– Вызывали-с, Анна Петровна?
– Явился, – недовольно произнесла Анна Петровна, едва взглянув на плутоватую физиономию приказчика Андрея. – Я тебя звала сказать, коль увижу тебя еще раз рядом с Ларисой, рассчитаю. Уж я знаю, как Семену Трофимычу сказать, чтоб духу твоего даже не осталось в нашем доме.
– Я со всем почтением-с к Ларисе Семеновне, не подумайте чего плохого-с, Анна Петровна.
– Ишь, глазки-то потупил, бесстыжая твоя рожа. Ступай, я все сказала.
Анна Петровна, гремя большой связкой ключей, заперла кладовку, и все еще тихо бурча себе под нос, проследовала на кухню, где в это время кипела работа. С наступлением устойчивых холодов начиналась лепка пельменей. Груня раскатывала тесто, Дарья вырезала рюмкой кружочки, а все остальные раскладывая на них мясо, проворно защипывали края. Прасковья Даниловна по обыкновению рассказывала разные городские сплетни и истории.
– Говорят, поджигателей домов нашли. Оказывается их целая шайка собралась. Поджигали дома тех кто побогаче, окаянные. Когда у Ереминых конюшня догорала, если бы ветер не поменялся, слава тебе Господи, пресвятая Богородица, матушка Владычица, – Прасковья Даниловна быстро крестила себя белыми от муки пальцами, – не миновать бы и мы погорели.
– Кто же эти поджигатели, маменька?
– Сказывают, что главный у них был откуда-то приезжий, и сам дескать из богатых дворян. Вот уж воистину с жиру бесятся. Креста на них нет! Сколько людей по миру пустили. Лариса, принеси еще муки, я вот здесь присыплю, чтобы пельмени к доске не прилипли.
– Пусть Ирина принесет, ей ближе. И вообще, мне эти ваши пельмени надоели. Лепим и лепим! Сколько еще можно? Все лари уже полные, а мы все лепим.
– Зато, дочка, до конца зимы хватит. Небось, сама любишь пельмени, а как лепить – хнычешь.
– Я, маменька, так как вы жить не буду. Имея столько денег живем, как простые люди. Выйду замуж за богатого чиновника, буду по заграницам ездить и обязательно прислугу иметь. Я не Ирина, я не для такой жизни рождена.
– А вот если не для такой жизни, так и нечего с приказчиком якшаться. Я его наглую рожу насквозь вижу. Спит и видит себя в нашей семье.
– Ах, маменька, что за вздор вы говорите. Я же с ним и говорила-то минутку.
Желая перевести разговор с опасной темы Лариса обратилась к Прасковье Даниловне.
– Бабушка, вы давеча обмолвились о какой-то голубой даме. Расскажите про нее.
Прасковья Даниловна оживилась, она была большой любительницей всяких жутких историй, но слушать ее было одно наказание.
– Вчера я была у Самсонихи, дай думаю зайду к ней на минутку, а что не зайти, коль мимо иду. Сын-то у нее в Москву давно уехал и не пишет, думаю, может какие весточки прислал. Вот ведь хваленый ее сыночек, а матери и словечка отписать не может. А она все: мой Воленька-то и красавец, и уж какой умный, во всем городе такого нет.
Прасковья Даниловна, начиная говорить о своей давней сопернице, начисто забывала о чем до этого хотела сказать. Еще смолоду после какой-то незначительной ссоры они, хоть и не разорвали своих отношений, но во всем старались опередить друг друга. Боже сохрани одной в чем-то выделиться, другая из кожи вон лезла, чтобы затмить ее.
– Бабушка, – перебила ее Лариса, – вы хотели про голубую даму рассказать.
– Хотела, Ларисонька, – встрепенулась Прасковья Даниловна. – Так вот Самсониха и говорит, что видела ее сама лично, клялась, божилась. Только я ей не верю, она после обеду уже запирается на все засовы и из дому не выходит, а голубая дама все больше по ночам встречается.
– Так вы расскажете про нее или про Самсониху все твердить будете, бабушка?
– Расскажу, расскажу. Это давно было, дочка, лет за десять до вашего с Иринушкой рождения. На углу Московской улицы большой двухэтажный красный дом стоит, ну знаете ведь, он не так далеко отсюда. Там в то время наш градоначальник К-в жил, царствие ему небесное, – перекрестившись и, поправив на голове платок, она продолжила. – Он старый уже был, когда его первая жена померла. Недолго он горевал и вскорести женился на молодой. Она, говорят, уж больно хорошенькая была, музыку любила, на фортепианах играла. А уж, как говорят, танцевать любила!
Прасковья Даниловна, оглядела слушающих ее домочадцев, и воодушевленно продолжила свой рассказ.
– Как-то в наш город приехал один молодой богатый горный инженер. И однажды на балу в доме градоначальника, молодая жена несколько раз танцевала с этим инженером. Старый муж-то, ох, какой ревнивый был, догадался, что они понравились друг другу. Еле дождался, когда кончится бал, взял ее под белы рученьки и отвел в подвал. А там его работники уж и стену разобрали, заживо ее бедненькую-то и замуровали. Вот с тех пор ее неприкаянная душа-то и выходит по лестнице в сад в своем голубом платье и, танцует. А иногда, она, якобы, на балкон выходит, и все кто видел ее, говорят, что в это время музыку тихую слышут. Я сама никогда не видела, спаси и сохрани увидеть, боюсь я, – Прасковья Даниловна вновь перекрестилась.
– А я бы не испугалась, – встала из-за стола Лариса, и потягиваясь пошла к рукомойнику. – Хотела бы я на нее посмотреть, – мечтательно произнесла она. – Все! Больше я ваши пельмени лепить не буду, хоть убейте.
– И правда, маменька! – с мольбой в голосе произнесла Ирина. – Ну куда нам столько, все лари уже полные.
– Я и сама уж притомилась, доченька. Это последние. Идите отдыхайте, мы тут сами приберем.
Девушки с облегчением вздохнули и ушли в свои комнаты.
– Говорила я тебе, Лариса, прознает маменька про вас с Андреем, – шепотом заговорила Ирина.
– Ну пока не прознала, просто увидела вчера нас с ним рядом. Коль ты не скажешь ей и не узнает никогда. Ах, Ирина! Он такой душечка! Как обнимет так и сердце того и гляди из груди вон.
– Лариса, смотри кабы чего у вас с ним не вышло, тогда несдобровать тебе.
– Так я же с ним не по-серьезному, а так. Замуж я только за богатого пойду. Скучно мне, вот я с ним и развлекаюсь. А ты смотри, молчи, не то я тебе все космы-то повыдергаю.
Лариса громко зевнула.
– Я пойду к себе вздремну маленько, а ты к чаю меня кликни потом.
Ирина кивнула сестре. На душе у нее было тревожно, она слышала, как ночью Лариса открывала Андрею дверь в свою комнату. Это было уже не в первый раз.
– Господи, спаси и помилуй! Кабы чего не вышло. Господи, не допусти беды, – тихо молилась Ирина. – Шестнадцать лет ведь только ей, глупа еще. А он-то каков! Хитер! На десять лет старше нас, знает, как соблазнить.
Она недолюбливала приказчика, ведь он сначала пытался и к ней клинья подбивать.
– Господи, на тебя уповаю! Не допусти беды!
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/01/22/1860
;