Густо валившийся с неба снег щедро засыпал не только улицы и всё на ней статично расположенное, но и головы тех, кто динамично перемещался по площади. Лёгкий предновогодний пятнадцатиградусный мороз слегка пощипывал кожу бедолаг, оказавшихся в этот день вне стен отапливаемых зданий, а рано темнеющее небо, отлично дополняло предпраздничную атмосферу. В тёмном синем небе, над городским селением, светилось отражение наземного освещения, и особенно выделявшееся среди уличных фонарей и всюду развешанных гирлянд разноцветное блистание новогодней ёлки в центре. В общем, ничего необычного для русской глубинки в преддверии Нового Года…
- Да расступитесь вы, ёк макарёк! – протискивался среди беснующийся на главной городской площади толпы Михаил. Настолько яростно он расталкивал собравшихся здесь «пролетариев», что кого-то чуть с ног не сшибал. – Да чё вы тут столпились, усосы?!
То тут, то там мелькали бородатые рожи рабочих угольной шахты с окраины города, либо же закутанное в шапку-ушанку лицо местного «подхватника» (новая социальная страта, так сказать, дешёвая рабочая сила правительства: раньше, во времена Федерации это было синяки, бомжи и все, кому было хорошо на социальном дне, а теперь… их омыли ледяной водой и сказали «хочешь жить в России – будешь работать и вливаться в средний класс»). Ох, чёрт, и вот это «доблестные революционеры», столпившиеся здесь в этот послерабочий час!?
Михаил кое-как вырвался к знаменоносцам, размахивающим красными тряпками, стоящих у бочек и ящиков, поставленных рядом в качестве опор, а значит, было уже близко к освобождению. Последний рывок и… да! Он буквально вынырнул из густой человеческой массы, оставив позади весь этот балаган.
Оперившись на колени, он слегка отдышался и перевёл дыхание. Затем, развернулся и оглядел задымлённую и завешанную тряпками, переполненную толпой, городскую парадную площадь. За толпой виднелась сверкающая новогодняя ёлка, горделиво возвышавшаяся над ними всеми. – Бедняжка, стоит там, среди шелупни этой бунтовской.
- Горожанин, стойте, где стоите. – Отгремел мужской бас.
Михаил поднял голову и наткнулся на усатое выражение жандарма в окружении нескольких полицейских, закованных в лёгкие латы, сверкающие новенькими «АКСУ-27» в руках. – Я эт, мужики, не с ними, просто в администрации засиделся, а вышел… и вот так вот.
- Разберёмся при арестах.
- Слушайте, офицер, вы на мне видите красную ленточку!? – Михаил поднялся в полный рост и хлопнул себя по груди кулаком.
Жандарм глянул на толпу позади Михаила, как-бы сравнивая их, затем оглянулся назад (видимо проверяя, нет кого старшего позади) и быстро фыркнул – так, чтобы ноги унёс за полминуты с площади, пшёл!
- Так точно! – Михаил «зиганул» в шутку (зная, что при нынешней власти ему никто ничего за такое не предъявит) и полубегом помчался прочь от гудящего человеческого скопления.
Черканув спичкой по коробчёнке, жандарм задымил сигару. – Ну что, мужики, по ходу дела, нам с вами до самого тридцать первого числа разбираться с этой ситуацией.
- Да, дело говорите, ваше благородие, не видать нам водочки царской на празднество. Не видать и огурцов малосольных.
- Что ни говори, при Федерации не было такого…
- Ничего. Империум – государство молодое, погудит обсосня, типа этих – полицейский кивнул на митингующих на площади – и засохнет. А мы уж цвести будем.
- Дай Боже, дай Боже.
Михаил, сваливши с площади, направился в горячо любимое место – бар «Ирландец». Там он часто бывал, с самого его открытия девять лет назад, когда он сам только-только перебрался в здешние места.
Снег ровным слоем лёг на асфальтированную дорогу улицы, а благодаря шумихе в центре, был не тревожим чужими шагами, и преспокойно наваливался слоем на слой, добавляя утренней работы Департаменту благоустройства, ответственного за уборку улицы.
Подходя к бару, Михаил тревожно пригляделся к лавочке по другую сторону улицы, слабо освещаемой почти потухшим фонарём. На ней, в полулежащем положении расселся кто-то. На секунду, это показалось подозрительно и страшновато… но потом стало видно, что это уже накидавшийся где-то «подхватник», с бутылкой дешёвого портвейна в бумажном пакете в левой лапе. Тот уже, казалось, дремал. – Ещё один «отшибленный». – Пронеслось в мыслях. (Отшибленными звали тех «подхватников», которые, попав в руки соответствующих гос. структур заявляли «мы будем жить в России, и пить столько, сколько хотим!»… зря они так. Им делали лоботомию после таких слов, давали паспортную книжку с вымышленными данными, и пускали в «патронник» - то бишь в зомбоподобный пролетариат).
Тот внезапно дёрнулся, и проснулся, видать почувствовав чей-то взгляд на себе. – С наступающщииим теебяяя! – Кинул он Михаилу через улицу и поднял бутыль, типа «тост за твоё здравие!».
- И тебя также! – кинул Михаил, и дёрнул к двери в питейное заведение.
Вот те на! Заведение, обычно полное народу в пятницу, конец рабочего дня, было почти пустым. Атмосферу тёплой ирландской таверны, отделанной досками по стенам и увешанной национальной ирландской атрибутикой, разбавляли только несколько молодых людей (судя по всему, студентов местного технического ВУЗа) тусовавших за столиками у окна слева, да пара зевак тянувших пиво за тихим разговором, справа. На втором этаже, за столиками для трапезы, сразу было видно, никто не сидел.
Кинув одежду на вешалку, Михаил резво проследовал к стулу у барной стойки.
- Здрав буд, рус. Чего изволиш? – оживился бармен.
- И тебе не хворать Блэт, мне как обычно.
- Стопка «Джэка»?
- Именно.
Монгол, устроившийся работать в бар, резво пошёл осуществлять желание постоянного клиента.
«Эхх, помню я, работал тут лет шесть к ряду Роджер, приезжий бриташка, отменно готовивший коктейли и весело убалтывающий посетителей. Мы с ним даже подружились» – стало наплывать на Михаила. И сразу на душе стало грустно… паршиво, что любимые места, где осел и привык ко всему, где всё стало домашним, что люди, которых знаешь столько долго и уже относишься к ним, как к семье, рано или поздно исчезают из жизни. – «Так мне этот британец в душу впал, а теперь он на родину вернулся».
Но, с другой стороны своей личности, он радовался, что завтра-послезавтра, тоже свалит из места, где прожил порядка девяти лет. Что делать будет? Ну… вернётся в родной город – в Томск. Благо, спустя столько лет, наконец, помирился с родителями. Чем заниматься будет, где работу найдёт, помимо шахты? Ну… мало ли. Денег, что хорошо, пока было немало в запасе, так что бедствовать не будет. А если к родителям на время заселится, то всё будет вообще шикарно. Может быть…
- Прошу. – Перед уставшим работягой стояла стопка Джэка Дэниелса.
- Ну, за наступающий Новый Год. – Михаил одним махом убил порцию алкоголя и ударил донышком рюмки о поверхность барной стойки.
- Не расскажеш, шо на улице творится?
Михаил устало поднял взгляд на Блэта. – Что-что? Взбунтовались там пролетарии местные… - на ум сразу пришла знаменитая, ставшая культовой за прошедшее поколение, а что самое главное, «окрылённая», фраза, из знаменитого советского фильма 1989 года – петухи закукарекали, заместо Авроры.
- А полисия, жандармэрия, што делают? Куда глядят?
- Куда глядят, куда глядят… - Михаил подвинул стопку бармену, типо «налей» - …стоят в оцеплении, сигары дымят, автоматами сверкают.
Стопка наполнилась «догоном», и Михаил быстро её сцапал.
- И нишего больше не делают?
- Ну как ничего? Делают. Пинают…
- Кого пинают!? – Блэт удивлённо поднял правую часть густой моноброви.
Михаил немного «залип», глядя в наполненную рюмку, и созерцая, как золотистые отблески плавают в ореховом цвете вискаря, демонстрируя интересный миниатюрный калейдоскоп. – Балду! – Горючее мгновенно влилось в душу клиенту стойки.
За окнами послышался глухой, но чётко различимый рёв двигателей… по улицам, похоже, гордо ехали БТР, и скорее всего, с ними рядом двигались взводы нацгвардии – «Дружинников».
- Ну всё, докукарекались, петухи. Кавалерия пожаловала.
- Военная полисия?
- Она родимая. Из местного расположения, от уездного града прислали. Сейчас полетят головы. Я слыхал, что сам генерал Боровков, приехал с проверкой на днях, в расположение их. И видимо, будет с этим бунтом лично разбираться. Не завидую им…
В бар кто-то резко вбежал. – Шухер, пацаны. На хвост сели! – судя по голосу, это был Фаим Самир. Он быстро хлопнул входной дверью, стараясь не пускать зимний ветер в тёплое помещение и принялся жадно глотать воздух.
Михайло развернулся, и убедился, что это и есть, тот самый обезумевший поляк. Тот самый, который давеча получил двое суток в обезьяннике, за то, что напялил уродливую маску какого-то чудища лесного, и до смерти перепугал несколько человек, гулявших по вечерним улицам. (Один человек, вроде как, чуть не схватил инфаркт, другой, в буквальном смысле обосрался). По его словам, сделано это было ради «лулзов».
- Ну привет, пранкер хренов. Как там дела у параши?
- Спроси у своей мамаши.
- Толсто Фаим, толсто.
- Прям как твой батя.
- Ну-ну. – Михаил двинул стопку Блэту, типо «добавки».
Отдышавшись, Фаим нагло кинул одежду на незанятый столик, слева от входа, и двинулся к барной стойке. Пожал клешню Михаилу, кинул зигу Блэту и попросил стаканчик горилки.
- Чё за канитель в центре? – сразу же вклинился разговор «откинувшийся».
- Да вот, армия к тебе в обезьянник собралась, всей толпой.
- А если нормально?
- А если нормально… – Михаил опрокинул стопку – …а если нормально, то пролетарии всех стран соединиться пытаются.
- Ясно короче. Значит ты всё же уезжаешь?
- Да…
- А оно тебе надо, Миха?
- Да… - тот почесал затылок - …не знаю даже. Может и не надо.
С улицы послышались приглушённые крики, а по стенам стала проходить лёгкая дрожь, так, что даже посуда в баре слегка зазвенела.
- Блэт, мне кажется, что стоит закрыть на полчаса заведение. Если не хочешь, чтобы его разнесли.
Тот на секунду задумался, и прикинув всё, решил всё же последовать совету, выдвинувшись в сторону входной двери.
- Оставайся ты, машонка слоновья, к родителям и в гости можно ездить. А тут… романтика… - Фаим демонстративно втянул воздух ноздрями - …север, воздух свежий, нефть пока не законсервировали, будет регион кормить. Давай.
Михаил прислушался к его словам, и стал раздумывать, может и вправду, сдать билет на завтрашний вечерний поезд и остаться в новой маленькой родине?
Дверные замки защёлкали и заведение медленно стало превращаться в бункер, так как, уже через десять секунд, с обратной стороны двери послышались многочисленные, пусть и приглушённые удары. Это были разъярённые бунтари, желавшие спрятаться от сил правопорядка в баре. Но Блэт уже «закрыл» заведение, и напряжённо прислушиваясь к ударам в дверь, впадал в замешательство.
- Может быть, ты и прав, усатый говноед. – Михаил взял заново налитую стопку. Глянув на входную дверь, служившую им теперь настоящим ангелом-спасителем, он призадумался. Может ему и тут хорошо? Зарплата пока нормальная, жить есть где, поговорить с кем-то в принципе тоже можно. Ведь если пара знакомых и уехали, то некоторые друзья, или хотя бы знакомые всё же ещё здесь. – Ааа, хрен с тобой, будем!
- Будем! – Фаим и Михаил стукнулись ёмкостями с алкоголем и осушили их, занюхав рукавом и требуя внимания бармена к пустым стаканам.