А нужны ли люди людям как таковые?
Глядя на её обнаженную грудь, я сейчас хочу лишь кусок от человека. Мой мозг занят планированием безэмоциональной мастурбации женщиной. Я не размышляю ни о любви, ни о совместном будущем. Я даже не думаю о том, нравится ли мне этот человек или нет! Я жду лишь трения кожи о кожу, разделенной сверхтонким слоем естественной смазки. Зато теперь я стал думать, зачем мне оставшиеся сорок килограмм женщины?
-Чего ты хочешь? – она томно подает голос, будто этот звук, проходящего через сдавленные голосовые связки воздуха, должен меня возбудить.
-Я хочу лишь найти ответ на мучающий меня вопрос и заткнуть эту тупую голую суку, - мои глаза медленно фокусируются на ёё лице и сверлят переносицу. - То есть тебя, дорогая.
Хотя, как сказать дорогая. Относительно дорогая. Бывают дни, когда пара бутылок вина и половина пачки красного Marlboro буквально приходится отрывать от сердца, будто аорту, без которой оно в два счета (или даже в один) откажется работать. Сегодня один из таких дней, и утверждать, что это достаточно приемлемая плата за пользование вагинальным отверстием, будет сомнительно. Как и сомнительно то, что я больше внимания уделяю её гениталиям, нежели самому человеку, откуда вполне рациональным становится вопрос: а кто из них вообще личность?
Галерея: тысячи пар глаз, отутюженные снобы наряду с конъюнктивитом, недосыпом, запах сотен чашек кофе и скуренного вместо каннабиса чая отягощают стекло каплями пара, оно тоже зимой потеет от непосильной работы, преломлять незаинтересованность в застывший индивидуальный мир. Экспонат за экспонатом проходит мимо, оставляя свой отпечаток в потоке времени. За миг проносится вечность. За спины в цивилизованном обществе, основанном на отрицании ценностей, вместо камней летят плевки. Человечество – чудовище с тысячью захарканных спин.
-Тебе никогда не казалось, что картины, написанные века назад, даже более живы, чем мы с тобой? - тянет мой голос, нагоняя тоску заблудившегося в грезах разума. – Посмотри, какими насыщенными выглядят цвета. Само полотно источает величие и сеет панику на душе, но при этом будто говорит нам: «Даже за громадной волной бедствий блещет яркий луч спасительной надежды, отказ от борьбы за которую карается смертью». Словно его написал не художник, а сама картина заставила человека подарить себя миру. Или даже подарить мир себе.
-Казалось… Казалось, что ты говоришь всегда не со мной, - она сжимает свои крохотные кулачки и делает вид, что обижается, не понимая при этом на что. - Складывается впечатление, что с тобой рядом постоянно присутствует какой-то другой невидимый собеседник. Я думаю, это не нормально, как и то, что ты уже второй час залипаешь в этот «Девятый вал».
-Да мне похеру, что ты думаешь.
Как говорил один блаженный другому: «Если чувствуешь себя одиноко, подрочи и не совершай ошибок». Но спустя пару часов я покупаю две бутылки вина и поштучно начинаю отсчитывать ей половину пачки красного Marlboro.
Огромный серый монстр, сплетенный из людей подобно замыслу Ноя, попарно, стонет от боли и ворочается с боку на бок, пытаясь унять зуд в каждой клетке своего организма. В то время как один человек жалуется на своего босса, который держит на него зуб и пытается всеми способами измотать последние нервы, вторая делает совместное фото, выкладывает его в сеть и, соглашаясь со всем белым шумом информации от первого, ждет комплиментов в виде комментариев. А после неловкого звонка в квартире напротив трое парней суетятся в попытках найти презервативы и крепкий алкоголь для храбрости, ведь через пятнадцать минут у подъезда припаркуется мерседес, который будет стоять там ровно час, после чего уедет, обогатив своего владельца на четыре с половиной тысячи. Для каждого из них мир выглядит индивидуальным: скучным, давящим, похотливым, алчным, глупым, удивительным, странным и страшным. Вот только монстр терзаем агонией скорби от своей сущности быть обителью паразитов.
-Дверь за мной закрой, сволочь! – она визжит, рвет мои вещи, пытается сломать зонт о стену, но вопреки своим же словам уже битый час не может уйти.
-И даже, как обычно, не спросишь денег на такси?
-Да подавись ты своими деньгами! – очередная волна вандализма приходится на вешалку и стоящую на столике в прихожей вазу. – Натурой расплачусь! Меня хотя бы настоящий мужик наконец-то вые*ет!
-Ты все ещё веришь в существование чего-либо настоящего? – воспользовавшись своим же акцентом на вопросе в виде паузы, я вставил между зубов последнюю на сегодня сигарету. – Мы часто путаем настоящее с материальным, так же как и истину с правдой, закономерность с нормой. Каждое второе в моих примерах есть общепринятое, в то время как первое существует вне зависимости от нашего суждения. А значит можно резонно задаться вопросом: а существует ли?
Бар: плотная ночь давит на спину, пара теней заглатывает шот за шотом при каждой смене композиции на монотонном радио, слова пульсируют на языке без причин, а место бармена занимает скульптура спящего человека. В своих диафильмах из воспоминаний он видит лишь одну и ту же надпись, которая, порой, как отнимает покой, так и дает прибыль. Одно из немногих тихих мест в это время суток, не оскверненное леденеющим изнасилованным трупом. «Работаем до последнего клиента».
-Девальвация человеческой души прогрессирует семимильными шагами, - одетый в тоску собеседник, решивший составить мне компанию около пяти часов назад, блаженно рассматривает перхоть в своем стакане из-под виски. - Невольно задумываешься о первоначальной стоимости этой души, была ли она вообще и когда нам начнут выплачивать амортизацию.
-Уж прости, - я делаю тяжелый глоток и вновь опускаю взгляд в стойку, - перестаю понимать, о чем ты.
-Вот смотри, - он разворачивает перед собой салфетку и пальцем начинает строить воображаемые графики, - есть люди, и этих людей много. Так? Так. И каждый, за редким исключением, твердит о том, что в человеке внешность, материальное состояние и его прошлое совсем не главное. Я прав?
-Не сказал бы, - глаза зажмурились, удерживая слезу, горло же проталкивает обжигающее его пойло, - но и спорить пока не стану.
-Тогда что остается от человека главного?
-Душа?
-И тут появляется она, - собеседник ударяет указательным пальцем в центр салфетки. – Но в нынешнем времени все понимают под этой пресловутой душой абсолютно разное. Кто-то видит её в альтруизме, а кто-то - в способности к искусству. А если дойдет очередь до поколения младшего, взять хотя бы двадцатилетних подростков, которые уверены в своей зрелости, то среди них найдутся и такие, для кого душа складывается из банковского счета и рельефного торса.
-Теперь мы уже говорим о подмене понятий, - я наконец-то проглатываю свой злополучный теплый алкоголь, что еще в горле успел смешаться с желудочным соком, и воодушевленный маленькой победой этилового наркомана решаю подключиться к дискуссии. – Слова теряют свое значение, а душа остается душой. Это последствие глупости и непонимания употребляемого.
-Непонимание употребляемого сейчас только у нас с тобой, - мой собеседник бросает косой взгляд на спящего бармена, после чего достает бутылку виски из-за стойки и в очередной раз наполняет свой стакан с перхотью. - Так же можно сказать, что слова теряют значимость, а, вследствие, и ценность, но это другая сторона. Я же сейчас рассматриваю душу как товар, а человек – его упаковка. С каждым прожитым днем упаковок становится все больше и больше, и все они различны и привлекательны по-своему. Но при подобном перенасыщении рынка товаром появляется много подделок, которые продаются дешевле, начинает страдать качество основного продукта. А далее: неиспользуемые излишки, возврат брака, перекупка с рук - и во всем этом бардаке теперь уже никто не разберется. Остается только выходить с плакатами, которые будут гласить «Где моя компенсация?», к родильным отделениям и моргам. Сказать по правде, наш Бог – очень плохой предприниматель.
Притон: когда-то и здесь были люди, разбросанные грязные бинты, носки, рваные джинсы, дополняющие шипение газовой конфорки, на которой постоянно что-то бурлит, источая едкий аммиачный запах, играм на гитаре служат заменой игры на почерневших снизу ложках и треск ломающихся костей, очередное тело закатывается в ковер. Нас с каждым днем становится все меньше. Тех, кто ходит по трупам. Которых становится все больше. Вместо того чтобы вытряхнуть пепельницу, она убирается в другой конец комнаты, а на её месте возникает новая. Родной дом может быть любым. Все зависит лишь от глаз, которые ты носишь. Забычкованная аллегория на жизнь.
-Меня все это достало! – пока её глаза выцеливают моё солнечное сплетение, правая рука нервно пытается снять сапог. – Почему ты каждую ночь превращаешься в шизофреника? Ни на что не реагируешь, смотришь вдаль пустым взглядом, даже не трахаешь меня! Только постоянно куришь, что-то записываешь в свой чертов блокнот и разговариваешь с кем-то, кого я даже не вижу!
-Носи с собой зеркало, - фильтр последней сигареты начинает обжигать мои пальцы, - если хочешь постоянно смотреть на моего собеседника.
-Не смешно! – по её щекам скатывается пара слез, и голос отдает нотками отчаяния. – Я не понимаю ни единого твоего слова. Словно мы в разных мирах живем.
-Так об этом я и пытался с тобой весь день поговорить! – последняя затяжка и обугленный фильтр падает на пол.
Чудовище тысячи спин вновь переворачивается со стоном в безграничном пространстве, освобожденном от материального. Очередная клетка его организма отрицает свою причастность быть единой с ним и, уверенная в своем суверенитете, с помощью иллюзий и фантазий создает свой собственный мир. Его переполняют скорбь и отчаяние, ведь подарив людям самое драгоценное, возможность мечтать, существо обрекло себя на вечные страдания и погрязло в проклятии одиночества в толпе.
Я вижу мир, как и ещё восемь миллиардов помимо меня, и для каждого из нас он разный. Злобные бездушные твари ежесекундно проходят мимо нищего и с омерзением бросают взгляды в его сторону. Скудоумные потребители вещей скупают и скупают продукцию у главы сети магазинов без понимания, что травят сами себя, набивая ему карман. Поверхностные влюбленные пары не дают выспаться одинокому фотографу, который видел столько же измен, сколько и свадеб. Восемь миллиардов вариаций тысячеспинного монстра.
У нас есть лица с многообразием масок, тела различных форм и оттенков, желания, от бытовых до глобальных - и во всем этом мы запутались, заблудились и забыли даже о собственном существовании. Слишком много дел. Слишком много вещей и титулов нужно получить. Слишком мало людей, которые помнят, что значит жить. Их мы, обычно, именуем люди искусства. Заложники своих грез, что в тесной камере творчества изо дня в день пытаются выбросить меж прутьев решетки весточку внешнему миру. Своими иллюзиями они подписали контракт на посмертное рабство и, только спустя годы, осознали истинную стоимость жизни.
-Изначальный замысел был в том, чтобы человечество стало хозяином своей судьбы, своих мыслей и своего счастья, - мои голосовые связки то ли разрываются от восторга, что наконец-то до неё достучались, то ли на них так действует ярость от бестолково проведенного дня. В любом случае, я кричу. Я реагирую. Как она и хотела. – Но что-то пошло не так, и теперь каждый замкнут в рамках того, что ему нужно сделать. События стали владеть ходом времени, а память, в их руках, обрела форму оружия. Картины, музыка, фильмы, книги, технологии управляют нами, как марионетками, как посредниками для собственного рождения. Мы – лишь мясная утроба для производства, а вся наша концепция развития вселенной строится на том, что «Если я этого не помню, этого никогда не было». Машины и произведения искусства истерично смеются над нами. Теми, кто отдает им в безвозмездное распоряжение собственные жизни и отказывается от себе подобных, надев на голову черный мешок иллюзий. Ты чувствуешь себя одиноко? Ты и должна это чувствовать.
Тишину в квартире, которую я называю притоном, нарушает воображаемый хлопок наглухо закрытой двери. Глубокий вдох заполняет тоской легкие и дарит мозгу новую порцию кислорода, чтобы тот смог отдать тело приказ донести себя до кровати.
Кукла бармена все не приходит в сознание, в то время как густая тьма постепенно ослабевает и расползается по щелям, оставив нас в покое на следующий десяток часов.
-И как мне кажется, - подводит к концу наш диалог мой собеседник, - люди не лишись души. Они её не теряли, не продавали, не отказывались от неё. Этого попросту сделать невозможно.
-Якобы, она существует независимо от нашего отношения? – заканчиваю я за него мысль, попутно перекатывая пустую бутылку по барной стойке.
-Верно. И на неё так же не повлияют наши выдуманные миры, в которых нет ничего, кроме вечной погони за мнимым богатством, - мой единомышленник на сегодня сворачивает салфетку со всеми воображаемыми графиками треугольником и смотрит на меня. – Она едина. Все мы и есть душа. Этим и обуславливается её обесценивание, так как чем больше кусочков одного целого, тем дешевле каждый из них. Хотя люди алчны и корыстны. За долгие годы существования они научились продавать часть от пазла дороже, чем цельную картинку. Кстати, никогда не обращал внимания на работы Айвазовского? Какой же у него был уникальный внутренний мир, которым он хотел поделиться с другими.
-Честно говоря, не увлекался я как-то искусством, - я беру протянутую мне салфетку и помутневшими глазами рассматриваю её волокна. – Похожа на предмет нашей беседы.
-Ты все же обратил внимание? Абсолютно никакой разницы между ними и нет. Будь то душа, салфетка или же чудовище тысячи спин – мы остаемся лишь крохотными взаимосвязанными волокнами. Но, тем не менее, несмотря на то, что мы так тесно переплетены друг с другом, каждый продолжает отдаляться от каждого.
-Чувствую тягостное одиночество, - тяжелый вздох катится эхом по барной стойке, врезается в стену и, будто теннисный мячик, возвращается ко мне. – Я ведь, и правда, не могу вспомнить, когда последний раз контактировал с другим человеком, находясь при этом не в своем вымышленном мире.
-Но с другой стороны, чем он плох? Может быть, этим он и прекрасен, что твой, - собеседник мечтательно улыбается. – В нем могут исполняться любые желания, и только ты сам решаешь, что можешь сделать реальным, а что нет.
-Реальными мне хочется видеть людей, - салфетка сжимается в ладони, и ею я смахиваю пыль с соседнего стула. – Замыкаться в собственных иллюзиях ничем не лучше зависимости от героина. Получается, что даже девушка, о которой я мечтаю перед сном, чувствует себя одиноко.
-Вот и придумай её. Сходите завтра в музей или галерею. Это прекрасный способ познакомится с чужими мирами. Может, наткнешься и на «Девятый вал», - его голос звучит туманно в моей голове. – Придумай её так же, как сегодня придумал меня. Да, и расплатись за ворованный виски.
Разглядывая никотиновый рисунок на потолке, я вижу лишь необычное, возможно даже фантастическое, существо, которое тоже не может уснуть. Оно ворочается со спины на спину и с жалостью смотрит на меня, того, в мертвых глазах которого замер вопрос:
-А нужны ли люди людям как таковые, если даже и без их присутствия можно придумать себе идеальный мир?