Присказка
В темном царстве кружатся тучи,
и вороньи кружатся стаи.
Чернобог-Кощей там лютует,
колдунов и ведьм собирает
всех служителей Чернобога.
«Книга Коляды»
«Природы постигнута тайна, мной найден бессмертия дар».
Ариозо Кощея. Римский-Корсаков
Опера «Кощей Бессмертный».
В центре Высокого городища стоял постоялый двор, из поколения в поколение звался он «Красный Стан». Неважно, кто был его хозяин и как он сам звал свой шинок или трактир, в народе тот всегда именовался: - «Красный Стан». И даже спустя много веков, когда и народ и страна стали другими, давно уже в селе Высоком не было ни трактира, ни постоялого двора, ни даже церкви, и звалось это место немного по-другому, но похоже: - совхоз «Красный Октябрь».
А в те далёкие времена постоялый двор выглядел примерно так; - две большие избы пятистенки сросшиеся углами. Избы были с высокими крышами крытыми дранкой. В одной, той, что побольше, был шинок с лавками и столами из широких дубовых досок, закреплённых на грубых козлах. В центре вокруг печи для готовки был хозяйский прилавок и полки с горшками да посудой. Во второй избе, поменьше, были гостевые полати и жил сам хозяин с семьёй и работниками. С одной стороны «Красного Стана» была конюшня, овин, свинарник и другие дворовые постройки. С другой стороны постоялого двора был большой птичник, где заправлял делами знакомый нам кочет Парамошка.
Постоялый двор переживал разные времена, не раз его посещал «красный петух». Иногда в этом были виноваты недобрые люди да разбойнички, скорее всего нерадивые девки чернавки да бестолковые половые были причиной пожара. Разбойникам не с руки было жечь свою базу отдыха, да ещё и регулярно приносящую профит. Но чаще всего «Красный Стан» просто старел, ветшал и хирел вместе со своими хозяевами. Проседал крышей, врастал углами в землю, зарастал мхом и грибами. Потом на бойкое место приходил очередной деловитый мужик и с помощью весёлой артели плотников отстраивал новый постоялый двор, разводил очаг и скотину. Потом женился набирал из родни мальчишек половых да девчонок чернавок, и усаживался на лавку в ожидании гостей да путешественников.
Пару раз в год, погостить к коту Мурзику, негласному смотрителю «Красного Стана», захаживал Кот Баюн и тогда в Высоком городище случался праздник. К вечеру на просторный чердак постоялого двора приходил кошачий народ, и стар и млад. Вместе с ними по скрипучей лестнице поднималась и местная детвора. За хозяевами Пушков и Угольков, Мурок да Барсиков, приглядывала косая птичница. Они сваливали в центр чердака, в пустую пока ещё домовину, что загодя приготовила себе хозяйская теща, свои нехитрые харчи и добычу за день. И при свете молодого месяца, что с любопытством подглядывал в слуховое оконце, гости с чувством вечеряли.
Мурзик и Баюн неспешно потягивали медовуху с взбитыми утиными яйцами, что натаскивал с болота филин Тимофей и закусывали заранее придушенными голубями. Детвора, чинно, стараясь не крошить, кушала, дожидаясь кошачьих баек да страшилок. И вот заглотив особо упитанного сизаря, Баюн расчёсывал лапой свои длинные усищи и вопрошал:
- Ну, про что нынче вам хочется услыхать?
И тут детвора наперебой, крича и мяукая, начинала просить:
- Дядя Баюн, расскажи про ведьму болотную – Красавку!
- Про Водяного и Русалок, поведай! Как по Молочной реке плавал, и правда ли что берега там из киселя овсяного?!
- Про остров Буян и Алатырь Камень?
- Про Мокрецкий Дуб да, про змей волшебниц: - Агрофену и Скоропею!
- Про плавучие острова муравейники, - тихо попросила косая птичница, - что по Морю – Окияну к нам плывут. На тех, что нелюдь страшная живёт, та, которая, Мир Христианский хочет захватить да порушить!
- Нет, нет дядя Кот, - пискнул один из её младших братьёв. - Поведайте лучше про волотов, великанов косматых. Про людоедов диких, то, что пострашнее расскажите!
- Нет, дядя Баюн, - басовито прогудел средний брат птичницы, - расскажи про Кощея Бессмертного, про Царство Лютое - Тридесятое и слуг его ужасных.
Котята от мала до велика, приготовились слушать. Кот Баюн задумался ненадолго, разбил пару утиных яиц в чашку с медовухой, неспешно размешал свою мешанину соломинкой и начал свой рассказ:
- Про Кощея говоришь, - Кот задумчиво посмотрел на любопытный молодой месяц, что висел над кромкой леса.
- А ты знаешь малец, что Владыка Лютого Царства родом из этих самых мест?
Детвора хором охнула и мяукнула, а косая птичница истово перекрестилась.
- А когда ему было столько годков, как тебе сейчас, сидел он, не поверишь, на таком же чердаке и слушал мои байки.
- Давно это было, очень давно, - Баюн вздохнул и снова глянул в слуховое оконце. Через светлый серп Луны тихо ползли узкие перистые облака. Сам месяц стоял над жилищем филина Тимофея, что мышковал сейчас над свежей пажитью. Сосна с «ведьминой метёлкой» на макушке торчала над оплывшим курганом как перст судьбы. В лунном, серебристом свете её тёмный контур было видно издалека.
- Был он когда-то, половым, как и ты, парень. Правда «Красный Стан» был тогда больше и богаче. Крыша была крыта гонтом, стены из духовитой корабельной сосны, гостей и калик перехожих было много и кормили их несравненно лучше, чем сейчас. - Кот грустно помешал свой напиток соломиной и сделал глубокий глоток, издав сиплый душераздирающий звук.
- Дружил он с девушкой, почти с такой же красивой как ты, - кивнул Кот Баюн зардевшейся косой птичнице.
- Вон там её могилка, под курганом, где сейчас растёт сосна с «ведьминой метёлкой». Кощей сам её похоронил, помню, убивался сильно. В пущу ушёл, искать знаний у волхвов чёрных слуг Мораны, а потом, и сам не заметил, как перешёл на тёмную сторону.
- Уверены, детишки, что хотите услышать всю правду про Кощея Бессмертного да, про Царство его Лютое - Тридесятое, - Кот обвел золотистым взглядом всю притихшую чердачную аудиторию, - ну тогда слушайте и до ветра не бегайте…
Байка
Калинов Мост
И дни бегут; желтеют нивы;
С дерев спадает дряхлый лист;
В лесах осенний ветра свист
Певиц пернатых заглушает;
Тяжёлый, пасмурный туман
Нагие холмы обвивает.
А. С. Пушкин «Руслан и Людмила»
К тому времени, когда Карп продрал глаза, кот Баюн, взобравшись на разнесчастный клён, уже проводил следственный эксперимент. От подвешенных крякв и тетеревов не осталось даже лыка, которым они за лапки были примотаны к суку. Баюн, злобно шипя и прижав уши, прохаживался по ветви. Наконец он уселся, обвёл тяжёлым взглядом путешественников, уделив особое внимание медвежатам. Машка и Мишка под испепеляющим кошачьим взором тесно прижались к Рябинке. Кот взъерошил шерсть, пустил усами мелкие белые искорки и с гневным рёвом вопросил:
- Кто нёс караул ночью!?
Рябинка, мишки и даже лось Герой дружно повернулись и с укором посмотрели на Карпуса. Тот зачесался, замялся и в оправдание ответил:
- Я не караулил, я спал, - зачастил Карп, - я думал, сохатый дежурит, он жевал, не спал, понимаешь.
Лось с отвращением оглядел хозяина избушки – норушки и презрительно навалил целую кучу розочек помёта.
- Всё с вами понятно, - констатировал кот, - просрали обед, ужин, и вообще всё.… К вечеру издам устав караульной службы. А сейчас, Рябинка, бери этих горе разведчиков и ищите татя проклятого, что простых богомольцев пилигримов без пропитания оставил.
Рябинке лишние указания были не надобны, она накинула вощёную тетиву на рогатый лук и свистнула своим помощникам медвежатам. Спустя четверть часа поисков Мишутка издал сигнальный рык, в нём чувствовалось некая неуверенность и даже страх. В полуверсте от стоянки в сыром ельнике, возле бочажка лесного ручья на синей глине был отпечаток ноги. Ступня неизвестного похитителя пернатой дичи была огромна, раза в два с половиной больше чем у Карпуса. Гигант явно страдал плоскостопием и хорошим аппетитом, об этом говорили пестрые перья селезня, разбросанные вокруг лесной криницы.
Пока Рябинка успокаивала испуганных медвежат, Кот Баюн внимательно рассматривал след и читал лекцию о потаённых жителях леса, лосю Герою и хозяину избушки-норушки Карпу:
- Судя по оттопыренному большому пальцу, глубине отпечатка и его длине, перед вами след самца лесного волота. Волот – он же огр, йети, бигфут, и прочая артефакта, есть отрыжка косматых времён. Вид редкий, вымирающий, всеядного так сказать питания, как медведь к примеру.
Кот бросил взгляд на дрожащих медвежат, Машу и Мишу, хмыкнул:
- Медвежатина, скажу я вам, есть его любимое мясцо, сразу после человеченки, - Баюн оглядел поёжившуюся Рябинку, и тупо моргающего Карпуса.
- Лосятина, - поддержал Кот и Героя, - есть, хоть и не самая любимая еда волота, но самая частая в его рационе.
На такие слова сохатый ответил нервным подёргиванием лохматых ушей и гневным фырканьем.
- Короче, - подвёл итог Кот Баюн, - Водяной с этими кряквами, а нам надо делать отсюда лапы и ноги, пока этот плоскостопный гад сородичей на нас не навёл.
Сборы путешественников были недолгими. Карп закрепил перемётные сумы и неуклюже взобрался на лося. Рябинка успокоила молодых медведей, поправила лук, с особым вниманием перебрала стрелы с граненым наконечником и легко запрыгнула на спину Героя. Тем временем Кот скептически изучал Универсальный Ключ Перехода, шевелил усами, он явно был чем-то недоволен. УПК сально блестел в кошачьих лапах, намекая о что-то неприятное. Баюн вздохнул и решительно взмахнул кривой веточкой.
Ключ ярко полыхнул кобальтом, к синему сиянию добавились пурпурные искры, летящие широким веером. Ёлки вокруг лесного ручья вспыхнули рыжим пламенем, чадно задымили и исчезли. Мир вокруг замерцал, посыпался снег, серый как пепел, стало холодно как на Крещение в стылой Иордани. Универсальный ключ в лапах Кота затрещал и рассыпался мелкими угольками, в прах. Баюн зашипел, затряс лапой и стал люто материться на старо-арамейском языке. Пепельный снег медленно осел пудрой под ноги сохатого, сизый туман неторопливо развеялся, и путники оказались на каменистом взгорье. Вокруг росли кривые, растрепанные ветрами, сосны и редкие стройные голубые ели. Серая неплодородная земля, скупой лесной подзол, была изрядно вытоптана тяжёлыми ступнями, ровно ток у хлебороба в хороший год на жито.
Глазам путешественников открылся круглый лог, заросший по краям древними седыми елями, густо увешанными шишками величиной с руку пахаря. По центру небольшой долины расползалась крохотная деревушка. Дома в ней были сложены из больших серых валунов хорошо подогнанных друг другу и посаженных на густую синюю глину. Прямо перед путниками у околицы селения темнело старое капище заросшее крапивой и лебедой, от него пахло старой пылью и свежей кровью. Идолы, вырубленные из почерневшего дуба, были непривычного Карпу незнакомого облика. Оплывшие чудища, с вытаращенными глазами, щекастыми харями. Кумиры щерились на путников редкозубыми пастями, а головы идолов были украшены высокими остроконечными шапками с чудными квадратными полями и тульями. Но ужасней всего были длинные заострённые колья с насаженными на них мёртвыми головами. Сосновые шесты стояли полукругом вокруг кумирни, часть голов на них превратились в размозженные деревом и омытые дождями добела черепа. Другие ещё несли на себе остатки плоти и волос, судя по ним, три головы когда-то были женскими.
Кот Баюн прижал уши, шерсть у него встала дыбом, он тихо прошипел в ухо лосю Герою:
- Давай, потихоньку, сдавай назад. Да не так резко и голову пригни твои рога за версту видать.
Сохатый хоть и стал пятится крупом назад, но голову гнуть отказался, наоборот гордо вскинул вверх свои размашистые костяные лопаты. Лесная дева с шорохом потянула из колчана гранёную стрелу с гусиным оперением. И тут, у крайней каменной хаты мелькнула большая серая тень, и раздался страшный рёв….
…
Эй – ты, в просторечии Эйт, сидел на большом тёплом валуне и вырубал богиню Ладу – Пизу из большой дубовой колоды. Инструментом ему служил длинный и толстый гвоздь из бронзы, с одного конца расплющенный, с другого расшлёпанный билом. Волот задумчиво, с перерывами, стучал по старому долоту каменной битой заботливо перемотанной кожаным ремешком. Иногда Эйт замирал, брал в рот толстый гвоздь,горячий от ударов кияни, умащивал его густой слюной и с ещё более ярым старанием охаживал дубовую колоду.
Эй – ты, был волотом в полном расцвете сил, в стойбище он был помощником Толкователя, а по совместительству резал-долбил деревянных баб-божков. Эйт, был плодовитым мастером, идолов он долбил ежедневно и не знал устали. Ещё бы; во первых, ему как правой деснице Толкователя запрещалось ходить на охоту и вообще, что-то делать в стойбище. Десница должен помогать престарелому посреднику между мирами вести свою нелёгкую службу на благо племени. Да и Толкователь богов Иди-ка, очень ценил в Эйте дар скульптора и резчика по дереву. Особенно, с точки зрения Верховного Шамана, у Эй – ты, хорошо удавались богини женского пантеона.
Вот и сегодня, он одобрительно покивал облезлой головой, с толстыми корками старческой себореи, пошамкал беззубым ртом, пустил струйку слюны. Потом потыкал узловатым корявым артрозным пальцем в женские атрибуты богини Пизы и велел: - «здесь прибавить, тут увеличить, а тут углубить и расширить». Эйт послюнявил тёплое долото и стал расширять.
«Хорошо ему старому говорить», - думал про себя скульптор волот, - «он вон, сколько баб, по его-то речам, попортил. Тут же даже не вспомнить когда самку живую-то видел». Эй – ты любовно погладил тяжёлые дубовые груди богини, ухватился за крепкие деревянные шары и с натугой перевернул колоду. Утёр трудовой пот и отдал должное широким бёдрам и пышным ягодицам Пизы, так что долото в его мозолистой руке жарко раскалилось.
«Нет, так дело не пойдёт, - мелькнула срамная мысль, - нельзя ваять богиню без Музы, без модели, тут без живой бабы не обойтись».
Но где же взять-то живую, настоящую самку волота, три зимы как нет их. Толкователь говорит: - «ушли они по «пазори», и с тех пор не видать ни баб, ни северного сияния, всё не найдут никак».
А вместо баб На - те привязался, ходит следом, подлец, сопит, знаки внимания оказывает,скотина похотливая. Вот нынче уток припёр откуда-то, отужинать зовёт. Совсем волоты без баб испортились, видно скоро весь Мир в Навь уйдёт, без баб-то разве жизнь. Эйт вздохнул, отложил в сторону бронзовый инструмент, взял в толстые пальцы кремнёвый скобель и стал с любовью циклевать выпуклый зад богини Лады-Пизы. Однако любимое дело не спорилось, перед глазами стояли запеченные в углях утки. Испытанный струг из бурого кременя в крепких руках с жалобным звоном раскололся на мелкие кусочки поранил пальцы.
Эйт огорчённо стал сосать мозолистый перст разговаривая сам с собой:
- Нат, конечно, неплохой волот и охотник удачливый. Бестолковый, конечно, но хитроватый. Вон специально оставил свою рогатину у стены, чтобы вечером причина была зайти. Может сходить к нему вечером, отнести копьё да уток пожрать…
Эйт с раздражением отбросил треснутый кремень, в животе дико урчало. Хоть и ценит тебя Верховный Шаман Иди-ка, с кормёжкой у него туго. Помощник Толкователя почесал вспотевшую после работы грудь, с хрустом потянулся и оглядел знакомый до зубной боли пейзаж. В нём что-то неуловимо изменилось.
На краю лощины, у старого капища возник странный силуэт похожий на лося с тремя головами. Эйт протёр лапищей свои близорукие глаза художника, сфокусировал зрение и даже крякнул от удивления, и тихо пробормотал:
- Мясо!
У деревенской кумирни стоял громадный лось с рогами странной формы, у его длинных ног вертелись два медведя подростка. На сохатом сидело два человека; Один, мужчина, держал в руке палку похожую на рогатку, а второй, судя по длинному рыжему хвосту волос, был женщиной с луком.
- Баба, - сиплым от накатившего возбуждения голосом выдохнул скульптор.
Он погладил, на удачу, набухшие чресла богини Пизы и откатил дубовую колоду в сторону. Затем Эйт тихим скользящим движением дотянулся до рогатины стоящей у каменной стены, и стал медленно красться к сохатому, согнувшись в три погибели. Лук, подлое человеческое изобретение волоты не любили, и Эй – ты старался сократить расстояние до броска копья будучи незамеченным.
Но добычу, совсем некстати, спугнул Нат. Он тоже заметил пришельцев, что пристально изучали деревенское капище. Схватился было за рогатину, но не найдя её вырвал из земли дубовую подпорку от своей покосившейся хибары, и с рёвом: - «Мясо», - боевым кличем всех волотов, бросился в атаку.
Рёв ещё не успел смолкнуть, а лось бросится в отступление, как рыжая лучница выпустила две стрелы. Одна стрела с граненым наконечником глубоко впилась в дубовую прожилину, а другая, та что была точнее и злей, пробила правый глаз Ната и вышла у него за ухом, из толстой кости затылка. Над логом волотов ещё гуляло эхо боевого клича, а лучший охотник стойбища уже умер. Его сильное, одинокое тело бежало ещё с полсотни шагов и рухнуло возле погоста с губастыми идолами . Душа На – те выскочила из лохматого тела с удивление глядя как его друг и возлюбленный,Эй-ты схватив рогатину устремился в погоню за его убийцей. Эй – ты презирая укусы стрел гнался за лосем, а на его крики, из своих жилищ уже выскакивали другие волоты. Погоня началась…
…
Первая, хладнокровно, среагировала Рябинка. Она выпустила две стрелы подряд в волота, что выскочил на центральную площадь деревни, размахивая дубиной размером со зрелое дубовое деревце. Дальше стрельбу из лука стало вести невозможно. Герой издал дикое, почти лошадиное ржание и умудрился развернуться на одном копыте. От резкого поворота, Кот Баюн слетел с насиженного места, и дико мяукая, повис на ветвистом лосином роге. Сохатый рванул с места в карьер, но тут на него из зарослей крапивы и дикой смородины выпрыгнула косматая фигура, которая размахивала рогатиной с бронзовым наконечником в руку человека.
Волот ревел что-то вроде; - «Мяса хочу, бабу хочу!!». Рябинка взвизгнула и умудрилась всадить стрелу ему в стегно повыше колена. Сделать такое с гарцующего лося было немыслимо, но распалённого голодом до мяса и женской плоти волота этим было уже не остановить. Всех, чисто случайно, спас Мишутка отступавший последним, как самый косолапый в строю. Когда наконечник копья, похожий длинный лист лавра почти коснулся крупа лося покрытого пеной, Мишка споткнулся, и нечаянно попал под ноги страшному косматому преследователю. Волот зацепился левой ступнёй за медвежонка, сжавшегося в комок от ужаса. Его тяжёлое тело, вобравшее всю силу богини Пизы, устремилось в полёт. Крепкая макушка волота встретилась с дубовым идолом, мужем богини любви и плотских утех - Сварогом, а тот всей своей деревянной душой ревниво приложился к голове скульптора. От соприкосновения раздался страшный треск, Эйт на миг лишился чувств, а древний кумир развалился на пять дубовых кусков. Медвежонок, собравшийся было помирать, вскочил, нагло цапнул бесчувственного гиганта лапой по лохматым ноздрям и бросился догонять своих спутников.
Спустя четверть часа Эй – ты пришёл в себя, оглядел косматые лики односельчан склонившихся над ним утёр окровавленный нос и со стоном выдернул из бедра длинную стрелу с гусиным оперением. Встал, поправил медвежью накидку и стал отдавать распоряжения волотам по случаю погони. А когда шаман Иди-ка, попытался, возразить, направить обсуждение случившегося в русло традиций, взял власть в свои руки и от души врезал Толкователю между глаз. Верховный Шаман, собрав остатки гордости, и посылая проклятия на голову бунтарей, невежд и колебателей устоев удалился.
После этого Эйт провёл короткое вече, почёсывая шишку на маковке и щупая распухший шнобель. В конце своей пламенной речи новый лидер издал родовой клич гигантов:
- «Мясо - Бабы», и повёл боевые ряды племени в погоню.
Девять волотов дружно бежали тяжёлой косолапой рысцой, так они могли бежать трое суток кряду, без сна, питья и еды. Нового вождя и Толкователя волотов беспокоила рана в бедре. Уж больно он поспешно, с мясом, вырвал стрелу. Наспех завязанная тряпица размокла, и кровь текла по ноге, пятная след. Погоня вынужденно остановилась. Эй – ты снял и не предусмотрительно отбросил почерневшую тряпку в кусты лещины. Нарвал подорожника, пожевал, соскрёб паутину с лап молодого ельника, разогнав восьмиглазых детей Арахны. Слепил лепёшку, залепил сочащуюся сукровицей рану и крепко перетянул бедро полоской мягкой человеческой кожи, она как известно, лучшее средство от ран. Наскоро утолив жажду водой из рыжей криницы и глодая на ходу полоски сушёной медвежатины отряд, мерно по косолапил в погоню за врагом.
…
Кот дико орал болтаясь на рогах скачущего галопом лося. С Героя, от пережитого, и бешеной скачки, валили густые хлопья пены и обильные комья навоза. Наконец лось прислушался к душераздирающим увещеваниям Кота Баюна и перешёл на рысь и иноходь. Баюн воспользовался паузой, взобрался сохатому на холку и от души надавал ему по рогам. У небольшого лесного ручья Герой остановился, низко склонил голову и отдал должное жабнику, калужнице и кипрею, а отдышавшись, надолго припал к воде. Ручеёк с красноватым дном, богатый криничным железом остудил беглецов и даже расслабил, придав сил и надежд.
- Как, ты, думаешь, Баюн, - спросила Рябинка, пересчитывая стрелы в колчане, - они отстали?
Кот долго лакал студёную водицу, прежде чем ответить:
- Нет, лесная дева, не тот это народ, волоты, чтобы отстать. Ты ведь ещё и парочку зацепила, коли я не ошибаюсь. Один, наверное, представился, теперь будут гнаться, пока не догонят и не сожрут. Волот, он любого лося загонит, выносливые они твари, раньше мамонта упарить могли. А когда злые их не остановить, а наш Герой ещё и под спудом бежит.
- Красавка, лярва проклятущая, ключ порченый всучила. Я вот, ужо разберусь, чьих это рук да лап дело, - Баюн тяжело вздохнул, - а сейчас я наверх, думать буду, а вы с Карпом бежите рядом, дайте скотине отдохнуть.
Герой шагал уверенной иноходью, обиженный за «скотину». Кот Баюн сидел, нахохлившись о чём-то размышляя. Изредка он похлопывал лося лапой по рогам, давая путевые заметки. Перед сохатым, слева и справа деловито сновали медвежата, сверкая плоскими пятками. Карпус и лесная дева Рябинка бежали рядом с «лесной коровой». Поначалу бежать, разминая ноги было даже приятно. Разношенные поршни больше не мешали, а дышать полной грудью лесным воздухом было душевно. Лес был пропитан густым духом хвои, палой листвы и грибов. Вдыхать его, было сродни поеданию сливочного масла, сладко да терпко. В голове было ясно от осязаемо плотного своей чистотой воздуха, а в душе звонко и хотелось петь под стук лосиных копыт. Но постепенно стали гореть немолодые уже колени и нестерпимо ломить спину, Карп ухватился за стремя, бежать ненадолго стало легче. Но скоро меха лёгких стало сводить жгучей судорогой, он стал дышать с хрипом как изношенные кузнечные поддувала. Ноги стали цепляться за кусты, кочки и коренья, а поршни приобрели пудовую тяжесть. В то же время, Карпус постоянно посматривал через спину лося на бегущую соседку. Рябинка бежала легко, словно игривая молодая косуля по ровному заливному лугу. Она ещё умудрялась о чем-то переговариваться с Мишкой и Машкой, давая им указания по разведке, спереди и сзади тропы. Ещё через версту лесной муки Баюн скосил свой рыжий глаз на одышливого беглеца и скомандовал привал. Карп повалился рядом с муравейником, ему было на всё плевать, а Герой, как ни в чём не бывало, стал хрумкать сыроежки и рыжики, укрывшие ковром небольшую лесную полянку.
Кот Баюн подозвал к себе лапой лесную деву, и они втроём с лосем устроили совещание, после которого медвежатам было дано специальное задание. Они мотнули лохматыми головами и неторопливо по косолапили назад, путать следы. Когда первый, самый смелый муравей пробрался Карпусу подмышку и приговился со смаком сдобрить её муравьиной кислотой, объявили подъём, и вновь начался бег.
Когда наступили сумерки, люди забрались на спину сохатого, но двужильный Герой не останавливался до глубокой ночи, пока не взошла луна. Однако отдых не получился, из ночного тумана выскочили медвежата разведчики, они принесли дурные вести, а Машка держала в зубах мерзкую тряпку, пропитанную почерневшей кровью.
Как понял хозяин избушки – норушки преследователи были всего в двух верстах от беглецов, и один из них был ранен.
- Давай, убогий, полезай на Героя, - скомандовала Рябинка Карпусу со стоном разминающего поясницу и продирающего глаза после короткого сна.
- Машка, сейчас же выбрось эту гадость, - строго велела дева леса.
- Нет, Маша, - ласково попросил Кот Баюн, - дай-ка тряпочку сюда, милочка, хорошая девочка.
В ласковом голосе Кота звучала нечто глубоко тёмное и злое. Он не спеша, повесил окровавленную тряпку на лосиный рог, сохатый промолчал, но гневно навалил недавно переваренные болотные травы аккуратной горкой. Баюн тем временем ожесточённо копался в кожаной суме собранной им на дорожку кудесником Глуздом. Спустя миг он вылез из мешка, недобро улыбаясь и распушив усы. У него в лапах был зажат длинный прозрачный кристалл горного хрусталя. Кот Баюн неспешно завернул камень в окровавленную тряпицу и что-то тихо промурлыкал. Грубый домотканый холст почернел и осыпался дымными хлопьями, кристалл горного хрусталя в лапах Кота заблистал багровым порфиром цвета венозной крови. Баюн самодовольно хмыкнул и пробормотал что-то вроде: - «настройка произведена». Потом он оглядел спутников, как бы вопрошая немым взором: - «чего ждём, почему стоим?».
Рябинка хлопнула Героя по крупу, цыкнула на медвежат и беглецы снова устремились в путь. Дева леса бежала рядом с лосем, держась за стремя, она бормотала под нос что-то ругательное, плевалась и зачем-то заламывала низкие ветки. Кот Баюн изредка похлопывал лося по рогам, задавая ему направление, а Карпус, болтаясь в седле и засыпая понял, но восторга не испытал: - Кот что-то задумал и дорогу он точно знает. С этим чувством уверенности Карп уснул под мерную иноходь сохатого.
…
Эйт бежал медленней всех охотников племени, сказывалась потеря крови, и долгое отсутствие тренировок по бегу в лесу. Охотники в полсилы топотали сзади, не смея перечить новому племенному вождю поднявшему руку на Верховного Шамана – Толкователя воли духов и предков. Возле вытоптанной полянки с подъеденными рыжиками и кучей лосиного навоза волоты остановились и стали переругиваясь совещаться.
Судя по всему, подлые налётчики, держали путь к Острову Предков. Такого глумливого надругательства волоты простить не могли. Двое самых молодых прытких охотника вызвались побежать наперерез и устроить засаду у моста на Остров. Старшие пристыдили молодость и начали диспут; - как настигнуть подлых пришельцев без потерь. Стремительная смерть Ната и ранение нового вождя, бежать под калёные стрелы подлых людей, волотов не вдохновляла. Посему решили: - гнать добычу по старой традиции, пока не ослабеет, а лучше всего падёт. Рассудив, решили перекусить орехами и сушёным мясом, вздремнуть малость и со свежими силами преследовать ворога дальше,а потом долго и с чувством - убить.
…
Ранним утром Карпус проснулся от того что его не вежливо стащили на землю за воротник.
- Здоров, ты, мужик спать, - Рябинка кулаком ткнула Карпа под ложечку.
- Ты лосю всю спину, до мозолей кровавых сбил, а храпел так, что барсуки и ежи с гадюками раньше времени в норы забились.
Меж тем, ломая осиновый кустарник хмызник, на поляну выкатились медвежата разведчики. По медвежьему докладу стало понятно, враг не отстает, но и не нагоняет, волоты тоже оказались не двужильными.
- Баюн, - не выдержала лесная дева, - а куда мы бежим, Героя, да и нас надолго не хватит! У тебя, вообще есть план отступления? Может, организуем засаду и дадим бой?
Кот оценивающе, так что Рябинка поёжилась, оглядел воительницу и прочее ополчение. Иронично почесал ухо и ответствовал с поучением:
- При всём моём уважении и восхищении,с такими боевыми навыками наше подразделение не продержится и минуты при открытом столкновении с лесным народом. Да и засаду они загодя учуют, раскроют, обойдут с тыла и флангов, возьмут тёпленькими и сожрут, косточек не оставят.
Тебя Рябинка, есть сразу не будут, но думаю, ты об этом горько пожалеешь, плохо у волотов с женским родом, очень плохо.
- Нам надо опередить преследователей, преодолеть взгорье за этой пущей и первыми придти на Остров Мёртвых. А идти будет тяжело, Герой устал, он молодец, у нас ещё фору по лесу взял. Дальше земля будет каменистая, удобная для бега плоскостопым, да и местность ту они знают, как пять своих волосатых пальцев.
- А что это за остров – Остров Мёртвых, - хрипло спросил Карпус.
- Коли первыми добежим, узнаешь, - буркнул Кот, - глядишь, там и острога твоя пригодится, супротив местной нечисти.
Чтобы было легче нести перемётные сумы лосю, и восстановить убывшие силы Баюн велел основательно подъесть съестной припас. Здраво рассудив: - «все, что съедим сами, врагу не достанется!».
Спустя четверть часа, отяжелев от съеденного добра, но бодро глядя в будущее со спины лося, отряд двинулся посолонь чащобы, уходя болотами от преследователей. Спустя час на берег малой дрыгвы высыпал отряд волотов. Обнюхав вражескую стоянку, посовещавшись и слегка подравшись, лесные люди, двинулись в обход трясины. Болот они не любили, а о цели беглецов догадывались. Правда, этот путь был в два раза длиннее, но крепкие волосатые ноги не знали устали.
…
В родной стихии, в болоте, Герой чувствовал себя как бобёр в лесной речушке, Баюн лапы отбил, стуча по рогам и понукая сохатого ускорить шаг. Лось тем временем вошёл в черную от торфа трясину по брюхо и, отталкиваясь длинными ногами, поплыл как ладья, украшенная ветвистой короной рогов. Этим он вызвал недовольство Карпуса, которому болотная вода залила поршни и монотонную ругань Рябинки на лесном языке. Но пуще всего были недовольны медведи, хоть они и прыгали с кочки на кочку, что твои зайцы, но уже через четверть часа промокли по самые уши. К полудню дрыгва стала мельчать, появились многочисленная ольховая марь и мочажины заросшие осокой. Стало заметно суше, пошла мелкая осиновая чапыга и бурые мшары. Карп и Рябинка спустились с натруженной лосиной спины и зарысили рядом. Ещё через версту земля стала каменистой поросшей вереском, багульником и зверобоем, а среди невысоких сосен в изобилии росли маслята и боровики. Молодые медведи и старый лось умудрялись даже набегу перекусывать грибами, чем немало сердили Кота и лесную деву.
Кот решительно щёлкнул когтями по разлапистым рогам Героя, направляя его в сторону лысой сопки, что вздымалась над редким краснолесьем взгорья. Сам холм, формой, напоминал крепкую девичью грудь с набухшим соском, вблизи оказавшимся древним капищем. Менгиры вертикальных каменных плит глубоко вросли в каменистую почву. На них каменным долотом были высечены широкобёдрые Пизы и приапические фаллосы гигантских размеров. Детородные атрибуты были щедро покрашены красной охрой и синей глиной.
- Фу, - сплюнула Рябинка сквозь зубы, - срамотища!
Герой в знак поддержки слов лесной девы навалил горку плохо переваренных грибов. Медвежата, дети природы, воспользовались остановкой, устроили маленькую потасовку и принялись за подосиновики, что своими красными шляпками дополняли фаллическую феерию. Карп же с живым интересом изучал искусство троглодитов, пока не получил крепким кулачком по почкам.
- Ты куда, срамник, таращишься, лучше вон туда посмотри, - сердито проговорила Рябинка и ткнула перстом в сторону синеющего на севере бора.
Там у самой кромки болота, что они преодолели час назад, топталось с десяток волотов. Даже отсюда, с вершины холма, размеры вынюхивающих следы лесных людей впечатляли и бросали в трепет. Меж тем, Кот Баюн достал из мешка Глузда чудо трубку и смотрел в другую сторону. Наконец-то он издал довольное фырканье и ткнул зрительной трубой в сторону Юга:
- Ну, почти добрались, вон она сверкает.
- Что сверкает? – не понял хозяин избушки норушки.
- Это Калина Река Путь Смертных, а на ней и остров где у волотов некрополь стоит.
- А как мы на него попадём?
- А вот до речушки доберёмся там и решим, коли, цел ещё Калинов Мост нам туда. Да и паром какой-то там должен быть, иначе как туда волоты на своё богомолье добираются.
- Ты что, Баюн, - всполошилась Рябинка, - решил на их Великую Скудельницу пробраться!? Так нам точно голов не сносить! Лесные люди нас по всему Миру гонять будут, пока не изловят и на алтаре своём кишки не выпустят и в Навь не отправят!!!
- Ну, коли поймают, - ухмыльнулся Кот в свои пышные усы, но став серьёзней проговорил в сторону: - там портал должен быть действующий, по любому должен быть. Мне, дева, помощь твоя нужна, кроме тебя никто не поможет.
- Что делать, говори.
- Вели медведям натаскать зрелых грибов дождевиков, тех, что спорами уже пылят. И, - Баюн замялся, - э, скажи, тебе не надо нужду малую справить, а?
Кот смущёно почесал ухо, - мне для волхования отвлекающего надо….
- Ну, коли надо, то справим, - строго ответила Рябинка, - только пусть эти, - она кивнула на Героя и Карпуса, - в сторонку отойдут.
Спустя четверть часа над старым капищем, у могучих чресл богини Пизы, поднимался сизый дымок. Кот Баюн, сложил горкой сосновые шишки, сунул внутрь маленький горшочек – колдунок и обложил всё грибами дождевиками. Потом взъерошил шерсть, напрягся и высек длинными усами сноп рыжих искр. Усы затрещали, стали короче, а шишки и грибы заволоклись струйками белого дыма. Кот внимательно посмотрел на содеянное, подул и высыпал в костер содержимое кисета который достал из похудевшей сумы Глузда. Язычки пламени окрасились в зеленый цвет, запахло селёдочным рассолом и кислой капустой.
- Ты, это, давай, справляй, помалу. Да не залей только всё сразу, а я побежал, догоняй.
Рябинка хмыкнула вслед пушистому кошачьему хвосту и стала неторопливо расшнуровывать завязки кожаных кюлот.
…
Взявшие свежий след волоты бежали тяжёлой, размеренной рысью. Так они могли бежать сутки напролёт, но нынче, скверный враг был близок, и можно было только предвкушать всю сладость расправы над ним.
Но тут, в мерзкие струи вражьего духа вошло что-то иное. Столь вожделенное и далёкое. Бежавший впереди Эй – ты молодой охотник по имени Пошёл - ка даже споткнулся и упал на четвереньки. Вслед за ним остановился весь цвет племени истосковавшийся по бабьему духу. Запах, женщины тонкими струями сползал с глинистого холма похожего на грудь с возбуждённым соском. Войны и охотники замерли, пожирая сладостный пьянящий чресла дух плоскими ноздрями. Потом развернулись в сторону древнего капища на лысой сопке и молча, рванули, вверх, что было духа. Эйт ковылял следом, у него опять открылась и кровоточила рана. То ли отвлекающая боль в бедре, то ли связь с богиней Пизой беспокоили помощника Толкователя, всё больше, говорили: - «здесь что-то не так!».
Когда он поднялся к древним менгирам следопыты и охотники племени склонились над невзрачным костерком, от которого шли неукротимые волны волшбы. Колдовство было осязаемо, его тяжкий смрад проникал в глубину сознанья, путал нехитрые простые мысли и чувства лесного народа. Матёрые войны и охотники, впав в экстаз, хватали, друг дружу за косматую грудь и бёдра, рвали клоками шерсть, срамно стонали, хрипели и пускали пузыри слюны. Эйт споткнулся о камень под грудастым образом богини Пизы, острая боль пронзила ногу, развеяв дурман в голове и жар в чреслах. Эй – ты увидел как над тлеющими на углях грибами, в угарном дыму танцует, Херя, демоница вожделения. Её гибкая мускулистая фигурка, багрово блестела растопленным салом на всех мыслимых выпуклостях. Херя, похотливо изгибалась в сизых дымных струях, танцуя и смеясь над бедным, страждущим женских ласк народом волотов.
- А-а, - заревел Эйт, и ударил в центр костра длинным лавром рогатины.
Кострище взметнулось в небо, выше древних камней менгира, чадным пыльным облаком. Земля покачнулась, вздыбилась и взорвалась под плоскими ногами лесного народа, волоты теряя сознание, повалились друг на друга окровавленными снопами.
…
Карпус и Рябинка вздрогнули и разом оглянулись. Над холмом похожим на женскую грудь, из самого каменного соска древнего капища в небо клубами поднимался жирный черный столб дыма.
Кот Баюн, не стал оглядываться, он положил лапу на костистый отросток лосиного рога, что-то промурлыкал и Герой неспешно стал спускаться в долину реки Калины. Воздух пах речной водой и тленом, так пахнут увядшие полевые цветы, долго простоявшие в горшке на погосте. Из-за купины прибрежных зарослей бузины да калины показалась водная гладь одноимённой реки.
Калина текла по узкой глубокой теснине, разрезая древние известковые слои карбона. На каменистом высоком бреге созданный неизвестным гением лесного народа брал начало Калинов Мост. За ним, на юге, как принято, чернел густым ельником Остров Мёртвых.
Свой бег река начинала недалеко от урочища Чёртово Городище, где она, бурным потоком вырывалась из-под спуда земли, разливалась озерцом, напитывалась ручьями и устремляла свой бег на юг. Юг, как известно это сторона Мёртвого Царства, здесь на взгорье волотов Калина проточила своё извилистое русло. Тут среди холмов напоминающих девичьи груди река описывала затейливую петлю, образуя остров с высокими меловыми берегами. Сотни поколений волоты хоронили своих предков на этом острове, и звался он Мёртвый. Сюда приходили Толкователи и Великие Шаманы родов, чтобы общаться с Иными, получать знания и ответы на вопросы, которые не могли объяснить досужим соплеменникам.
Калинов мост был подвешен меж двух берегов на толстых пеньковых канатах намертво привязанных к древним дубам растущих по обе стороны реки Калины. Посреди реки на плёсе были вбиты чёрные от времени стволы лиственницы, служившие мосту промежуточными опорами. Широкий и крепкий настил был набран из лёгких осиновых плах, не боящихся ни дождей, ни гнили. У начала Калинова Моста стояли идолы из морёного дуба в причудливых шляпах с квадратными полями. Их печальные лица густо обросли мхом и лишайником, от этого они казались живыми старцами с нечесаными бородами.
Кот Баюн дал знак лосю остановиться, и спрыгнул с холки Героя, прихватив мешок Глузда. Покопавшись в большой кожаной суме Кот, выудил на свет давешний кристалл горного хрусталя, что горел сейчас как огромный рубин. Поплевал на лапы и аккуратно положил хрусталь на осиновую плаху у самого начала Калинова Моста. Затем вскочил на спину сохатого, и путники осторожно двинулись по зыбкой тверди подвесного моста. Когда они покачивались над самой стремниной из кустов калины и бузины вывалился самый первый окровавленный волот…
…
Чёрная вспышка перед глазами Эйта заставила его покачнуться, но он устоял на своих плоскостопных ногах. Его соплеменники взвыли после взрыва горшка - колдунка зарытого Котом в глубине кострища. Другим волотам досталось много больше; - охотник Пошёл-ка плакал кровавыми слезами лишившись обоих глаз. Ещё один, На-ка, пытался собрать ладонями свои расползающиеся из разорванного брюха кишки. А самому везучему следопыту племени, по имени - Гляди-ка оторвало правую ступню.
Эй – ты, провёл рукой по широкой груди, вырвал пару осколков керамики, застрявших меж рёбер, и отдал приказ: - оставить умирающего и раненых, под присмотром очумевшего, и самого старого следопыта-охотника Ух-ты, остальным продолжить погоню. Пять волотов грозно по косолапили вниз по глинистому холму и почти одновремённо с беглецами достигли Калинова Моста.
Эйт остановился и низко поклонился древним идолам-охранителям моста, как вдруг, неведомая сила подкосила его колени. Он осел, дико озираясь, провёл крепкой ладонью по лицу и голове, оставляя кровавые полосы на щеках и обозначившейся плеши. Перед ним на осиновой плахе горел рубиновым огнём хрустальный кристалл. Магия света перевернула, закрутила сознание волота, Эй - ты протянул руку и взял кристалл в широкую мозолистую ладонь скульптора. Пульсирующий огонь ударил по вздувшимся жилам, ритм камня стал созвучен биению его сердца. Волот медленно поднялся, опираясь на рогатину умершего друга, и вдруг запел. Он пел что-то такое, от чего его спутники распаленные погоней замерли и стали отбивать ритм смертельной песни своими боевыми копьями.
Волот стал медленно кружиться на качающихся осиновых плахах, вращая рогатиной над головой. Из его ран на доски Калинова Моста стала густо капать кровь, образуя пятна и лужицы, от которых к небу пошёл жаркий тяжкий пар. Лезвие древнего копья поймало зайчик закатного солнца, описало восьмёрку и с силой ударило по толстому пеньковому канату. Толстое окостеневшее тело вервия чуть-чуть отщепилось парой другой твёрдых волокон. Но Эйт продолжал петь и наносить удары бронзовым лезвием рогатины. Копьё било как тупой колун, раз за разом, кроша крепи древнего моста как устои мира. Выпавший из рук волота кристалл багрово мерцал в такт этим ударам, словно сердце умирающего, подпрыгивая на осиновой плахе. Соплеменники Эй – ты не вмешивались в разрушение дороги построенной безыменным гением предков, а заунывно пели и отбивали ускоряющийся темп древками копий.
Когда пришельцы-враги достигли конца Калинова Моста, и вступили в некрополь мёртвых, Эйт нанёс крайний удар. Подвесной мост, служивший многим поколениям лесных людей, зашатался, а толстый опорный канат с тонким звуком лопнул. Охранные идолы задрожали, с них посыпался мох и лишайник, казалось, что они в ужасе моргают выпученными глазами. Поющие волоты замерли и перестали отбивать ритм смерти своими рогатинами. Второй канат с треском взорвался, Эйт совсем по-людски, по-бабьи взвизгнул, приходя в себя, и первый пролёт Калинова моста, с хрустом, устремился в пучину реки Калины вслед за падающим телом скульптора.