицер.
Саша эмоционально и красочно, как ему казалось, начал что-то объяснять, стараясь вызвать если не жалость, то хотя бы понимание их ситуации у милицейского офицера, от которого теперь очень много зависело. Вася слушал речь своего друга, но толком  не мог ее понять. Да, он вспомнил, как Саша перенес студентку через лужу, как они пришли в столовую, как там провели время… Однако, первопричина основных событий этого вечера неумолимо ускользала из его сознания. Он напрягал свою зашторенную хмелем память, но все безрезультатно.
Так продолжалось какое-то время. Может от умственного перенапряжения, а скорее просто от пьяной дури произошло уж совсем непонятное. Физик резко вскочил со стула и кинулся к выходной двери. Реакция сержанта была незамедлительной. Он одним броском догнал беглеца и, крепко обхватив его, свирепо крикнул:
– Куда, стервец, куда? Что, захотел загреметь под статью?
От этих слов сознание Василия Петровича вмиг просветлело:
– Да, да, статья! Она во всем виновата.
В тот вечер никаких инцидентов в отделении милиции больше не случилось. Все формальности были выполнены, и друзья отправились на ночлег в комнату предварительного задержания, именуемую в народе обезьянником. Дежурный офицер, оставшись наедине со своим помощником, тихонечко посоветовал:
– Ты, Гриша, поосторожней с ними. Все про какую-то статью талдычат. Может, юристы, а может, и журналисты, мать их…

Наступило утро следующего дня, и окончательно протрезвевшие задержанные были выпущены на свободу. Для Василия Петровича первые утренние часы обычно были самыми продуктивными. Он обладал особенностями ярко выраженного жаворонка. Чистые просветленные мозги работали безукоризненно – самые лучшие результаты научных поисков были получены им именно в минуты восходящего солнца. На этот раз все было иначе. Несмотря на мерзкое душевное состояние и понимание неотвратимости очень неприятных последствий, нужно было продолжать жить. Друзья простились и пошли по домам.
Роза Дмитриевна действительно была умной женщиной. Скандал она, конечно, устроила, но не очень продолжительный и суровый. Случившееся с  мужем воспринималось ею как неотвратимая издержка жизни с творческой личностью. Выполнив положенный в подобных случаях ритуал, Роза стала напряженно думать, как выйти с меньшими потерями из неприятной ситуации и что следует предпринять? Письмо из милиции дойдет до института дня через два, так что еще есть время для принятия защитных мер.
– Иди, кровопивец, к Вадиму Мамиконовичу! Упади в ноги. Проси! Он наверняка сможет помочь.
– Нет, не будет этого! Делай что хочешь, но ползать на брюхе перед ним я не буду, – необычайно твердо для своего мягкого характера произнес Василий Петрович.
Зная до тонкостей все особенности  мужа, Роза Дмитриевна поняла, что дальнейшие увещевания бесполезны – к заведующему на поклон он не пойдет. Приходилось опять все брать на себя:
– Тогда сиди и не высовывайся! Я сама пойду к профессору Багдасарову и попытаюсь вытянуть тебя из дерьма, теоретик хренов.
И Вадим Багдасаров, и Роза Внукова являлись весьма прагматичными людьми. На этот раз они тоже нашли оптимальное решение,  устраивающее их обоих, особенно Васиного начальника. Грозному письму из милиции так и не удалось дойти до руководящих структур института. Что же касается злополучной статьи, то она, как и мечтал ее бывший автор, была отослана в редакцию уважаемого академического журнала лишь под одной фамилией. Чьей? Полагаю, это и так понятно, без пояснений.
Через несколько месяцев коллеги из разных научных центров поздравляли профессора Багдасарова с его незаурядной научной публикацией, с блестящей статьей, открывающей новую страницу в современной теоретической физике. Он снисходительно улыбался и раздаривал оттиски этой статьи со своим автографом. Достался один экземпляр и Василию Петровичу.

Сидя вечером дома на диване перед бормочущим телевизором, несостоявшийся автор пролистывал свою бывшую статью. Нет, он ее не читал. Зачем? Все, что там написано, было ему доподлинно известно.
Обида порой так сжимала горло, что становилось трудно дышать. Временами все существо Василия Петровича уходило куда-то и растворялось в ином, неведомом мире. Ему чудилось отнятое счастье в образе маленькой дочки, очень хорошенькой и любимой, но так и не родившейся. Ведения перемешивались воспоминаниями и реальными горестными событиями. Безысходность загоняла душу в темный непроходимый тупик, и горемыка со свойственным русскому человеку отчаянием вдруг подумал: «Напиться, что ли?».
– Я тебе покажу! Ишь до чего додумался… – раздался с кухни окрик жены.
Похоже, что она наперед просчитала все варианты возможных последствий и была готова их предотвратить.
Роза вошла в комнату и села на диван рядом с мужем. Несильно толкнув его в бок, она взяла с колен вконец скрюченного Василия Петровича оттиск статьи и стала его про-сматривать. Математические символы и формулы интереса у нее не вызывали, а вот последний абзац привлек самое пристальное внимание.
– Ты все внимательно читал? – спросила она.
– Читал? Я же все писал… Эх!
– Нет, похоже, этого ты не читал, – Роза Дмитриевна слегка обняла мужа. – Так послушай и поучись: «Автор считает своим приятным долгом искренне поблагодарить до-цента Внукова В.П. за критические замечания и советы, сделанные им при обсуждении рукописи данной статьи».