Он сидел на кровати в позе йога. На голове была навернута чалма из белого халата. Рассказывал ребятишкам из детдома при деревенской больнице сказку. Я его сразу узнал по статье и фото в местной газете.
Профессор, полковник медслужбы в Афгане, хирург, главврач. Детишки сидели вокруг него на кроватях и полу.
Я, с коробкой игрушек в руках, застыл на входе. Дослушал сказку до конца.
Это была невероятная смесь из старика Хоттабыча и Алисы в стране чудес.
Только Алису почему-то звали Дюймовочка.
По окончании сказки ребятишки увидели и узнали меня. Стали вырывать коробку из рук.
Пришлось поставить ее на пол.
- Молодой человек, вы не меня ищете? - сказочник в изрядно помятом халате стоял передо мной.
На кармане я прочел вышитую надпись – Тынянкин Игорь Васильевич.
- Нет, Игорь Васильевич. Детишкам вот опять игрушек привез. Да кое-что из одежды.
- Я вас не знаю?
- Пока нет, тьфу-тьфу.
- Что же это вы, батенька, на главврача плюете?
- Нет, Игорь Васильевич, не на главврача. На хирурга, - Тынянкин раскатисто засмеялся.
Это была наша с ним первая встреча.
Плевал я зря. Через два месяца скрутила меня киста в копчике. Боль становилась невыносимой.
Местным «серым» недоучкам из районной больницы я не доверял. Не тот уровень для операций на позвоночнике. Поехал в деревенскую больничку к Тынянкину. Без карточки. Со старой военной медицинской книжкой.
- Тоже, значит, в запасе. В вечном. Шрамов-то на тебе, батенька, не счесть. И, вижу, не порезы от перочинного ножичка. Что ж терпел так долго?
- Игорь Васильевич, мать учила - терпеть любую боль, кроме сердечной.
- Это так, это так. И хочешь, значит, чтобы я тебе шрамов добавил?
- Хочу.
- Запрещено ведь мне здесь оперировать районным начальством. Да и нет здесь никакого хирургического оборудования, а из инструментов только скальпель. Знаешь?
- Знаю. А в окопах в Афгане у вас много было оборудования?
- Ну, там я и не спрашивал согласия. Надо было. Так ты настаиваешь?
- Да.
- Хорошо. Вижу, боль ты умеешь терпеть. Наркоза ведь у меня тоже нет.
Хотя… Ладно, применим окопный наркоз. Операция завтра утром.
Я голый улегся животом на холодный оцинкованный стол. Командовала молоденькая медсестра-хохотушка Лиза. Про таких мужики говорят – есть на что посмотреть и за что взяться. В полупрозрачном беленьком халатике-мини смотрелась она соблазнительно. Но мои мысли больше были сосредоточены на ноющем копчике.
Вошел Тынянкин. Уже в перчатках. За ним сестра несла поднос с инструментами. Было кое-что в запасе у старого хирурга.
Лиза стала передо мной. Сжала мои похолодевшие пальцы горячими ладошками. Я до крови закусил губу.
Хирург о чем-то невнятно говорил с помощницей. Та накрыла меня большим синим покрывалом с дырой посредине. Потом стала обрабатывать область разреза.
Сам разрез был не болезненный. А вот дальше…
- Сейчас, Влад, будет больно. Смотри на Лизу. Наркоз!
Я поднял голову.
Лиза распахнула на груди халатик и придвинулась ко мне, снова схватив за пальцы. На меня пахнуло женским теплом. От резкой боли я ткнулся лицом в теплую ложбинку ее груди и задохнулся. Не знаю – чего было больше? Боли или избытка чувств от запаха и тепла нежной женской плоти.
Непередаваемая смесь, заставившая для осмысления произошедшего закрыть глаза. Когда открыл – с сожалением уставился на застегнутый халатик.
И я снова стал ждать боли. И команды – наркоз! Но прозвучала она, к моему глубочайшему сожалению, еще только раз.
И снова это упоительное сочетание боли и шквала чувств.
Позже, когда я пытался осмыслить произошедшее, сравнить с чем-то, на ум приходили только примеры садо-мазохизма, где высшее наслаждение достигалось сочетанием боли и удовлетворенным желанием.
Таков удел всех хирургов – излечение через боль. Тынянкин смог даже больше – сделать боль желанной. Это уже удел гениев.